– Во все сезоны стоит жара, прохладных дней нет вовсе.
– А как исчисляется год?
– Его составляют двенадцать месяцев.
– А сколько длится месяц?
– Новый месяц начинается в день новолуния.
– Как определяются времена года – весна, лето, осень и зима?
– Наступление нового сезона изначально не установлено, его с высокой точностью исчисляют астрологи-геоманты: определят начало весны – и вправду расцветают цветы и деревья, укажут начало осени – в природе происходит увядание. Сие касается всего – солнечных и лунных затмений, периодов дождей и ветров, приливов и прочего.
– По дороге мы миновали торговые кварталы, повсюду шумно и оживленно.
– В торговых рядах вы найдете всё, чего ни пожелаете, – книги и разноцветные шелка, лотки с готовой снедью и разной утварью, есть у нас и рынок, и общественные бани.
– Процветающее государство и богатый народ – веское доказательство добродетельного правления.
– Я, ничтожный, исповедую ислам, не взимаю тяжелых налогов, посему народ не нищенствует. Богатые и бедные живут в мире и согласии – сего достаточно. Осмелюсь пожелать и вашей правящей династии десять тысяч лет счастья.
– Вот вы, добродетельный правитель, исповедуете ислам – а откуда пошла сия вера?
– Ее колыбель на крайнем Западе – это Небесная обитель Мира высшего блаженства[248].
– И что, сможем мы туда доплыть?
– Вы уже проделали путь в несколько сот тысяч ли, неужто не продержитесь еще пару месяцев?
– Какие страны нам встретятся на пути?
– Наше государство находится на краю земли, дальше ничего нет. А что касается земель крайнего запада, то мы, ничтожные, там не бывали.
Командующий Ван предложил погадать на чаше[249], чтобы узнать, дойдут ли туда корабли. Что это за гадание такое?
Ил. 12. Пластинки для «гадания на чаше»
Ван взял в одну руку острый меч, в другую – чашу с розовой водой и, обратясь к небу, произнес:
– Ежели суждено доплыть до Небесной обители, пусть меч рассечет чашу надвое, а коли нет – пусть пронзит пустоту.
С этими словами он подбросил чашу и одним ударом рассек ее пополам.
– Как говорится, добрым намерениям и Небо благоволит, – с одобрением произнес султан. – Гадание сулит удачу. Командующему остается назначить день отплытия.
В этот самый момент страж городских ворот доложил о прибытии издалека посланцев от владыки Небесной обители. Это были три драгомана и четверо мусульман с дарами – мускусом, фарфоровой посудой и прочим. Они желали приветствовать отправившегося в Западный океан главнокомандующего флотилией империи Великая Мин. Султан был потрясен, это было похоже на сон. Оба командующих тоже не могли поверить в столь удивительное небесное благоволение: стоило упомянуть святую землю – и вот уже оттуда заявились послы! Как слух о флотилии мог столь мгновенно достичь сего отдаленного края? Опомнившись, вице-адмирал Ван даже переспросил стражника, правда ли всё услышанное, но тот уверил, что не посмел бы солгать.
– Диво дивное! – подтвердил султан.
Адмирал повелел пригласить прибывших, и вот все семеро явились – высокие, крепкие, лица смуглые. В ответ на расспросы сообщили, что трое из них толмачи, а остальные – личные советники правителя Мира высшего блаженства, специально уполномоченные приветствовать командующего флотилией.
– Каким образом ваш государь проведал о нашем местонахождении? – поразился Чжэн Хэ.
И драгоманы перевели, что в их стране находится мечеть – храм предков государя, о чем там ни спросишь – на всё получишь ответ:
– Прошлым годом в новолуние первого месяца с неба спустилась пара обтянутый кисеей красных фонарей – они осветили храм и не гасли семь ночей. Государь наш истово помолился своему предку, дабы прознать смысл знамения. Предок явился ему во сне и рек, что сии фонари ниспосланы богиней моря Тяньфэй, дабы освещать флотилии Великой Мин путь в Западном океане. Корабли еще не прибыли, а фонари уже здесь. «Направьте, – повелела богиня, – посланцев, дабы приветствовать флотилию в стране Аден». Государь наш так и поступил. Как видите, пророчество сбылось.
– Каким путем пожаловали – сушей или морем? – продолжал расспросы Саньбао.
Драгоманы перевели, что прибыли сушей, а сколько дней шли, им неведомо, но знают, что в пути семь раз встречали новолуние.
– Так сие означает семь месяцев? – расстроился адмирал.
Но султан пояснил, что по суше путь далек и извилист, а морем вдвое короче. Посланцы добавили, что привезенные ими малые дары – лишь небольшой знак огромного уважения и искреннего расположения их государя.
Саньбао удивился:
– Ну ладно мускус – а тонкий фарфор как сумели в целости доставить?
