лян.
– Да уж, не то что у этого сукина сына Ван Мина, он только за последние пару дней отхватил три тысячи.
– Стоит ли об этом горевать? – заметила Фэнсянь. – Разве главное не в том, чтобы забыть себя ради государства?
– Да это не я рассуждаю о деньгах, а командующий издал приказ отдать жалованье, словно ведомственный налог[239], – всё до последнего гроша. А по возвращении будут ходатайствовать перед государем о возмещении средств в двойном размере.
– Так и сказал? – переспросила Фэнсянь.
Супруг передал ей табличку с предписанием, и она внимательно прочла:
«Служебное предписание главнокомандующего отправленной в Западный океан флотилии во главе с Чжэн Хэ. Довожу до всеобщего сведения, что по причине давности отплытия драгоценных кораблей из столицы и щедрости выдававшегося в пути вознаграждения денежные запасы к настоящему времени истощились. В связи с этим повелеваю генералам и офицерам всех судов передать в распоряжение командующих всё серебро, полученное ранее в качестве наградных, помимо уже истраченного, для внесения в расчетную книгу. Означенные средства будут использованы исключительно на походные нужды, а после победного прибытия на родину возвращены в двойном размере в соответствии с докладом двору. Всю наличность следует сдать начальству независимо от величины суммы. Подобное передвижение средств принесет двойную пользу – и личную, и общественную. К возврату денег отнестись со всем тщанием, сдавать всю сумму полностью, утаивание либо частичное сокрытие недопустимо. В то же время недозволительно сему противиться и принимать подобные требования за оскорбление. О чем и надлежит направить сие сообщение».
Ознакомившись с документом, Хуан молвила:
– Да в чем сложности? Я лично пойду к главнокомандующему, внесу деньги на общественные нужды и не стану просить их обратно.
Тан Ин не понял, что имеет в виду жена, и воскликнул:
– Ты ошибаешься! У нас с тобой не более нескольких сотен лян. Разве из одной нити сплетешь ковер?
Хуан не стала ничего объяснять, только бросила:
– Десять раз по три сотни – уже три тысячи, а сто раз – триста тысяч, из малого копится большое. Вот и славно!
Тану пришлось согласиться с женой. Они вместе отправились в ставку, перед входом в которую был установлен щит с надписью: «Вход для заимодателей». Хуан Фэнсянь вошла. Командующий Ван приветствовал ее словами:
– Воительница Хуан желает сдать деньги?
Хуан отвечала, что тотчас по получении сообщения ощутила готовность сделать взнос. Обрадованный сим известием, командующий тут же повелел вписать принесенную Хуан Фэнсянь сумму в расчетные книги, да еще указал:
– Сию сумму, сданную на общественные нужды, занести лично на имя Хуан и приравнять к награде первой степени.
Открыв расчетную книгу, господин Ван спросил, сколько денег та вносит:
– Давай их сюда, сейчас и запишем!
– У меня с собой нет денег, – ошарашила его Хуан.
Ван здорово осерчал и приказал вытолкать обманщицу вон и отрубить ей голову.
Хуан удивилась:
– Неужто нынче за благоволение безвозмездного пожертвования рубят голову?
– Ты ничего не принесла – какое это пожертвование? Сие приравнивается к оскорблению императорского двора и карается смертной казнью.
– Сначала сделайте запись в расчетной книге, и на основании этого я внесу сколько захотите.
– Пустые хвастливые речи ради успокоения. Я, к примеру, требую миллион.
– Хорошо, пишите миллион.
От этих слов у стоявшего рядом супруга сердце затрепетало, как у испуганного олененка. Эта женщина, подумал он, совсем обезумела, какой там миллион, мы и тысячи не наскребем, может, пара сотен только и наберется. Ван оборвал ее:
– В армии шуткам не место, пообещала миллион, теперь даже девятьсот девяносто тысяч не примем.
Хуан уверила:
– Командующему виднее. Посмею ли я попусту болтать и беду на себя накликать?! Ежели господин мне не доверяет, я готова подписать клятвенное обещание. И ежели внесу хоть на один лян меньше, тогда и рубите голову.
На том и порешили.
Хуан взяла кисть и бумагу, написала обязательство, поставила имя и подпись, а затем приписала: «Совместно с супругом командиром Тан Ином». Тот изумился:
– Ты указала мое имя, зачем еще и подпись?
– Да что тебе мешает ее поставить? Ничего особенного от тебя не требуется, – убеждала Фэнсянь.
– Подписаться не трудно, а миллион где достанем?
– Ну, коли не достанем, нас ждет всего лишь казнь.
– Ты обрекаешь себя на смерть, а меня-то пошто за собой тащишь?
– Ты ученый муж, разве тебе не ведомо изречение: в жизни под одним одеялом любили, в смерти спали в одной могиле?
– Если ты такая образованная, то, верно, слышала и другую фразу: супруги – что птички в общем гнезде, вмиг разлетятся, коли в беде.
– В прошлом всяко случалось – молодой Цзицзы[240] был невежливо встречен невестками, а Майчэня[241] вообще покинула жена. Принято считать, что женщины недальновидны, для них в природе вещей льнуть к сильным мира сего, привечать по одежке – чтоб шапка высокая да пояс с жемчужной пряжкой, – сердито, но с улыбкой укоряла Хуан.
