И она метнула в нее карманный ножичек[500] – не длинный и не острый. Как он мог унести жизнь сестры?
А дело в том, что к тому времени Среброглавая уже уложила Тан Ина на лежанку, разделась догола и, стыдясь высовываться, не успела увернуться. Вот так – жизнь за жизнь, месть порождает месть, и этому нет конца.
Меж тем Медноглавая, покончив с сестрой, откинула покрывало и принялась рассматривать Тан Ина: тело белое и гладкое, как яшма, нежное, словно жиром смазано, брови вразлет, пальцы на руках и ногах тонкие – ну до чего хорош! Тут похоть в ней взыграла, она стащила с лежанки труп сестры и позвала служанок, чтобы те его выкинули. Сама же забралась на лежанку, ногами крепко обхватила Тан Ина за талию, приблизила к нему уста и нежно промурлыкала: «Золотко, красавчик». Тан Ин решил, что так тому и быть! Вдруг дева внезапно опрокинулась наземь, и из нее хлынула кровь. «Вот уж правда, девица в красном[501] приступила к своим обязанностям», – только и подумал Тан Ин. Окликнул ее, чтобы встала и обмылась, но, внимательно приглядевшись, увидел рану на пояснице. Тан Ин испугался, вылез из постели, накинул одежду и выскочил из пещеры. Видит – у входа стоит евнух Ма с мечом в руках и хитро улыбается:
– Взгляни, хорош меч!
Тан Ин внимательно глянул и со значением произнес:
– Я скорей назвал бы его топором, разрубающим любовные связи.
Привлеченный их голосами, прибежал и командир Ху:
– Согласен, поистине это так. Ведь мы едва не угодили в ловушку.
– Так как же всё произошло? – обратился Тан Ин к евнуху.
– Да я как услышал, что сестры скандалят, воспользовался случаем и прикончил твою деву, – признался Ма.
– А как ты нас нашел? – удивился Тан Ин, и Ма рассказал, что, видя, как служанка выбрасывает труп Среброглавой, расспросил ее и тотчас примчался сюда.
– Ну, хватит болтать, – заметил Ху, – нас ждут со святой водицей.
Воины набрали воду из источника и, весело подхлестывая коней, ноги в золотых стременах, с победными песнями поскакали к поджидавшему их отряду. Затем все вместе они помчались на флагманский корабль.
При виде их командующий Ван зело возрадовался, передал водицу авангардному Лю, а тот распределил ее между полусотней воинов. Вода и вправду оказалась целебной, и через три дня все были здоровы. Однако вице-адмирала продолжало заботить, куда подевался флотоводец и что с ним приключилось. На поиски вызвался пойти юцзи Хуан Бяо – Хуан Богатырь. На голове – шлем Тай Суя (Ил. 29) [502], облачен в смазанные животным жиром плотные ламеллярные доспехи, при нем острое копье, восседает на благородном скакуне в яблоках:
– Готов повести отряд, всё сделаем в лучшем виде.
Вице-адмирал предупредил, что хоть это женское царство, но управляются они не хуже мужчин, не стоит их недооценивать. Хуан отвесил поклон:
– Следую указаниям, не смею ослушаться.
С этими словами он простился, надел на коня походное седло и поскакал в Царство женщин. Домчался до заставы Белое облако, а там, гарцуя на легендарном красном коне, его уже поджидала с отрядом военачальница Ван Ляньин – на руке висит редкостный короткий меч с колокольцем[503]. Взгляните:
Ни румян, ни белил на роже нет,
Лохмы пышны, словно горец-многоцвет.
То не клубень от хохлатки и не панцирь черепаший,
Всё же лилии с Чаншаня[504] точно краше.
И завязался бой – копье супротив меча, туда-сюда, вверх-вниз. Сходились более двудесят раз, но никто не одержал победу. Дева прошептала заклинания, в руках у нее появилась крошечная железная бадейка, и из нее к небу взметнулся черный дым: постепенно опустившись на землю, он со всех сторон окутал-опутал Хуан Бяо. Оказалось, это и не дым вовсе, а тонкие и прочные нити тутового шелкопряда, кои, словно веревки, крепко обвились вокруг воина. Да будь ты хоть могутный полководец древности – со связанными руками только и остается, что подчиняться приказам. Девы из отряда подняли Хуана и умчали на своих конях-скакунах.
Как только об этом доложили командующему Вану, тот воззвал к командирам – кто еще отважится принять бой? Вызвался Чжан Бо – обладатель булавы с шипами. Но военачальница тем же способом поймала его и умыкнула.
Завладев сразу двумя командирами, военачальница стала раздумывать, кого из них выбрать в супруги: «Мужчины Южного материка такие красавцы, но только не эти двое – у одного лицо, что копоть на дне котла, у другого желтое, как имбирь. Что-то мне ни один не приглянулся! Отвезу-ка их правительнице, заодно и похвастаюсь своим подвигом, посмотрим, как всё обернется!» Но государыне пленники тоже пришлись не по вкусу, и она приказала заключить их в тюрьму.