– На верблюдах, – ответствовали гости.
Адмирал простился с султаном Адена, приказал флотилии трогаться и пригласил посланцев из Мекки проделать обратный путь на китайских кораблях:
– Морское передвижение спокойнее и быстрее!
Корабли при попутном ветре покинули берега Адена, взяли курс на запад и плыли без единой остановки более трех месяцев[250].
Как-то в конце пути в ставку примчался один из толмачей и, отбивая земные поклоны, объявил, что через семь дней корабли приблизятся к Мекке. В ответ на выказанное командующим недоверие он пояснил:
– На каждом из четырех углов ее городской стены – высоченные башни в тридцать шесть чжан, их тени далеко падают на поверхность земли и воды. Как завидишь их – знай: до города семь дней пути.
Еще через два дня с кораблей стал виден свет красных фонарей, о чем и доложили командующему.
– Ну, что же, – воскликнул Саньбао, – всё ранее сказанное и ныне увиденное полностью совпадает – благодаря чудотворной силе богини Тяньфэй и благословению Небес, полученному императором Великой Мин!
На седьмой день ординарец доложил, что впереди показался город[251]. Толмачи подтвердили:
– Это и есть наша земля. Просим командующего отдать приказ пришвартовываться.
Правитель – шариф Мекки[252] – лично прибыл на корабль в ставку приветствовать гостей: мужчина ражий, величественный, в желтом халате, подпоясанном украшенным золотом поясом, на голове золотой обруч, на ногах – кожаные сандалии, говорит только по-арабски. У всех сопровождающих лица смуглые, на головах тюрбаны, одеяния длинные и цветные. Адмирал принял правителя радушно, поблагодарил за встречу, не погнушался приветственными церемониями. Шариф почтительно поддакивал и отбивал низкие поклоны.
Минуло еще три дня, и оба командующих вместе с Государевым советником, Небесным наставником и командирами разных рангов отправились осматривать этот край. Кругом царили такие покой, гармония и умиротворение, каких не видывали с тех пор, как отправились в плавание. Шариф вышел их встречать к городским воротам и пригласил на пиршество во дворец. Столы ломились от яств, но вина не было. Саньбао спросил, действительно ли сии земли называют Небесной обителью. Правитель рассказал, что его владения именуют еще Западным краем:
– Здесь наш пророк проповедовал основы ислама, и по сей день народ привержен его догматам. Мы не выращиваем свиней и не делаем вино. Земли у нас тучные, урожаи риса обильные, нравы добрые, народ мирно трудится. Я, ничтожный, являюсь верховным правителем, не взимаю непосильных налогов, посему народ не бедствует, нет нищих-попрошаек, нет и разбойников-грабителей, так что нет и нужды в наказаниях и штрафах. С древности и по сей день у нас царят чистота нравов и согласие меж правителями и народом. Искренне уверяю: здесь поистине Мир высшего блаженства.
Адмирал принялся расспрашивать, в какой стороне находится храм, и правитель ответил, что в западной части города и туда полдня пути. Командующий выразил общее желание поклониться богине Тяньфэй за покровительство, а также местному пророку, явившемуся правителю во сне. Шариф вызвался сопровождать гостей.
Прибыв к месту поклонения[253], они увидели, что мечеть ориентирована на все четыре стороны света, и на каждой стороне – девяносто ниш-проемов, обрамленных колоннами из белого нефрита, а пол выложен желтой яшмой. В центре – святилище Кааба, облицованное разноцветным мрамором[254]. Снаружи оно четырехугольное, верх плоский, поднимается уступами, как пагода, высотой приблизительно девять ярусов. Перед святыней – камень поклонения[255], упавший с небес во времена ранней Хань, площадью один чжан на один чи. По обе стороны от входа – изваяния двух черных львов[256]: ежели посетители храма ведут себя недостойно или вовсе попадаются разбойники и воры, львы их заглатывают, посему в стране нет грабителей. Балки внутри храма выточены из ароматного дерева алоэ, стропила покрыты позолотой, кою каждый год обновляют. Стены благоухают цветочной эссенцией и амброй. Посреди зала восседает пророк.
Кааба облачена в покрывало кисва из черного шелка, скрывающее очертания строения. Перед входом – табличка с золотыми письменами: «Мечеть Небесной обители»[257]. Ежегодно десятого числа двенадцатого месяца сюда прибывают мусульмане из самых дальних мест, дабы воскурить благовония и прочесть сутры. Каждый из приходящих отрезает кусочек шелкового покрывала, и это именуется «ароматной памятью». Шариф ответственен за ежегодное обновление чехла.
Слева от святыни – усыпальница пророка Исмаила, выложенная бледно-зелеными топазами[258] и окруженная стеной из зеленого оникса высотой в пять