Командующий Ван прервал:
– Ну, хватит, не заставляй его подписывать. А когда ты сможешь достать деньги?
– Да такое задание всегда срочно, как на пожар. Далеко ходить не нужно, но что вы имели в виду, спросив «когда»? Я же не знаю, когда вам нужно, – переспросила Хуан.
Ван обратился к геоманту, дабы уточнить время на тот момент: оказалось, десять часов сорок пять минут утра.
– Ну, что же, – пообещала Хуан, – часа через два-три добуду деньги.
Тан Ин просто онемел, никто из присутствовавших командиров тоже не мог понять, что она задумала. Даже вице-адмирал Ван, слушая ее щедрые и дерзкие посулы, усомнился:
– Ты что же, собираешься за сей краткий миг раздобыть столь огромную сумму? Ну, отправляйся, только оставь расписку, о коей договаривались.
– Да я здесь, перед командующими достану деньги, зачем еще куда-то ходить? – уверила Хуан.
– Что значит здесь? – переспросил господин Ван. – Пойди и раздобудь деньги.
Хуан попросила его только об одном – дать ей в помощь нескольких воинов.
– Помочь донести деньги? – не понял тот.
Хуан разъяснила:
– Не монеты принести, а доставить сюда два даня желтозема, лист тонкой оконной бумаги, две пики с флажками и фонарь. Вот, пожалуй, и всё.
Вице-адмирал нехотя отдал приказ, и когда всё доставили, Хуан горкой насыпала желтозем на носу флагманского корабля, нарисовала на бумаге городские ворота и приклеила их у основания горки. Затем с обеих сторон ворот воткнула пики с треугольными флажками, а перед воротами вырыла небольшую ямку, разметила четыре стороны света и зажгла фонарь. Командующий Ван с недоумением наблюдал за ее хитроумными приготовлениями. Закончив, Хуан отчеканила:
– Командующий, вы начальник. Ответственность за деньги на мне, а за фонарь – на вас. Фонарь ориентирован на определенную сторону света, нельзя ни прикасаться к нему, ни дать ему погаснуть. Иначе все мои усилия окажутся не только бессмысленными, но и губительными.
– Да что всё это значит? – всполошился господин Ван.
– От передвижения фонарь станет бесполезен, а ежели он погаснет – сие тем паче приведет к печальным последствиям. Ответственность за выполнение наших договоренностей – на мне, а вина за нарушение этих двух условий – на вас, – уточнила Хуан.
– Неплохо придумано, деньги еще неизвестно где, а на меня уже возложена ответственность, – возмутился тот.
– Я не впутываю командующего, просто мои требования необходимы для успеха дела, – ответила Хуан. Ван вынужден был согласиться.
Тогда дева неторопливо подошла в бумажным воротцам, одной рукой приподняла подол платья, а другой толкнула створки, приказав: «Отворись». Ворота со скрипом распахнулись, и Хуан исчезла. В тот же миг поднялся ветер, и створки с шумом захлопнулись. Командующий Ван был потрясен, а евнух Ма заявил, что, возможно, это не более чем трюк для отвода глаз:
– Верно сказано, что на корабле иголка не пропадет, а из узкогорлого кувшина черепаха не уползет. Дева наверняка где-то здесь на корабле. Ежели не верите, я задую фонарь, и вы ее сразу обнаружите.
Однако командующий Ван, памятуя наказ, не позволил:
– Я не собираюсь ее губить.
Тогда Ма предложил:
– А что ежели чуть сдвинуть фонарь? В таком случае, как она и предупредила, ее волшба всего лишь не принесет пользы. Пусть попробует еще разок.
С этими словами он, не дожидаясь дозволения, чуть подвинул фонарь: до этого его луч указывал на юго-восток, а сейчас – точно на восток.
– Ну, вот, теперь, буде дева не достанет денег, меня же и обвинят. Нехорошо получилось, – пригорюнился господин Ван.
Время перевалило далеко за полдень. И тут снова налетел порыв ветра, створки ворот распахнулись, вошла Хуан Фэнсянь с корзиночкой для вышивания в руках и тут же спросила:
– Кто двигал фонарь?
– Что ты сразу про фонарь? – возмутился господин Ван.
– Да потому что из-за этого я не смогла достать денег.
– Тогда вступает в силу подписанное тобой обязательство, – тут же набросился на нее Ма.
– Я заранее предупреждала, что ежели фонарь передвинут, мои усилия окажутся тщетны. Теперь вся вина ложится на господина Вана, – отрезала Хуан.
Но тот сразу отмежевался – фонарь-то передвинул не он. И только спросил:
– Мы вас не виним, но растолкуйте, как связаны фонарь и деньги?
Хуан объяснила, что, войдя в ворота, она двигалась строго по лучу света, отбрасываемого фонарем, а поскольку он указывал точно на восток, то она по ошибке оказалась на складах флотилии в Малакке:
– Сначала я не разобрала, в чем дело. Увидела кучи золота, серебра и драгоценных камней – протяни руку и бери. Одначе все контейнеры были опечатаны пломбами нашего главнокомандующего. И тут я поняла, что лучше вернуться с пустыми руками, чем дотронуться до сокровищ. Притом я побаивалась, что вы усомнитесь в посещении мною Малакки, посему в доказательство кое-что придумала: взяла кусок извести, нацарапала им свое имя на внутренней стороне входа в хранилище