Тем временем принц и Халих ранним вечером в сопровождении трехсот джонок с тремя тысячами матросов вышли из морских ворот в открытое море. Принц решил выслать вперед разведывательную шлюпку. Халих согласился и приказал двум десяткам воинов приблизиться на шлюпке к китайским кораблям. По возвращении те доложили, что на кораблях – ни звука, ни шороха, не видно никаких приготовлений к бою, вот только на воде, будто что вынюхивая, снуют взад-вперед несколько десятков огромных лебедей.
– Что за лебеди? – встревожился Халих.
– На военном марше ничему не радуйся и не удивляйся, – возразил принц.
И джонки ринулись в бой. Не успели они пройти и пары десятков ли, как водную гладь окутал густой туман, и вот уже всё неразличимо вокруг. Ветер с суши усилился, не давая возможности подойти вплотную к береговым заграждениям китайцев. И тут туземцы заметили, что огромные белые лебеди скользят по воде туда-сюда не просто так, а словно с какой-то им одним известной целью. В это время туземные джонки уже почти приблизились к морской заставе Южной династии и собрались действовать, но лебеди оказались тут как тут и напористо направлялись прямо на них. Принц возмущенно завопил: «Где мой арбалет[142]?»
Он натянул тетиву, послал пульку, и она попала прямо в спину одному из лебедей, и вдруг откуда-то из его чрева послышался сигнал соны[143].
Ил. 9. Сона – «китайская зурна»
Что за сигнал во чреве птицы? А дело в том, что лебедем-то была разведывательная лодка командира Хуана, и как только туда попала пулька, командир немедля подал сигнал к бою. И тут из-за морской заставы грянул пушечный залп. Не успел он смолкнуть, как с кораблей Южной династии словно взметнулось пламя, озарив всё вокруг, как днем. С левого и правого флангов по полсотни боевых кораблей дождем обрушили на туземные джонки копья, стрелы и огонь из пищалей. Принцу стало ясно, что обстановка ему не благоприятствует, и он приказал отряду вернуться в гавань. Но корабли Южной династии продолжали теснить джонки с двух флангов, возвышаясь над ними громадными горными уступами. Как тут устоять? Джонки на полной скорости помчались в сторону гавани.
Однако стоило им к ней приблизиться, как послышался мелодичный звук рожка, словно лебединый клич, – и тотчас у восточного и западного входов в гавань появилось по полсотни китайских боевых кораблей, с коих в противника полетели зажигательные стрелы и пушечные ядра вместе с пакетами серы и селитры. Джонки воспламенились и остановились. Их железным обручем охватили китайские корабли, пожар усиливался. В это время в гущу боя врезались дозорные суда командира Лю Благородного и начали пальбу из легких пушечек «сын и мать»[144].
А тут еще Небесный наставник с помощью жертвоприношений и молитв усиливал ветер. И вот уже из каждого десятка местных джонок три-четыре сгорели дотла, треть из тех, что попытались уйти в открытое море, утонула, а тем немногим, что уцелели, негде было укрыться.
Принц приказал всем умеющим плавать спасаться на берегу. И в этот самый момент раздался троекратный ружейный залп, и тут же по обоим берегам бухты зазвучали оглушительные воинственные кличи. От огненных столбов стало светло, как днем, и видно, что со всех четырех дорог на удиравших туземцев надвигаются конные отряды китайского войска. Во главе каждого – командиры, вооруженные кто кривой саблей, кто тридцатизвенной гибкой металлической плетью[145], кто алебардой, а кто и «заглатывающей облака и тучи» булавой червонного золота. Как в таком случае отважиться выбраться на берег?
Принц глянул – кругом огонь, вода окрасилась алым, забурлила-закипела. Он остался один-одинешенек и понял, что нет ему спасения: гонца за поддержкой не пошлешь; на берег не выбраться – там вражеская конница; утопиться – не хочется безвинно погибнуть; сдаться врагу – подобного унижения не стерпеть. В сей миг тяжких метаний духа он увидел, что на поверхности воды покачивается маленькая пустая лодчонка – без паруса, без мачты, без весел и якорного каната. Он решил, что лодочка наверняка из тех, что привязывают к корме больших кораблей: «Пожалуй, самое лучшее сейчас – спрятаться в ней и плыть по течению». Как сказано, был бы над озерами ясный серп луны, а уж твоему мечу-серпу найдется применение.[146] И, ухватившись за борт, он запрыгнул в лодку. В тот же миг на него со всех сторон, как снег, посыпались мечи, копья, крюки и грабли. Это ловушка, понял принц. И, выхватив меч, одним ударом отсек себе голову.
