– Ты это о чем?
– Соорудите помост, поклонитесь мне как учителю, вручите меч и дозвольте вести дела по своему разумению с правом казнить и миловать, да не подгоняйте.
– Помост сколотить несложно, не грех и поклониться, и меч вручить, и дать волю судьбами распоряжаться, а вот не торопить трудновато.
– Что так?
– Император установил срок, и не в нашей власти своевольничать.
– Каков же сей срок?
– Сто дней.
– Дак ведь впереди куча времени!
– Сорок дней уж минуло.
– А шестьдесят осталось. Столько и не понадобится!
– Добро, коли так.
Министр Ван приказал было всё подготовить для церемонии, но вмешался министр Ма:
– Допрежь следует оповестить государя, так-то оно надежнее.
– Господин Ма прав, – согласился Саньбао. – Завтра доложу императору, а уж тогда и помост построим, и поклоны отобьем.
Саньбао приступил к расспросам – как зовут горшечника, откуда родом.
– Я из области в Шаньдуне. Ни имени своего, ни фамилии не знаю. С детства навострился чинить да лудить, потому меня и прозвали Лудильщик – Динцзяо, а когда мне на плечи повесили тыкву, как у путешествующих даосских святых, все стали кричать мне вслед: Тыква-Лудильщик – Хулу Динцзяо.
– Ладно, будем звать тебя просто Ху Динцзяо[249], – порешил командующий. Он поднялся, приказав чиновникам оказать этому человеку гостеприимство.
Как сказано в песне:
И облака, и луна так холодны и бесстрастны!
В мире подлунном покой – праведный Ху, среди нас ты.
В нирвану он погружен, над миром парит человечьим,
Но, как Земля и Небо, он постоянен и вечен.
На запад пойдут корабли – путь их далек и труден,
Ху мастерит якоря – с нами удача пребудет.
Сказывают, что назавтра с зарей трое почтенных инспекторов отправились на аудиенцию к государю. Первым доложил евнух Саньбао:
– Я, ваш раб, по высочайшему повелению посетил якорную мастерскую, дабы проследить за отливкой якорей. Надобны якоря небывалой величины, обычному смертному не справиться. Вечор повстречался мне некий человек родом из уезда Пэнлай[250], по фамилии Ху, а по имени Динцзяо. Он бахвалится, что искусен в выделке якорей и в назначенный срок выполнит работу. Я, ваш верный слуга, не осмелился самолично распорядиться. Бью челом, прошу пожаловать тому мастеру императорскую грамоту и драгоценный меч, дабы смог он с этими полномочиями приступить к делу. Буде дождемся успешного окончания работ, уведомим Ваше Величество особо для принятия окончательного решения.
Императорский указ гласил: «Вручить грамоту, пожаловать меч». Саньбао почтительно принял и то, и другое, сел в паланкин и отбыл в якорную мастерскую. Оба министра уже дожидались там. Трое инспекторов, приветствовав друг друга, расселись по ранжиру и немедля приказали построить помост, приготовить пару золотых цветов[251], по четыре куска шелка и атласа, а еще принести по паре свиней и жертвенных баранов, две сотни пампушек и два чана вина. Затем пригласили Ху Динцзяо и предложили тому взойти на помост. Трое вельмож поклонились ему как учителю, вручили высочайший указ, меч и разнообразные подарки. Ху Динцзяо принял грамоту и меч, а цветы и подарки раздал мастеровым. Те поклонились: «Сему горшечнику сподручно осилить любое дело!»
Сказывают, что инспектора вернулись в столицу, наказав местным чиновникам оказывать Ху всяческое содействие. Еще не смолкли их голоса, как Лудильщик взял в одну руку императорский указ, в другую меч, уселся на помост, велел мастерам приблизиться и опуститься пред ним на колени – мастеровые повиновались, а он молвил:
– Солдат подчиняется приказу с печатью, генерал – тигровой бирке. Ноне мне дарованы большие полномочия, а потому вы, мастеровые, следуйте моим указаниям.
– Приказывай! – откликнулись те.
Ху Динцзяо продолжал:
– Не стану давать непосильных поручений. Но ежели повелю отправиться в путь, все должны тронуться с места, прикажу остановиться – всем стоять, в какую сторону прикажу повернуть, туда и шагайте. Ослушников буду казнить по законам войны. Вот сим мечом!
Мастеровые решили, что правила вроде немудреные, и одобрительно загудели. Ху, довольный, кивнул, спустился с помоста, вышел за ворота и окинул приметливым взором горы, воды и земли окрест. Вернувшись, потребовал вина, мяса, пампушек – чиновники повиновались. Пир продолжался целую ночь.
Поутру Ху поднялся на рассвете и, не умывшись, не причесавшись, не поев, приказал мастеровым принести пятьсот тростниковых циновок и расстелить их на отмели. Циновки немедля были доставлены. Мастер отмерил шагами расстояние и повелел соорудить из тех циновок навес, открытый со всех сторон. По завершении работ он уселся в центре под навесом, прикрепил императорскую грамоту, повесил меч и засим повелел мастеровым плотно завесить его снаружи циновками. А еще запретил подходить к нему ближе чем на сто шагов, шуметь, окликать его либо подслушивать. Мастеровые не посмели перечить тому, кто владел императорским указом и мечом. Никто не ведал, чем он занимается там внутри. Когда прибыли почтенные инспекторы проследить за ходом работ, и они не решились обеспокоить Ху. Мастеровые тем временем что-то заколачивали, отливали железо – никто не сидел без дела.
