Сказывают, что с наступлением полуночи Праматерь повелела деве возглавить отряд воинов и позаботиться о том, чтобы китайцы из сухопутного лагеря не смогли прийти на помощь бойцам морского охранения. Яо Осушающему Море с его отрядом было поручено разместиться на джонках и окружить корабли берегового заграждения, не давая возможности китайским морякам спастись в сухопутном лагере. Сама же Праматерь на багряном облаке помчалась к морю и стала кидать в воду подряд все волшебные талисманы – огненные стрелы, копья, огненные диски, огненных коней, огненных драконов и кур. Ждала, ждала и видит:
Перл-башенка лежит на водах,
И лунный серп дрожит в осенних волнах,
Эскизом облако – горит парчой,
Луна над мелией – этюд ночной[468].
«Чудеса, да и только! – подивилась Праматерь. – Раньше стоило бросить талисманы в море, вода тотчас вскипала, а нынче наоборот, становится всё спокойней и прозрачней!» Откуда ей знать, что страж буддийской веры Вэй-то не торопясь подбирает все ее талисманы, да еще тьма ледяных драконов выполняет свою работу. Праматерь разъярилась: «Ну что же, эдак не получилось, попробуем по-другому! Я убью этого даоса и утолю свою ненависть». Но когда она вернулась на поле битвы, то не обнаружила там ни даоса, ни послушников, ни бамбуковой клетки.
Праматерь просто взбеленилась – вскочила на огненную колесницу, помчалась к лагерю Южной династии и потребовала вернуть ей клетку-талисман:
– Знаю, что даос – коровий нос сидел в ловушке, он не мог утащить мои талисманы, их наверняка похитил тыквоголовый буддийский монах. Пусть выкажет почтение, вернет корзинку-талисман, и уладим дело миром. А осмелится не повиноваться, спалю корабли, все до единого обращу в пепел!
Услыхав ее угрозы, Небесный наставник стал настаивать на своем долге рассчитаться с бесовкой, ибо всё произошло из-за того, что это он затруднил Государева советника просьбой убрать клетку и освободить монахов. Одначе Государев советник не согласился:
– Повремените, Небесный наставник! Издревле вашим даосским мыслителем Лао-цзы сказано: мягкое способно победить твердое, слабое побеждает сильное. Праматерь не в меру вспыльчива, оттого ей и недоступны высшие достижения человека, ставшего на путь самосовершенствования. Не стоит ей уподобляться.
Прихватив клетку-ловушку, Государев советник отправился на встречу с Огнедышащей.
Завидев Бифэна, Праматерь окликнула его:
– Ты буддист, я исповедую сокровенное даосское учение. Поступки каждого определяются его устремлениями, каждый считает свои действия верными. Зачем ты ночью сорвал мою клетку-талисман?
Бифэн смиренно сложил ладони в монашеском поклоне:
– Моя вина!
– Ты намеренно нанес оскорбление даосскому учению! – продолжала возмущаться Праматерь.
– Ну и ну! Да я не желал ничего иного, как освободить заключенных в ней даосских монахов. Уместно ли говорить об оскорблении?
– Коли так, собираешься ли ты вернуть талисман?
– Мы, буддисты, не отнимаем чужого – на что мне твой талисман?
– Так где же он?
– Вот он, у меня в руках. Однако затрудню Праматерь просьбой увещевать местного короля свернуть военные действия и вручить командующему флотилией испрошенные грамоты. Не лучше ли прекратить побоище, не калечить людей и не тратить более казенные деньги?
С этими словами Бифэн подбросил ввысь корзинку-талисман, Праматерь протянула руку и схватила свою драгоценность.
Однако, завладев волшебной корзинкой, Огнедышащая решила заполучить и голову буддиста и стала швырять в него поочередно все свои огненные талисманы.
Бифэн неспешно открыл рот, смачно сплюнул в северном направлении – и вот уже свинцовые тучи затянули небо, разверзлись небесные хляби, огонь погас, пепел рассеялся, дым исчез. Поняв, что сладить с таким противником нелегко, Праматерь рассвирепела и метнула укрощающий демонов меч прямо в лицо буддисту. Цзинь Бифэн неторопливо достал из рукава и подбросил в воздух патру. Праматерь ничего не заметила и не приняла мер предосторожности. Патра перекувырнулась и, превратившись в огромный латунный таз, накрыла собой Огнедышащую, опрокинув ее наземь. Не в силах выбраться, та запаниковала и стала молить буддиста о пощаде, взывая к чувству сострадания и заботы о ближних. Цзинь Бифэн почувствовал жалость, но всё же подумал: «Хоть не монашеское это дело – лишать человека свободы, однако мнится мне, что сто дней страданий для сего существа еще не истекли[469]. Пусть посидит-подумает, умерит свой пыл и выбросит из головы коварные помыслы». И Государев советник преспокойно вернулся в ставку.