Ил. 15. Шуангоу – парные боевые крюки
Китайские матросы передали голову командиру Чэню – эта лодка и была его хитроумной задумкой. Победа оказалась почти полной: от вражеских судов и всего войска остался один пепел, да вот только нигде не было видно княжеского зятька – генерала Халиха. Лишь на следующее утро командир Хуан Бяо швырнул его тело к ногам адмирала. Он рассказал, что потрясенный разгромом войска и гибелью принца, Халих бросился в морскую пучину, но перед тем обратился к своим воинам:
– Отправляйтесь к государю и скажите ему, что ежели он хочет отомстить, негоже отправляться в бой с пустыми руками. Недалеко отсюда есть гора Хунло[147] – Алый шелк, где обитает троица знаменитых святых по имени Златорогий, Сребророгий и Оленья Шкура. Все они глубоко постигли сокровенное учение, владеют способностью к бесчисленным превращениям. Они известны как живые небожители среди людей и, возможно, благопоспешают нам.
Саньбао воскликнул:
– Принц погиб, как почтительный сын, Халих отдал жизнь, как верный министр. Удивительно, что в сей варварской стране есть столь достойные мужи! Хотя, конечно, в нашем великом Китае благородные мужи никак им не уступят.
Адмирал приказал похоронить все головы в одной могиле со всеми почестями, присущими высшим сановникам государства, а затем установить над захоронением каменную стелу и высечь на ней: «Могила верных и преданных мужей Царства златоглазых в Западном океане».
Сказывают, что, когда князю доложили о гибели сына и зятя, он впал в отчаяние и приказал немедля отправить гонца за тремя великими святыми.
Его поддержал один из приближенных – его-то князь и решил послать гонцом. Вельможа попросил князя лично начертать верительную грамоту, дабы выразить почтение и благоговение пред святыми старцами: «Проделаю все три церемонии не хуже, чем при сговоре невесты[148]. А еще желательно вручить им шелка в качестве дара и выполнить церемонию особо уважительного троекратного приглашения, как обычно при отправке послов в другие страны. Тогда, пожалуй, можно рассчитывать на согласие святых спуститься на нашу грешную землю».
Князь согласился:
– Верно, иначе они останутся недовольны непочтительностью, и нам придется, как говорится, утолить голод нарисованной лепешкой.
Перед тем, как отправиться в путь, гонец еще присоветовал князю:
– Безопасность заставы столь важна, что желательно заготовить деревянные брусья и каменные ядра для сбрасывания с ворот на противника. Быть наизготове, но не вступать в бой с войском Южной династии. Не менее важна и морская застава, для ее охраны надобно отправить побольше джонок, но не предпринимать никаких действий по собственной инициативе.
Добравшись до горы Хунло, гонец нашел пещеру небожителей и вручил им верительную грамоту. Старцы внимательно ее прочли, но дары не приняли и поначалу вовсе отказались спуститься с гор:
– Мы, братья монахи, ведем вольный образ жизни, бежали от дел и славы. Нам ли на склоне лет познавать воинское искусство и методы управления государством? Неужто господину незнакомо высказывание нашего философа древности о том, что познавший Дао «…гуманный государь, владея большим государством, в состоянии служить малому государству. …только умный государь, владея малым государством, в состоянии служить большому государству»[149]? Ваша страна пострадала от военного вторжения, но вам следовало бы изначально соразмерять действия с вашими силами. С какой стати мы станем вмешиваться в схватку?
Однако слезные мольбы гонца были столь искренни и убедительны, что тронули сердца старцев беззаветной преданностью стране. Расчувствовавшись, они даже согласились принять дары.
Сказывают, что трое небожителей собрали в дорогу всё необходимое и подготовили каждый свои средства передвижения. Что сие значит? Златорогий даос отправился в путь на златошерстом пекинесе, Сребророгий – на яшмоволикой цивете[150], а Оленья шкура – на зебре.
И вот, подгоняемые ветром, они в мгновенье ока достигли Царства златоглазых и спустились с облаков прямо к заставе.
Князь принял старцев с почетом и устроил в их честь пир. Вино лилось рекой, хозяин и гости пребывали в согласии. Князь созвал музыкантов и певичек, зазвучали мелодии и песнопения. Девицы, обольстительные как оборотни, танцевали парами, предлагали старцам вино, но те попросили прогнать певичек. Тогда князь пригласил ученых сановников, кои почтительно раскланявшись, повели с гостями беседу. Затем князь призвал воителей, и те продемонстрировали разные виды боевых искусств – и метание копья, и жонглирование мечами, и выпады ногами, и бокс.
Меж тем и старцы стали расписывать владыке свое могущество.
Сказывают, что Златорогий встал из-за праздничного стола и предложил показать свою волшбу прямо у ступеней княжеского трона:
– Вы уж не пугайтесь!
– Извольте, с удовольствием поучусь, – уважительно молвил князь.