Дни бежали один за другим, незаметно пролетела неделя. Месяц на небе стал тонким, как серп, – прошла еще неделя. Тут мастеровые забеспокоились. Одни говорили – сидит, мозгами раскидывает, другие намекали, что он обманул господ и потихоньку скрылся, как золотая цикада, что сбрасывает оболочку. Некоторые утверждали, что он там просто дрыхнет. Только трое вельмож догадывались, что святой старец занят делом, и приказали не беспокоить его. К концу второй недели Ху Динцзяо руками и ногами принялся разбрасывать тростниковые циновки и кликнул работников помочь разобрать навес. Множество рук мгновенно всё исполнили, осталась лишь одна циновка – та, что посредине. Ху указал на нее со словами:
– Здесь в центре грамота и меч, не сдвигайте циновку.
Все подчинились. Ху начертил вокруг семижды семь – сорок девять кругов, по форме похожих на круглые жернова, и приказал мастеровым в каждом круге установить печь. Это были не какие-то там печурки: всякая – почти десять чжан в обхвате, около 2,4 чжана высотой. В каждой печи в соответствии с расположением сторон света по триграммам и гексаграммам «Ицзина» оставили небольшие отверстия для притока воздуха, а напротив гексаграммы, означающей «радость», соорудили небольшой помост и установили на нем чиновничье кресло.
Выбрали благоприятное время для начала работ – полдень следующего дня. Лавочникам приказано было доставить железо, мастеровым – уголь и заложить в достатке то и другое в печи, сколько бы ни понадобилось. Назавтра к полудню железо и уголь были доставлены. Ху Динцзяо пригласил трех вельмож. Принесли в жертву свинью и барана, расставили чай и вино, сожгли ритуальные бумажные деньги, после чего развели в печах огонь и приступили к работе. Стоило инспекторам отбыть, как Ху Динцзяо взошел на помост, подул-пошептал что-то в отверстия на месте триграмм, помахал руками, глядь – из печных дверок вырвались ветер и пламя, кои яростно боролись меж собой: то огонь одолевал ветер, то ветер раздувал огонь. И уже невозможно было различить, день ли, ночь ли стоит – всё было озарено ярким светом. Камышовый остров, сплошь покрытый – семижды по семь – сорока девятью громадными печами, превратился в огнедышащую гору.
Незаметно пробежала неделя, а вдогон еще одна. К концу второй недели на несколько десятков ли вокруг островка не то сказать, что трава засохла, – камни потрескались, а земля раскалилась докрасна так, что по ней ни ногой не ступить, ни птице не пролететь. Ху Динцзяо понял, что процесс внутри печей завершен. Спустился с помоста и предстал пред инспекторами. Саньбао вежливо поинтересовался, как продвигается отливка якорей, и Ху доложил, что якоря готовы. Саньбао подивился, где же они. Ху Динцзяо в ответ:
– Якоря в земле.
Тогда командующий повелел:
– Коли так, пошлите людей поскорей достать их и представить нам.
Лудильщик пояснил, что якоря не остыли и вытаскивать их рано.
– Когда же настанет нужный час?
– Нынче поздно вечером прольется дождь, небо прояснится только ночью. А завтра с утречка доложу об исполнении приказа.
Ожидание не давало покоя Саньбао, он с нетерпением ждал темноты, а затем – рассвета. И верно – с вечера хлынул дождь, ночью небо очистилось, и вот наступило долгожданное утро. Ху Динцзяо пригласил почтеннейших вельмож взглянуть на якоря. Земля на острове всё еще жгла ноги. Ху приблизился к лежавшей в центре циновке – под ней были скрыты не тронутые пламенем императорский меч и грамота. Изумленные инспектора только покачали головами. Сказывают, что тогда-то Ху Динцзяо и приказал: «А ну, работяги, тащите лопаты!» И пошло – только и слышен звон да лязг, только и видно, как землю копают да совками в корзины скидывают. Наконец в глубине ямы показались якоря. Господа возликовали. А Ху Динцзяо возгласил:
– Дозвольте обратиться, почтеннейшие! Возвращаю указ и меч. Якорей сих хватит на всю флотилию. Сколько есть кораблей – на каждом установите по нескольку, да только ни сейчас, ни впредь не пытайтесь их исчислить.
Саньбао удивился:
– Как так, не считать?!
Не отвечая, мастер Ху исчез. Инспектора были ошеломлены. И в сей миг стража у ворот доложила о прибытии Небесного наставника. Вельможи, преодолевая оторопь, с церемонным приветствием вышли ему навстречу. Наставник Чжан пожелал узнать, как идет выплавка якорей.
Саньбао подробнейше поведал о появлении Ху Динцзяо и всех событиях, с ним связанных.
– Так вот оно что! – воскликнул даосский патриарх.
Вельможи поинтересовались, знает ли почтенный Чжан этого человека, и тот пояснил: