– В стране моей лишь горы да пустыни, земля бедная, из зерновых собираем только пшеницу, да и той немного. В течение нескольких лет не выпадают дожди – не могу выразить, сколь мы обездолены. Коровы, овцы, лошади питаются лишь сушеной рыбой, посему дары наши могут показаться недостойными вас. Однако мы воистину бесконечно и от всей души признательны командующему за оказанную высокую честь и милость.
– Ваша искренность дорогого стоит – как можно говорить о непочтительности, – ответил Саньбао.
По окончании пира преисполненный благодарности султан покинул корабль.
Адмирал отдал приказ отправляться в путь.
– Прелюбопытное, однако, сие государство, – заметил он.
А командующий Ван подчеркнул:
– Не предъяви мы им наперед могущество нашего войска, навряд ли они подчинились бы по доброй воле. Тогда бы и вы по-другому заговорили. – И добавил: – Как сказано в древних конфуцианских трактатах, покоряются не по сердечному влечению, а по недостатку силы.
В тот же момент в ставку с сообщением явился воитель Ван Мин – впереди показалось еще одно государство:
– Мне ведомы способы заставить его покориться. Сызмальства я обучен всяким хитрым трюкам и выполняю их зело ловко – могу во сне явиться, могу стать благовещей сорокой, а то напялю личину божества и почну народ дурачить, могу и деревья заставить расцвести. Или вовсе удивлю – превращусь в питона или в парящую в вышине птаху, обернусь цилинем сказочным иль диким гусем. Нет ничего, мне неподвластного, и проделываю всё вельми искусно. Дозвольте заранее явиться ко двору местного князя и уверить его в благом предзнаменовании нашего появления. Неужли и тогда он не подчинится безо всякого принуждения?
Командующий Ван заинтересовался:
– И как же ты собираешься пробраться во дворец?
– В последнее время я научен проникать под землю, способен в мгновенье ока преодолеть хоть тысячу ли. Не скрою, свое искусство мне передала Хуан Фэнсянь.
– Ну, что же, отправляйся. Выполнишь задание – получишь щедрое вознаграждение, а как вернемся в столицу, так и дети, и внуки твои будут купаться в славе.
И Ван Мин двинулся в путь. С таким-то даром как не одолеть любое расстояние – в мгновенье ока он добрался до неведомых земель. Город со всех сторон был окружен каменной стеной, на коей красовался щит с надписью: «Государство Зафар[200]». Дворец правителя, выстроенный из камня, высотой был в пять-семь ярусов, словно пагода.[201] Дома горожан тоже не маленькие – в три-четыре яруса; в самых богатых имелось всё – залы для приема высоких гостей, в более скромных – кухня, отхожее место и опочивальня.
Войдя в город, Ван Мин осмотрелся и задумался: «Шибко я расхвастался перед командующим! А теперь придется хорошенько поразмыслить, как мне встряхнуть этого владыку». Да ведь верно сказано: «нахмурь брови – и план созреет». Ван Мин решил побродить по городу с травой-невидимкой, всё высмотреть и выведать допрежь того, как являться пред очи местного правителя. Так и сделал. Взял свою травку, приподнял полы одежды, и побрел по улицам и проулкам. Видит – люди здесь роста высокого, облика приятного, речи ведут безыскусные и искренние. «Славное местечко», – подумал Ван Мин. А еще заметил, что на воротах всех домов сушится рыба. Он перешел на местное наречие и спросил, к чему это.
– Дык мы что сами не съедаем, сушим и скоту скармливаем, – объяснили люди.
«Прямо как в Ласе», – вспомнил Ван Мин.
Еще походил, глядит – у мужчин волосы вьются, на голове у каждого – белый холщовый тюрбан, одежды длиннополые, на ногах что-то вроде сандалий. Женщины, выходя из дому, тонкой тканью прикрывают голову и лицо, на макушках торчат косички – у кого три, у кого пять, а то и десять. Ван Мин подивился и спросил у местных, зачем столько косичек. Ему объяснили, что их число означает количество мужей:
– А ежели десять мужей, приходится заплетать десяток – не другим же их за тебя носить?!
Ван Мин выдал себя за торговца из Ласы:
– Я в детстве сюда приезжал, но не видывал такого.
В ответ услыхал:
– Да вы, верно, были мальцом и не обратили внимания. У нас в стране мужчин много больше, чем женщин, вот братья и берут в дом одну жену на всех, а ежели родных братьев нет, то с кем-нибудь братаются, а иначе и жену не найдешь!
«Ну и дела! – подумал Ван Мин. – Чудны́е нравы у этих туземцев, нам не подойдут».
Побродил еще немного, чувствует – в нос шибают какие-то непривычные запахи, а откуда доносятся – непонятно. Расспросил местных – те объяснили, что завтра в мечети состоится праздник с воскурением благовоний. Примет участие сам эмир, посему по всей стране нет жилища, где бы и стар, и млад загодя не готовились: «Уже нынче вся одежда пропитана ароматами, так неужли подобное благоухание не заполнит улицы!»
«Прекрасно, – подумал Ван Мин. – Вот эта мечеть и станет местом моего явления народу».