А Праматерь внутри патры зовет-кричит, плачет-стенает – всё напрасно, то руками по стенкам стучит – всё бестолку, то плечами пытается поднять патру – не выбраться. Наконец громкие вопли дошли до слуха ее ученицы. Ван-чудотворица примчалась, попробовала приподнять патру – сначала одной рукой, потом уперлась обеими, но как ни напрягалась, не смогла сдвинуть ее с места.
Дева призвала на помощь местных воинов, и Праматерь предложила поднять патру совместно – она уперлась изнутри головой, да с таким усилием, что обливалась потом, а воины пытались приподнять патру с таким напряжением, что покрылись испариной. Однако патра не сдвинулась ни на йоту. Тогда Праматерь присоветовала новый план: созвать побольше воинов и проделать в патре большую дыру.
– Величиной с Драконовы врата или с собачью конуру? – уточнила дева.
– Думаю, с собачью конуру достаточно. Разве ты не знаешь древнего высказывания: в минуту опасности собака сбегает? – ответила наставница.
Дева без промедления созвала воинов. Пришли кто с мотыгами, кто с копьями, мечами или вырезанными из арековой пальмы дротиками. Только и слышно «вжик-вжик»: скребут-царапают, но вскоре один за другим побросали свои орудия – бесполезно. Дева призналась наставнице, что внутренняя стенка патры – это кусок листового железа толщиной в три чи, его ничем не проткнешь и не пробьешь, сколько ни старайся, даже царапины не остается.
Тогда Огнедышащая отправила Ван за подмогой к своей наставнице – Почтенной матушке горы Лишань[470], проповеднице, с древности прозванной Божеством мира и порядка или Нерожденной праматерью.
Поначалу Матушка горы Лишань наотрез отказалась спускаться в земной мир:
– Твоя наставница сама навлекла на себя несчастье – и нечего втягивать других.
Тогда дева Ван наплела с три короба небылиц, что будто бы буддист отпускал насмешки и в адрес наставницы – мол, чего стоит твоя прародительница по сравнению с нашим буддийским учением! – а еще небрежно бросил, что она не посмеет вступить с ним в бой. Оскорбленная прародительница согласилась отправиться в путь и расправиться с буддистом. Вот уж верно написано в конфуцианских канонах: одним словом можно достичь процветания страны, а можно и погубить государство.
Матушка горы Лишань взяла с собой учеников по имени Черный Лотос и Белый Лотос и с отрядом небесных воинов и полководцев на благовещем облаке отправилась на Яву помериться силами со Светозарным Буддой.
Однако сколько усилий ни прилагали прародительница и ее ученики, всё тщетно. Не помог даже призванный на помощь бог Громовик – дракон с человеческим лицом и птичьим клювом, кой пытался им поддеть патру и поднять ее в воздух.
Тогда послушник Черный Лотос предложил:
– По моему скромному мнению, следовало бы с пассатом послать весточку Цзинь Бифэну и посмотреть, как он себя поведет. Ежели пожелает встретиться с наставницей, уберет патру и освободит Огнедышащую, меж двух религий снова воцарятся мир и согласие. А коли нет, тогда не поздно и небесных воинов вызвать и посчитаться с ним.
Праматерь согласилась и тут же отправила Бифэну послание.
Сказывают, что Цзинь Бифэн восседал на своем Тысячелистном лотосе, когда его коснулось дуновение пассата. Он заранее знал, какое известие тот несет, и задумался: «Вот ведь Праматерь мира и согласия, а разгорячилась, как обычная мирянка. Изначально я не планировал так скоро убирать патру, но боюсь, что буде не выкажу приверженности зароку „не убий“, задену чувства прародительницы».
Бифэн явился на встречу в истинном облике огромного – в два человеческих роста – Золотого Будды с учениками Анандой и Сакьямуни, позади стоял страж буддийской веры Вэй-то. Вот и встретились прародительница даосизма и Пратьекабудда, обменялись приветственными поклонами. Первой заговорила Матушка горы Лишань:
– Моя ученица согрешила против почитаемого Государя-Будды. Прошу на сей раз помиловать ее во имя единства трех религий.
– Амитофо! Это я, недостойный, обидел вашу ученицу. Горячо надеюсь, что почтенная святая простит меня, – воскликнул Бифэн. – Коли Матушка горы Лишань повелевает, смею ли я отказать? В свою очередь, прошу, когда вашей ученице будет даровано высвобождение, наказать ей убедить короля немедля вернуть нам драгоценную печать, дабы избежать бесполезных для обеих сторон военных столкновений.
– Почтительно принимаю вашу просьбу.
Бифэн неторопливо подошел к патре, похлопал по ней, затем неторопливо разжал пальцы, и патра с легкостью легла в его руку.
Однако выскочившая из патры разъяренная Праматерь продолжала изрыгать в сторону буддиста языки пламени. Бифэн, не желая спорить и вступать в бой, повернулся и стал уходить. Огнедышащая нагнала его и замахнулась мечом. Бифэн одной рукой неторопливо перехватил меч, другой метнуть патру и снова накрыл противницу.