Последний довод глубоко проник в душу князя: опасность того, что южане не оставят их в покое, сильно его напугала. Он вынужден был согласиться с доводами сына.
Вышедшее на следующий день на поле боя местное войско было свирепо, кровожадно и не считало армию Южной династии достойным противником.
Завязался жаркий бой, принц был ранен стрелой в плечо. На следующий день вместе с принцем в бой ринулся теперь уже одноглазый военачальник генерал Халих. Первым навстречу ему примчался юцзи Ма Драконоподобный, затем подоспела помощь в лице еще нескольких командиров разного ранга.
Четверо китайских офицеров окружили Халиха плотным кольцом: каждый рвется первым захватить туземного военачальника. Тот заметался в ужасе, да только в этот момент послышался звук рожка, и из лагеря златоглазых вылетели три зажигательные стрелы – одна попала в шлем стражника Чжэн Тана, завязки шлема загорелись, и оттуда потянулась струйка дыма; еще одна стрела вонзилась в латы стражника Те Лэна, и вот уже огнем занялись его нарукавники; третья стрела попала в спину юцзи Ху Инфэну и подпалила медный защитный панцирь.
Кто же так ловко сработал? Оказывается, это был план, придуманный принцем: Халих выезжает на бой первым, а принц, затесавшись в толпу воинов, тайком выпускает стрелы, ведь при таком раскладе никому из воинов Южной династии не придет в голову обороняться! Ма Драконоподобный тут же отдал приказ тушить полымя. Пострадавшие сбросили шлем, нарукавники и защитный панцирь, загасили огонь и, собрав доспехи, вернулись в лагерь. Командующий был взбешен поражением:
– В древней школе военной философии говорилось, что исход сражения определяется верной оценкой силы и слабости противника. Ежели вы не сумели этого сделать, какие вы командиры?!
Вице-адмирал Ван заступился:
– Откуда им знать принципы поведения древних? Военачальник высшего ранга обязан то ослабить, то натянуть тетиву, сочетать мягкость с твердостью. Сами по себе растяжение и сжатие незаметны, движение и покой не имеют определенной направленности. Как сказано в древних канонах, использовать ошибившихся эффективнее, чем успешных, или можно так сказать – за одного битого двух небитых дают, ибо первые стремятся искупить вину.
Красноречие Вана глубоко впечатлило Саньбао, и он смягчился.
На другое утро на поле боя поскакал Тан Ин вместе с супругой Хуан Фэнсянь.
Их отряд расположился на трех дорогах, ведущих к заставе. На сей раз они обрушили на противника удары огненных труб, огненных стрел и пушек. Обстрел заставил княжеского сынка с отрядом спрятаться за воротами заставы.
Тан Ин принял решение: «Не ожесточишь сердце – не добьешь врага». И приказал воинам установить у стен заставы сянъянские камнеметы и бить по воротам, пока не разнесут их. Кругом всё заволокло дымом и пламенем.
Князь, увидев эту картину, запричитал:
– Беда! Беда! Разнесли врата, куда деваться?
Местный командир велел своим солдатам таскать кирпичи и возить воду. Вскоре им удалось заделать проемы в стене, огонь стал мало-помалу стихать. И хотя на этот раз армия Южной династии не вошла в город, но ворота были разбиты.
На другое утро, прискакав к заставе и расставив отряд в боевом порядке, Тан Ин объявил супруге, что нынче не имеет смысла поливать противника огнем:
– Уповаю на то, что они поняли, на что мы способны, и готовы смириться.
Как вдруг он с удивлением обнаружил, что городские ворота сверкают, как новенькие. Они распахнулись, из них выехали принц, а за ним и князев зятек Халих. Завидев Тана в полном боевом облачении и величии, принц был слегка напуган, но бодро выкрикнул:
– Ежели ты воистину военачальник Южной династии, предлагаю сойтись в схватке один на один и посмотреть, кто чего стоит.
Принц предложил состязание в стрельбе из лука с коня. «Да, – подумал Тан, – у этого чужеземца явно недобрые намерения. Снова мечтает тайно выпустить в меня зажигательные стрелы. Ну что же, обратим против врага его собственный план – ответ будет жестоким и безжалостным. Пусть узнает, чего я стою».
Сговорились на том, что сначала каждый выпускает по три стрелы поочередно, а затем одновременно. В случае ничьей обе стороны отводят войска, а назавтра возобновляют сражение, а уж тогда побежденный сдается на милость победителя. Однако ни поочередное, ни одновременное метание стрел не принесло победу ни одной из сторон.
Тогда Тан Ин предложил принцу провести подобное состязание с храброй командиршей. Мысль о том, что какая-то женщина способна отличиться в военном искусстве, и насмешила, и рассердила принца: известно, что добиться порядка можно только при условии, коли чиновники будут успокаивать Поднебесную кистью, а военачальники устанавливать мир мечом. С древности сказано: вступая в бой, солдат сражается с солдатом, генерал с генералом.
– Он что, считает меня столь ничтожным, что выставляет супротив бабу? – возмутился принц и от злости долго слова не мог вымолвить.
Тем временем Хуан Фэнсянь – а это была она – громко выкрикнула:
– Что молчишь, пес чужеземный? Женщин презираешь? А тебе известно, что Нюйва плавила камни и залатала небосвод[141], а Мулань храбро воевала вместо отца?
