[444], неужто пощадим ускользнувшую из сети рыбу? – вмешался господин Ван.
– Это, пожалуй, слишком жестоко!
– А как быть с тем, что князь Явы в прошлом без всяких на то оснований уничтожил нашего посланника, да еще сто семьдесят человек его свиты? Это похуже дикости необъезженного коня, это ли не заносчивость и неуважение к Китаю! Ежели нынче мы с вами не продемонстрируем нашу мощь, то замараем доброе имя императорского двора и тем побудим чужеземцев зариться на наши владения. Нижайше прошу главнокомандующего хорошенько обдумать сказанное!
Саньбао приказал немедля вывести пленных за ворота и казнить.
Тем временем Яо доложил владыке о поражении, гибели войска и о том, что собственными силами им не одолеть флотилию.
Яо предложил отправиться за подкреплением в соседние государства – неважно куда, хоть на Бони[445], хоть на Тимор, хоть в Сукадану или Палембанг.
– Но это всё малые страны, – засомневался правитель. – Из них Палембанг, пожалуй, более всех подходит. Беда в том, что мы никогда не выказывали им никакой милости – боюсь, сейчас они не захотят нам посодействовать.
– Я растолкую, как легко им разделить нашу участь; как говорится, отрежут губы – замерзнут зубы.
С тем король и отправил его в путь-дорогу.
Отважный Яо, не мешкая, вскочил на коня – с ним лишь его язык острый да длинный, кого хочешь заговорит, да и острый трезубец языку под стать. Безостановочно мчался он днем и ночью, наскоро утолял голод и жажду, преодолевал горы и пересекал реки, спал, закутавшись в свет луны и звезд. Так скакал он более трех суток, пока не добрался до подножья горы, где увидел каменную стелу с надписью «Первая застава Горы двух волков»[446].
Яо встревожился: «Ох, места гористые, глухие. Коли недобрый человек встретится, еще полбеды, а ежели какая нечисть выскочит, плохо придется». Только успел подумать, как из горного ущелья донеслась дробь местных барабанов, обтянутых крокодиловой кожей, показались два расшитых шелком знамени, и дорогу преградил горный разбойник верхом на коне, да еще затребовал доложить, кто таков, какого роду-племени. Яо про себя разозлился: «Преисполненный праведного гнева, я отправился искать воинское подкрепление, а тут какая-то деревенщина, даосский служка, неспособный постичь великой цели, смеет преграждать мне дорогу! Делать нечего, придется его схватить да проучить трезубцем, пусть покряхтит!» Приглядевшись, он разглядел, что всадник – женщина, и заорал:
– Убить тебя мало, баба дрянная! Ты кто такая, чтобы встать на моем пути?
А в ответ услыхал:
– Я головой небо подпираю, ногами землю попираю! Второй такой не сыщешь, я – лучшая атаманша горных разбойников сего укрепленного пункта. Ты-то откуда взялся? Плати откуп за дорогу, тогда и пропущу.
Яо, как положено, представился, но атаманша заявила:
– Что с того, что ты военачальник с Явы и ищешь подмогу, дабы покарать неприятеля! Да будь ты хоть владыка Явы, всё одно – гони три тыщи лян золотом.
– Ты это всерьез? – встрепенулся Яо.
А атаманша в ответ:
– А ты как думал? Чем живешь, с того и жуешь.
– Ну ежели так, то мой трезубец скорехонько научит тебя уму-разуму! – рявкнул Яо и занес оружие над головой разбойницы.
Атаманша призадумалась: «Ладно еще я, девица, нынче командую шайкой головорезов, а что ждет меня в будущем?! Господин сей выглядит внушительно, держится с достоинством, взор ясный. Кабы заполучить такого молодца, сплелись бы, как два дерева ветвями, связали бы наши сердца, что узел на пояске, – то-то славно! Одначе, хоть он и назвался военачальником, надо допрежь всего испытать его ратное уменье, тогда и решу». И дева громко крикнула:
– Ты бахвалишься своим трезубцем – а не желаешь ли испробовать моих парных летающих ножей?
Она выхватила оружие, и началась битва в горном ущелье – трезубец отражает ножи, ножи отбивают трезубец. Яо был поражен ее мастерством: «С виду танцорка, а ножи летают, как метеоры». Не об этом ли сложены стихи?[447]
Так в оны дни разбойница красу явила
И танцами с мечом всех поразила.
Там толпы зрителей бледны от изумленья,
Земля и небо – всё пришло в движенье.
Девица меж тем удостоверилась, что противник – воин выдающийся, трезубцем владеет отменно: «Наверняка известный военачальник стран Западного океана». Но всё же решила подвергнуть его испытанию потрудней. Она взмахнула ножами и резко развернула коня. Яо помчался следом с криком: «Куда, подлая разбойница?» Оба всадника стремительно летели по узкой тропе. Девица обернулась и, удостоверившись, что Яо нагоняет, пробормотала какие-то заклинания, указала пальцем на небо – небо нахмурилось, указала на землю – всё вокруг потемнело, солнечный свет померк. Яо ничего не различал на расстоянии вытянутой руки, не мог определить, где юг, где север. Пришлось остановить коня, опустить трезубец и выжидать. А дева всё видела ясно и, подъехав к воину, резким движением сдернула того с коня, а затем столь же сильным рывком закинула на своего скакуна. Яо безвольно подчинился, а его одинокий конь повернул назад. Поистине: ловкостью рук воина в латах поймал, умный коняга без седока ускакал.
