– А что видит во сне недостойный человек?
– Порочный буддийский монах превращается в похотливую пеструю змейку[338].
– Что же снится постигшему истину мудрецу?
– Конфуций до старости видел во сне свой идеал – легендарного правителя древней династии Чжоу.
– А каковы сновидения глупца?
– Несколько веков назад некий недальновидный сановник, сопровождая наследника престола, не сумел правильно назвать цвет дракона, якобы привидевшегося ему во сне, – вместо желтого императорского назвал черный.
– А каковы ночные грезы людей просвещенных?
– Древний философ Чжуан-цзы превратился в бабочку[339].
– А что скажете о снах ничтожного человека?
– Слабовольному сыну легендарного императора Яо привиделось, как он, словно Великий Юй, обуздывает потоп.
Слушая свободно льющуюся речь переводчика, командующий проникся к нему уважением и продолжил расспросы:
– Есть ли такие люди, коим ничего не снится?
– А то как! – ответил Ма. – Логика вещей требует парности.
И начал перечислять:
– Вот известный в древности генерал – попивая, он со счетными бирками в руках до рассвета проверял свои доходы, – это ли не богач без сновидений? Или вот строка великого Ду Фу: «не сплю, и будто слышится мне поворот ключа в замке́ ворот дворцовых», – это ли не возвышенный человек без сновидений? Еще пример: благородный сановник древности одиноко замерзал без сна в засыпанным снегом доме, не пожелав никого обеспокоить расчисткой дорожки. А человеку низкого происхождения – например, ожидающей посещения государя наложнице, – как сказано в стихах, осталось ночи коротать, тоскливо греясь у жаровни. Что до людей высоконравных, не забывающихся в сновидениях, то правитель династии Чжоу сидел в нетерпеливом ожидании утра, дабы осуществить изученные им за ночь великие принципы и деяния правителей прошлого. Глупец не спит, ибо сторожит пень в ожидании зайца[340], а о бодрствующем просвещенном мудреце сказано: проснулся, а окно уж розовеет – значит, спал крепко, безмятежно. Или взять меня, маленького человека – храплю до утра без всяких сновидений. Как несколько веков назад писал поэт: мирской удел – лишь миг, весенний сон. Я же толкую ночные видения, полагаясь на свое красноречие.
– Дар красноречия – это прекрасно! – воскликнул командующий. – Ну, тогда растолкуйте-ка мой сон.
И он подробно пересказал явление странного старца, поручившего ему доставить на Срединный пик две вещицы, «затмевающие сияние луны». Переводчик сразу заявил, что сей сон – к великой радости:
– Луна означает ночное путешествие, а «затмевающие сияние луны» – не что иное, как пара жемчужин, светящихся в ночи. В таком сочетании слово «сияние» – «мин» – созвучно названию нашей империи Мин. Одна жемчужина – в утробе коротышки, прозвание коему Чжи, – ее вы невдолге увидите, а вторая, что у бородача Ли, найдется нескоро. Отослать жемчужины означает вернуться в империю. Срединный пик являет собой символ территории императора Великой Мин, находящейся в центре земли, и его самого как владыку Китая и варваров.
И закончил прорицание так:
– Иными словами, в день возвращения из похода вы встретитесь с императором, прокричите ему здравицу и вручите две редкостные драгоценности. Засим вас ожидает повышение в должности, получение важного пожизненного титула[341] вплоть до придворного. Это ли не благое знамение?
Услыхав таковы речи, адмирал воскликнул:
– Вот этот последний кусок я бы ни за что не осмыслил, переводчик молодец!
Ма Хуань заскромничал:
– Слова не доказательство, будущее покажет.
Саньбао успокоился, повеселел и щедро вознаградил переводчика.
Полководец вернулся на флагманский корабль, ни на минуту не забывая о драгоценных жемчужинах. Флотилия благополучно двигалась по маршруту, а командующий отдал приказ тщательно досмотреть каждого из мореходов согласно спискам личного состава. Однако коротышку Чжи так и не нашли, обнаружили какого-то бородача Ли, но жемчужины у него не оказалось.
Время летело стремительно, миновал месяц с тех пор, как корабли двинулись в обратный путь. Флотилию сопровождал попутный ветер, ночью морякам светили луна или звезды, и было светло как днем. Так они и плыли, как вдруг в один из дней налетел штормовой ветер, северо-запад заволокли тучи, а юго-восток окутал густой туман.
Это бы еще ничего, но оказалось, что с борта быстроходного транспортного судна шлепнулся в воду какой-то матрос. Доложили в ставку, и командующий приказал дознаться, кто таков, откуда родом, да еще подумать, нет ли возможности его найти и спасти. Вскоре ординарцы доложили:
– Фамилия морехода Лю, имя Гусянь, служил в отряде Нанкинской лейб-гвардии. Он стоял на верхней палубе, оступился и упал за борт. Ветер трепал паруса, и удержать его было несподручно.