Едва ординарец доложил в ставку, что военачальница снова вызывает на бой, командующий Ван не на шутку встревожился: «Что за страна такая?! Что ни день, то поражение. За два дня двоих военачальников потеряли! Как же заполучить грамоты и добыть государеву печать? До чего вредный народец!» Видя, сколь огорчен командующий, Тан Ин вызвался померяться силами и взять командиршу в плен.
Стоило ему появиться на поле боя, дева тотчас разглядела, до чего хорош: ясноликий-ясноглазый, лицо приятное, борода и бакены[505] – всё при нем. Она разулыбалась и решила, что сей молодец ей подойдет. Вежливо осведомилась:
– Как вас величать изволите? Благодарствую за наставление!
А тот в ответ:
– Ну, ты, волосы пучком, наряды торчком, где тебе, невежде, знать обо мне, победителе дворцовых экзаменов по военным дисциплинам?
Услыхав, что воин еще и ученый, дева возликовала, на ум пришли строки[506]:
Первый из всех пятисот, он самый красивый.
Одежды цветастой шелк, что дымка плакучей ивы.
В зеленых одеждах повсюду, он государем обласкан.
Император издаст указ, распишется свежей краской[507].
«Вот нынче поймаю его, вечерком вкусим фениксову любовь, а поутру проснусь супругой великого ученого. То-то радость!» – возмечтала дева.
Задумавшись, она позабыла пустить в ход свои танцующие мечи или хотя бы подстегнуть коня, а очнулась оттого, что пика воина упирается ей в лицо, и поспешила покинуть поле боя. Тан Ин поразился: «Даже не вступила в схватку, а уже убегает. Не иначе симулирует поражение. Одначе ежели не стану преследовать, то посрамлю свое звание первого из сильнейших!» Он подстегнул коня и пустился вслед. И вдруг ясно увидел, что дева взмахнула руками, и тотчас ввысь поднялся какой-то черный дым. Тан Ин смекнул, что в этом и состоят колдовские чары. Он потыкал пикой в дымовую завесу, пытаясь найти ее истоки. Откуда ему знать, что прорвать завесу невозможно, она бесконечна – вот она уже засосала орудие. Лишившись пики, Тан отважился выпустить стрелу – стрела не оторвалась от тетивы, а лук словно застыл и не натягивался до конца. Да и руки у него были будто связаны – в общем, уже не человек, а полчеловека. Почему? Да потому, что ни рукой, ни ногой не двинуть, и ратный талант без пользы. Тут-то воительницы из отряда схватили его и умчали.
Заполучив Тана, военачальница Ван возрадовалась и приказала отнести молодца в ее хоромы. А сама вошла в дом, развязала опутывавшие господина веревки, пригласила занять почетное место за столом и трижды поклонилась:
– Прошу простить за то, что посмела нанести оскорбление и поставила вас в неловкое положение!
– Хочешь убить – убей, хочешь отрубить голову – руби, нечего болтать об обидах! – вскричал Тан Ин.
– Господин ошибается! Лишившемуся бренного тела придется пройти десятки тысяч кальп до нового перерождения. Мертвые не оживают – с чего это вы не дорожите жизнью?
– Жертвовать собой во имя великого дела, отдать жизнь во имя долга! Что ты смыслишь в этом, презренная!
– Коли суждено – и тысяча ли не преграда, красный шнурок свяжет брачными узами сквозь любое расстояние[508]. Я дева простая, талантов не имею, но мечтаю разделить с господином подушку и циновку. Что вы об этом думаете? – заискивающе улыбнулась дева.
– Хватит молоть вздор! Чтобы я, военачальник Южной империи, тайно вступил в брак с чужеземной девицей из какой-то варварской страны!
– Право, не следует так пренебрежительно о нас отзываться! Коли станете моим супругом, будете жить в хоромах – над головой расписные балки и резные перекладины, под ногами яшмовые ступени. Какие одежды придутся по нраву – немедля доставят тысячу ящиков шелковых одеяний, чего ни возжелаете вкусить – в тот же миг перед вами любые редкостные яства. Стоит слово молвить – толпы слуг вмиг откликнутся. Коли я вам приглянулась, кто еще во дворце нужен?[509] Захотите – станете правителем нашего царства, а я – матушкой-государыней.
Стоило деве завести речь о нарядах и яствах, Тан Ин еще пуще разгневался, а уж когда она предложила ему стать правителем, и вовсе разъярился: «Ну и девица! Из тех, о коих наш древний философ писал: ни отца, ни правителя не почитает! Верно говорят: коварство женщины опаснее укуса ядовитой змеи и жала осы». Командир вскочил и плюнул ей в лицо:
– Тьфу, дерзкая! Мелешь тут всякий вздор! Как сказал Конфуций, человек не может жить с одними лишь птицами и зверями![510] Поскорей убей меня, не то я убью тебя!
От такой грубости Ван Ляньин вспыхнула, до корней волос покрылась испариной, и в тот же миг ее настроение изменилось: она кликнула служанок и приказала отрубить Тану голову. Те с готовностью вытолкали его из покоев.