Состязание началось. Попеременная стрельба из лука не выявила преимущество ни одной из сторон. Настало время одновременной стрельбы.
И вдруг Хуан огорошила новым предложением:
– При стрельбе лицом к лицу трудно оценить навыки противника – давай попробуем стрелять, повернувшись друг к другу спиной.
Принц опешил:
– Даже стоя лицом друг к другу, и то можно промахнуться, а уж ежели встать спиной к спине, и вовсе успеха не видать. – И попробовал отговориться: – У нас в Западном океане есть такая традиция: при встрече люди, глядя друг на друга, выказывают уважение, а повернувшись спиной – пренебрежение.
– А у нас в Китае иные нравы. Ежели на боевых позициях стоишь лицом к противнику – выказываешь слабость, ежели спиной – силу, – с ходу придумала Хуан.
– Нравы везде разные – как быть? – тщился увернуться принц.
– Пусть каждый следует своей традиции, кто попадет – тот и победит.
– А ежели я попаду тебе в спину, разве это не будет считаться предательским выпадом?
– Стреляй, как привык, и ладно.
– Начинай!
– Нет, на сей раз ты первый.
– Премного благодарен, – ответил принц и тут же выпустил первую стрелу.
Хуан повернулась спиной к противнику и тоже выпустила стрелу. Стрелы столкнулись в воздухе наконечниками и упали на землю. Из глоток воинов обоих отрядов вырвался истошный вопль. Не успел он смолкнуть, как каждый из противников выпустил еще по одной стреле, кои снова столкнулись в воздухе и снова рухнули на землю. Воины опять завопили, и тут противники выпустили по третьей стреле. Стрелы полетели одна против другой, однако неожиданно стрела воительницы пробила латы принца. Как такое могло случиться? Секрет в том, что Хуан, и всегда-то стрелявшая ловко и сноровисто, на расстоянии ста шагов способная пронзить лист тополя, на сей раз успела пустить сразу две стрелы: одну обычную – она-то и столкнулась с вражеской, – а еще и вторую, из тончайшей стали, по виду напоминавшую тайную стрелу, что выпускают из рукава с помощью трубки с пружиной. Эта стрела и вонзилась в левое плечо принца, – точнехонько туда, где еще не зажила рана от прежнего ранения. Принц почувствовал, как ноги размякли, голова отяжелела, и он, словно подкошенный, рухнул с лошади. Китайские воины рванулись вперед – каждый мечтал схватить его живьем. Путь им преградил Халих, отчаянно размахивающий своим мечом с изображением головы демона на рукояти, и так ему удалось затащить принца за ворота заставы.
Несколько дней принц лечился, и, как только рана зажила, вновь, сгорая от ненависти, преисполнился решимости вступить в последнюю смертельную схватку.
– Государь-батюшка, – ответил он на увещевания князя воздержаться от побоища, – поймите, я сижу верхом на мчащемся тигре и не волен ничего изменить.
Поразмыслив, принц решил, что именно ночной бой поможет ему удержать позиции и победить. Он пояснил эту мысль Халиху:
– Я был несколько раз ранен, и командиры Южной династии наверняка уверены, что теперь я и днем не способен вести бой, не то что ночью. Они не станут принимать мер предосторожности, тем более в такую ветреную погоду.
Принц предложил Халиху вместе с отрядами выйти в море и совершить дерзкое нападение на морское заграждение из китайских судов: нагрузить три сотни джонок хворостом с тростником и поджечь, преградив кораблям Южной династии выход из гавани в открытое море. Первыми выступили принц и Халих, каждый во главе полусотни джонок, за ними восемь командиров вели по двадцать пять джонок каждый. Выстроились двумя линиями, подобно двум крылам птицы либо парным лопастям хвостового рыбьего плавника. Стали дожидаться темноты.
А в это время адмирал собрал военный совет, где каждый изложил свой план. Командующий Ван подытожил:
– Еще в старину было сказано, что на парадный халат на лисьем меху не достанет шкурки одной лисы; идеальный план вбирает в себя не одну прекрасную задумку. Нынче нам предстоит встреча с опасным противником – не лучше ли объединить все суждения в единый замысел?
И отдал команду о расстановке сил на воде и на суше.
Сказывают, что к вечеру первым в море вышел на десяти небольших джонках разведывательный дозор юцзи Хуана Добродетельного. Уже спустив лодки на воду, он обеспокоился: а ну как предоставит командующему недостоверные сведения – это ли не нарушение приказа? Но ежели всё время носиться по воде, то всплески могут достичь слуха противника – так он выдаст присутствие китайских суденышек, и супостат успеет подготовиться к отражению атаки. И тут ему в голову пришла хитрая мысль: «В море на воду садится множество белых лебедей – а что ежели я замаскирую наши лодчонки под лебедей? Противник ни о чем не догадается, не примет мер предосторожности, а мы соберем точные сведения». Сказано – сделано: он тут же приказал морякам принести побольше белой ткани, спустить мачты и с помощью парусных канатов прочно окутать тканью каждую лодку, да так, чтобы ее нос выглядел как лебединая шея, а корма – как хвост птицы. И вот уже лебеди-джонки вольно покачиваются на воде, а под белым пологом спрятались воины – ушки на макушке, глаза вострые, всё видят, всё слышат, ждут появления противника.