Командующий приказал опросить всех на том самом корабле, не заметили ли они на водной поверхности тело воина или его отражение. Ему отвечали, что видали, как Лю какое-то время барахтался в волнах, пытаясь плыть вослед кораблю. Чжэн Хэ вскричал:
– Ох, неспроста всё это! И жемчужины не нашлись, и моряк наверняка утонул. Видно, переводчик Ма ошибся!
Вице-адмирал Ван не согласился:
– Воин упал в воду по собственной неосторожности – какое отношение имеет сие событие к сновидению? Лучше позаботиться о том, чтобы при подобном шторме не перевернулись корабли.
Оба командующих отправились к Государеву советнику и поведали о своих печалях – и о наверняка утонувшем моряке, и о нежданном волнении на море.
– Ветер с гор обычно поднимается в полдень и к ночи успокаивается, – заметил вице-адмирал Ван. – Одначе сей ураган поднялся вчера под вечер; нынче уже середина дня, а он не утихает. Боюсь, к ночи и вовсе разгуляется.
– Пожалуй, – подтвердил главнокомандующий. – Днем еще можно разглядеть стороны света, а ночью и вовсе беда.
Не успел договорить, как послушник Юньгу доложил, что на носу корабля стоят два мо́лодца: один, обросший и длинноволосый, держит за лапу обезьяну, другой – бритый и гладколицый, с белым псом в руках. Государев советник велел пригласить обоих. Лохматый представился духом горы Хунло, и Государев советник сразу вспомнил, что изначально он звался святой Оленья Шкура. А горный дух продолжал:
– После того как почтенный буддист наставил меня на путь истинный, я охраняю флотилию. Вместе со мной в облике обезьяны явилась Фея ветров – одна из тех, что в подчинении крылатого Бога ветров. Отверзнет пасть – выдохнет ветер, взмахнет руками – вихри запляшут-заколобродят, топнет ногами – помчится ураган, а напившись, заставляет порывы ветра впадать в буйство. Она-то и подняла ураган.
После беседы с Государевым советником фея покаялась, и, хотя тот предположил, что обратный путь займет не меньше года, твердо пообещала водную тишь да гладь на весь срок.
Сказывают, что командующий поинтересовался вторым гостем, и бритый представился Владыкой Медного столба.
– А, это ты, изначально звавшийся настоятелем Тара? Зачем пожаловал?
Тот ответствовал:
– После того как почтенный буддист наставил меня на путь истинный, я также сопровождаю флотилию. А собака со мной – это Отрок пассатов. Одним взмахом ноги он посылает вести – быстрые, как ветер. Сей святой тоже находится в подчинении Бога ветров и отвечает за верное направление муссонов и пассатов: в третьем месяце по лунному календарю посылает северо-восточный пассат «птичьи вести», в пятом – пшеничный, а в июле-августе – муссон под стрехой. В Западный океан он шлет смерч и ураган, а летом на реках, озерах – корабельных весел муссоны[342]. В древности к восточным воротам царства Лу он насылал зимние шторма, что называли «ветром перелетных птиц»[343]. Сей святой отрок пригонял ветерок, раскачивавший золотые колокольца хоругвей на шестах у дворцов пяти братьев императора Сюаньцзуна при династии Тан, а еще вызывал пассат, заставлявший звенеть нефритовые пластинки в бамбуковой роще дворца этого государя. Он гонит и всё очищающий волшебный ветерок горы Куньлунь, а в сезон разрастания древесных ветвей испускает ветер «сорочьи гнезда»[344]. Коли разгневается, выдыхает ветер «Мать-земля», а в радостные времена шлет ветер «шум ветвей».
– Насылать ветра – это забота Феи ветров. Какое имеет к сему отношение Отрок пассатов – ветров вестей? – запутался Государев советник.
– Верно, Фея принимает решение послать ветер, но ветер не поднимется, пока не будет подана весть – именно Отрок-посыльный определяет силу ветров и их количество в определенный сезон, – пояснил Владыка Медного столба.
Бифэн велел отослать Отрока, приказав:
– Достаточно того, чтобы он впредь не подавал вестей, тогда и ветров не будет.
После их ухода командующий отправил ординарца глянуть, что творится за кормой, и тот доложил, что ветер и вправду мало-помалу стихает, чем весьма обрадовал Саньбао.
– Есть и другая радостная новость, – добавил ординарец.
– Что за новость? О драгоценных жемчужинах? – встрепенулся командующий.
– О другом. Тот самый моряк, что намедни свалился в океан, спасся, ухватившись за хвост огромной рыбины, и сейчас находится на транспортном судне, – сообщил ординарец.
Командующий приказал немедля доставить воина на флагманский корабль. И вот уже тот преклонил колена перед адмиралом и в ответ на расспросы сообщил, что сумел спастись и догнать корабли благодаря гигантской рыбине.
– Что еще за рыбина? – удивился Саньбао.
– Неохватная, не меньше десяти чжан в длину, цвета лазури, с черными плавниками. После того как я очутился в воде, мне удалось на нее вскарабкаться, а ей шторм нипочем, она преспокойненько качалась на волнах, – ответил Лю.