Вернувшись к стоянке в ущелье, атаманша сбросила Яо на землю у высокого шатра из бычьей кожи. Сбежалась вся шайка; они крепко-накрепко связали пленника и потащили к шатру, но дева скорехонько самолично развязала путы, пригласила Яо в шатер и стала почтительно кланяться, приговаривая: «Ах, что я наделала, не отличила добра от зла, проявила непочтительность к столь важной особе, прошу простить». Что же, с древности говорится: нельзя не ответить любезностью на любезность. А еще сказано: под низкой стрехой проходить – приходится шею склонить. Дева попросила Яо рассказать о себе, и он признался, куда и зачем направляется, а затем и сам дерзнул спросить, как ее звать-величать и чем она тут занимается. Та поведала:
– Происхожу я из рода Ван, к несчастью, родители рано умерли. С детских лет увлеклась ратным делом. Долго скиталась по военным гарнизонам, встретила удивительных людей, они и передали мне тайны белой магии – чудеса превращений, проникновения в загробный мир. Нет таких секретов, коими я бы не овладела, за что меня прозвали Ван-чудотворица.
Яо подивился, как при таких талантах она дала себя вовлечь в компанию низких людей. Дева отвечала:
– Я обычная женщина, вовсе не собираюсь всю жизнь заниматься разбоем. Рассчитываю встретить достойного мужа – выдающегося человека, образованного и прекрасно владеющего воинским искусством. Генерал, вы именно таков, и я, скромная женщина, возлагаю на вас большие надежды. Ежели не погнушаетесь мной, не сочтете уродиной, я готова разделить с вами ложе и вкусить супружеские радости.
Яо поначалу отнекивался:
– Государство в опасности, нет времени поесть-поспать. Какое право я имею задерживаться и заводить шашни?
Ван-чудотворица принялась его убеждать, что ежели они поженятся, то вся ответственность за спасение государства ляжет на нее.
– Как так? – недоумевал Яо.
– Так ведь коли я стану супругой, значит, меня касаются и дела вашего государства, и поиск военной помощи. Господин, вы меня недооцениваете, считаете просто разбойницей с большой дороги! Вы отправились за подмогой к соседям, так ведь сие вовсе не означает, что они готовы прислать к вам военачальника, а коли и согласятся, то, вполне возможно, он не обладает воинской доблестью, равной моей. Подумайте хорошенько!
Яо собственными глазами убедился в магическом искусстве девы, так что, послушав ее героические речи, решился: «Такая воительница и вправду может заставить армию Южной династии отступить. Пожалуй, это лучше, чем обращаться к другой стране, неизвестно еще, как всё обернется. Надобно использовать замысел противника к своей выгоде». Вслух он молвил:
– Коли дева полюбила меня, недостойного, осмелюсь ли я перечить?
Дева приказала разбойникам забить коров и коней и приготовить пирушку. Но помыслы Яо были заняты спасением своей страны – откуда взяться похотливым желаниям! Он торопился вернуться. Тогда Ван-чудотворица приказала поджечь свой прекрасный шатер, после чего раздала сотоварищам всё накопленное промыслом на горной дороге, а затем – жена вслед за мужем – вскочила на коня, и оба помчались обратно к Яве.
Сказывают, что после отъезда военачальника король Явы жил в постоянной тревоге. Что ни день, он с надеждой обращал взор на дворцовые врата. И когда Яо, наконец, вернулся, да еще с новоиспеченной супругой-воительницей, радости короля не было границ.
Девица Ван расписала правителю свои воинские и магические таланты и пообещала: «Что до воинов Южной династии, да я с ними одной рукой справлюсь, это не тяжелее, чем поднять горчичное зернышко». И вот уже супруги вместе с отрядом помчались в Сурабаю, выкрикивая на ходу: «Где тут военачальники Южной династии? Выходите на поле брани!»
Адмирал Саньбао бросил клич: «Кто осмелится вступить в бой и поймать чужестранку?» Не успел договорить – перед шатром появился командир: голова вытянута – он словно божественный буддийский полководец Кумбхира, глаза, как у спутника богини-покровительницы Мацзу, «видят на тысячу ли», а татуировка – как у какого-нибудь даоса[448]. Он восседал на белоснежном скакуне, в руках алебарда с расписным древком – это был Чжэн Тан, командир личной охраны из ставки командующего. Смело поскакал он на поле боя, видит – в стане противника развевается расшитый разноцветными шелковыми нитями флаг, а навстречу выезжает дева-воительница. Она представилась супругой военачальника государства Ява и стала разглядывать неприятеля:
Парень холостой так и рвется в бой,