С травой-невидимкой он проник в мечеть и спрятался в укромном местечке.
Наутро следующего дня запели зурны и бамбуковые рожки, и показался большой паланкин в сопровождении несчетного количества слонов, верблюдов и всадников со щитами в руках. Перед мечетью эмир сошел с паланкина: голова обмотана белоснежной чалмой из тонкой местной ткани, поверх свободной одежды из белого шелка с голубым цветочным узором накинут широкий халат, расшитый по краям узором из золотых нитей[202], на ногах – носки и парадные черные кожаные туфли.
Войдя в мечеть, правитель возжег благовония и начал отвешивать поклоны. Ван Мин с заветной травинкой в руках проник вслед за ним в главный зал, готовясь изобразить бодхисаттву. Дым от курильниц постепенно сгущался, и вот уже в нем явно проступили очертания спасающего от горя и избавляющего от бед, преисполненного великой доброты и сострадания бодхисаттвы Авалокитешвары[203]. Слева была видна Дочь дракона, а справа – любимый ученик в образе белого попугая: девчушка словно подавала руками какие-то знаки, а попугай переступал с лапки на лапку. В экстазе эмир пал на колени перед курильницей, отвесил три земных поклона и, проделав ритуалы поклонения духам неба, земли и душам умерших, приступил к молитве:
– Уповаю на то, что бодхисаттва прозреет мою карму, подскажет, что ждет страну и как мне действовать – наступать или избегать столкновений. Признательность моя бесконечна.
Дочь дракона по-прежнему будто на что-то указывала, а попугай всё перескакивал с лапки на лапку.
– Имеющий уши не слышит, имеющий глаза не видит – нынче я таков, – взмолился владыка. – Посему с нетерпением жду от бодхисаттвы воздаяния по деяниям моим.
Лишь после третьей мольбы новоявленный бодхисаттва отверз уста и молвил:
– Слушай меня, Али!
Эмир, услыхав, что к нему обращаются по имени, завопил:
– Я здесь, здесь!
А бодхисаттва продолжил:
– Ныне император Чжу империи Великая Мин послал в Западный океан огромную флотилию во главе с двумя военачальниками, тысячью полководцев и тьмой храбрых воинов. Через десять дней корабли приблизятся к твоим берегам. Не вздумай проявить непочтительность!
– До сей поры ничего не знал – не ведал, однако благодаря вашему научению не посмею выказать неучтивость, – затараторил эмир.
Авалокитешвара не замолкал:
– Заранее подготовь вассальную грамоту, акт о капитуляции и подношения. Выходи встречать гостя далеко от дома, подготовь великий пир и множество подарков. Проделай всё в точности, как я велю, – любая оплошность грозит обернуться большой бедой.
Правитель вновь отвесил поклоны и пообещал всё выполнить. И в тот же миг клубы дыма вокруг курильниц начали разрастаться – вот они уже стали высотой в десять, сто, тысячу, десять тысяч чжан, поднялись до девятого неба и растаяли без следа. Эмир, устремив взор в небеса, еще долго кланялся, а потом вернулся во дворец.
Ван Мина всё же не оставляли сомнения в воздействии его пророчеств: «Они мусульмане – вдруг да дерзнут не покориться!» Он вернулся на корабль и изложил командующему всю цепочку причинно-следственных связей.
– Так что это за государство? – вопросил Саньбао.
– Зовется Зафар, – ответил Ван Мин.
– Доберемся – разберемся, – рассудил командующий.
Сказывают, что эмир меж тем вызвал советников и стал выпытывать, не заметили ли они чего необычного во время сегодняшнего праздника в храме.
– Вроде как всё подлинно, это и в самом деле божество, – дружно откликнулись те. – Ежели наш государь относится к явлению бодхисаттвы с искренней верой, то не стоит пренебрегать наставлениями.
Эмир тотчас приказал подготовить документы и дары, накрыть богатый стол с обильными яствами, а старейшинам выехать на джонках навстречу флотилии. Сам правитель отправился в гавань, что находилась в тридцати ли от дворца-крепости, и ежедневно и еженощно оджидал там появления кораблей.
Выплывшие навстречу флотилии местные суда с ярусной надстройкой простояли в море пять-шесть дней, столько же провели и ожидавшие в гавани. И вот наконец показалась армада: флаги застят солнце, гром рожков и барабанов сотрясает небо. Местные старейшины сообщили главнокомандующему, что правитель ожидает в гавани, дабы приветствовать его. Прошло еще несколько дней, корабли вошли в гавань, и эмир смог самолично засвидетельствовать свое почтение со всеми церемониями. Саньбао в свою очередь проявил положенную гостям учтивость. Эмир удовлетворенно подумал: «Как славно, что бодхисаттва заранее уведомил меня, а то ведь мог и нарушить этикет! И тогда их гороподобные корабли и тигроподобные воины тучеподобным войском обрушились бы на нас и раздавили легко, словно гора Тайшань груду яиц. Что толку потом горевать!» Вот уже видны городские ворота. Правитель въехал первым – и тут же во дворце вручил грамоты и список дани. По окончании церемонии главнокомандующий принял и прочел акт о капитуляции. В нем после почтительнейшего обращения к нему говорилось: