— Только попробуй!
Влад едва не вздрогнул от неожиданности, услышав за спиной голос Финиста. Только благодаря тому, что у самого Кощея учился скрывать мысли и чувства, себя не выдал.
— Чего именно? — уточнил он холодно.
— Князь под моей защитой находится. Уяснил? Не смей его к простой девке привораживать!
— Как интересно… — протянул Влад, обернувшись. Ему не прислышалось: у березы, привалившись спиной к белому стволу в черных пятнах, стоял сокол-оборотень и смотрел с истым негодованием в ясном взоре. — Ты за кого, Пестрый, меня принимаешь? За ведьму?
— Так вроде грудей не отрастил и меж ног болтается, — грубо заявил тот.
— То же, что и у тебя, — подначил Влад. — Так и какого уда ты мне в вину ставишь изготовление зелья приворотного?
Некоторое время Финист глядел на него и молчал. Взгляд голубых глаз то разгорался яростью жгучей, то потухал, становясь почти человеческим.
— Ты понимаешь, о чем я говорю, — заявил он наконец. — Не смей кровь княжью водой разводить!
— Да как ты смеешь?! — не выдержал Влад. — Кровь у всех одинакова. Равными Род нас сотворил.
— Только некоторые ровнее.
— Умолкни, Финист!
— Я предупредил, Влад, — сказал тот. — На князя не только я виды имею. Не лезь, для своего же блага!
Финист вел себя столь заносчиво, поскольку уверен был: в случае чего его и поддержат, и защитят. Вот только кто?.. Правяне хоть и ставили Кощею в вину озабоченность людскими жизнями, сами вмешивались нередко. Кому крещеный князь мог понадобиться? Кто настолько неразборчив?.. Кощею наверняка интересно будет, да и самому Владу любопытно стало. Пока он мог сказать наверняка лишь одно: то не Лады проделки. Она суженых точно не разлучала, если… Если не имелось у нее на примете другой невесты или жениха.
— Значит, слову своему изменил князь? — уточнил Влад, хотя ему и не требовалось.
— Не того ты выбрал, — Финист невесело усмехнулся. — Тебе следовало искать князя, чтущего заветы предков, а не чужестранцами перекрещенного и нареченного новым чудным именем. Первый не повернул бы, для него слово нарушить — себя потерять. А этому… ну покается перед доской намалеванной, ну повздыхает по поводу слабости своей человеческой. Люди, из Царь-Града приплывшие, учат: мол, человек грешен от рождения. А значит, все изначально запятнаны: чести лишиться, совесть потерять и жить подлецом последним не столь и страшно. Смысл преступнику себя в чести держать, переступать через прихоти сиюминутные?
— Ты кому про веру пришлую сказываешь, Финист? Мне? Забыл про мое детство в тереме князя киевского? Я побольше тебя ведаю.
— Впредь будет тебе, Ворон, наука.
— Забавно, что при всем, мной сейчас услышанном, и ты, и покровитель твой на князя Петра виды имеете, — заметил Влад. — Предаст же.
— Коли не будет знать, то и не сумеет.
Влад аж словами подавился, какие произнести собирался.
— Не думал я, будто вы, светлые птицы, на подобное коварство способны: обманом своего добиваться, чужими руками жар загребать, — проронил он, искренне подивившись. — То есть, знал, конечно, но не до такой же степени!
— Принесет то благо, Влад. Не будешь разиней — и тебе перепадет.
За благом для всех в свое время и Владимир князь прятался, и много кто еще. Да только судил Влад по поступкам.
— Не способно добро на коварство. Тебе то ведомо.
— Не глупи, Влад! — рассмеялся Финист. — Сказки не про добро. Это известно даже дитю малому. Ты ж в Нави живешь как-никак. Ужели Кощей еще не научил уму-разуму?
— Кто победу одержал, тот и есть добро? Так, выходит, Финист? Не по совести жить собрался?! В кого же ты превратишься?!
Тот нахмурился, раздраженно махнул рукой, сметая упавший на высокий лоб золотой локон.
— Время такое наступает, Ворон.
Влад так и не понял, хотел ли тот оправдаться. По всему выходило, самому Соколу не нравилось задуманное. Но тут Финист дернул щекой в нервном досадливом движении — скорее всего, неосознанном, — скривился, словно надкусив неспелое яблоко, и холодно произнес:
— Игры окончены, Влад. Я предупредил: не смей князя к девке своей поворачивать. А иначе…
— И чего же ты учинишь, Пестрый? — спросил Влад и коротко рассмеялся, хотя весело ему не было. — Бью я тебя и на мечах, и в состязании лучников. В рукопашной снова моя возьмет. Потому не похваляйся. А еще, знаешь… терпеть я не могу, когда кого-то используют втемную. Даже недругов. Мне вот раньше все равно было, а теперь сам желаю князя неверного проучить и вас всех с ним заодно! Безразлично мне, кто в твоей тени прячется.
— Стану биться я с тобой в птичьем обличии, не погляжу ни на Кощея, ни на кого другого! — пообещал Финист.
— Исполать, — бросил Влад, развернулся на пятках и пошел, куда собирался.
Глава 3
— И ты излечила его, лисичка-сестричка, — Влад не спрашивал, а утверждал.
— А чего мне оставалось? — Веста всплеснула руками, снова за юбку схватилась, ткань смяв.
— Полностью излечила? — уточнил Влад.
Веста скривилась:
— Ты ведь хитрить запретил.
— Верно. Умница, что не ослушалась, — похвалил он. — Теперь по всем законам испоконным ты правая, а он — нет.
Веста вскочила, нервно зашагала по избе.
— Покон-покон, — проговорила она. — Смысла-то в том кону? Времена меняются, старый закон уходит.
— Нет, — печально проронил Влад. — Никогда не случится этого.
— Хорошо тебе говорить! — упрекнула Веста. — Ты меж людей не живешь.
Влад глянул на нее, удивленно брови поднял.
— Всякий свою дорогу выбирает самостоятельно, — сказал он убежденно. — Я тоже, а ты… Разве не дозволяла тебе нянюшка остаться, сама ж решила уйти.
— Да потому что я с людьми жить хочу! — закричала Веста. — Мужа хочу! Рожать от него хочу! Стариться и смотреть, как дети подрастают хочу!
— Ну… пока что тебе князя подавай, — усмехнулся Влад, — а не молодца по сердцу.
— А ты меня не осуждай! — еще пуще прежнего разозлилась Веста. — Я всего хочу! Это тебе жизнь опостылела, а мне — нет!
— Ошибаешься. Так, как я жизнь люблю, многим поучиться впору, — заметил он, подпустив в голос предупреждающе-змеиных ноток (у Кощея научился).
Веста поморщилась, поежилась, пробурчала себе под нос, но Влад разобрал:
— Жить хотел бы, давно нашел себе девку али бабу, а не с мертвяком в загробном царстве сидел безвылазно.
— Хорошего же ты о нас мнения… — проронил Влад и, будто бы невзначай, потер ноющее плечо.
— Ты же мне жизнь испортил! — взвилась Веста. — Если бы я все сделала по-своему, вновь ни жив ни мертв приполз ко мне на порог князь Петр. А я б молвила ему сызнова: плохо, когда дом без ушей, а горница без очей. И впредь дурой не была бы сердобольной да на голову убогой: излечила бы лишь опосля обряда венчального!
— Неужто он люб тебе настолько? — не поверил Влад. — Ты ведь его всего раз и видела.
— Люб али нет — не твоя печаль, — прошептала Веста, смущенная его словами. — Что делать собрался, Влад-Ворон? Отступишься?
— Вряд ли, лисичка-сестричка, — проронил он задумчиво. — Теперь не отойду в сторону. В том нынче и мой интерес. Надобно князя бессовестного с тобой соединить, чужие планы на него порушив.
— Да?! — обрадовалась Веста. — Так значит…
— Перо мое вернешь все равно, — наказал Влад твердо.
— Значит, конец дружбе старой? — Веста досадливо поджала губы. — А ведь не помоги я тебе, не вызволил бы Кощея из полона!
— Дружба — мост, выстроенный меж берегами, по высоте равными. Ежели один из них осыпаться станет или ввысь расти, мост рухнет. Так и у нас с тобой. Не хочу быть у тебя на побегушках, не за тем перо дарил, чтобы за лентами летать да женихов приваживать!
— А у Кощея, значит, хочешь? — скрестив на груди руки, спросила Веста. — Ты ведь неровня с ним.
— Неровня, конечно, — согласился Влад. — Вряд ли когда сровняемся, но и не обычный мост меж нами, а волосяной: длинный, тонкий, но нет ничего прочнее, и никому, кроме нас двоих не пройти по нему.
— Вот как, значит? — вздохнула Веста. — Думала, ты поумнеешь со временем. Поймешь, что вовсе ему не надобен, а ты вон как. Мост волосяной… надо же, выдумал.
Влад вздохнул, тряхнул головой, в стену уставился.
— Я, когда прилетел в хрустальный дворец и был принят благосклонно, никак поверить не мог в собственную удачу. Зачем ему кого-то привечать, передавать знания? Он ведь бессмертен, — молвил Влад тихо. Зря делился: Веста не оценила бы откровенности, но иногда нужно произнести вслух, чтобы самому понять многое. — Да и вообще. Где я — плоть от плоти людской — и где царь Нави? Пропасть меж нами непреодолимая. Он до сотворения мира существовал, я, должно быть, у него весь, как на ладони: с мыслями, сомнениями, чувствами простецкими и глупостью непомерной. Все уразуметь не мог, чем заслужил рядом быть. Считал, смеется надо мной Кощей, натешится да прогонит. Сомневался в нем, птенец безмозглый, — сказал Влад и улыбнулся, — а потом случилась с ним беда и, оказалось, никого ближе меня нет. И я могу злиться, когда за меня решает, улетать, а только все равно вернусь, поскольку и у меня роднее никого не найдется, не было и не будет.
— Чего ты намерен делать, дабы вернуть суженого моего неверного? — зло проговорила Веста.
— Для начала я приснюсь ему, а уж по нашему разговору судя, подумаю, как быть, — ответил Влад.
— И чем тебе помочь?
— Позволь на лавке лечь и не буди, пока сам глаз не открою.
— А коли потревожу?
— Будет голова болеть у меня страшно, самой травами отпаивать и придется, — сообщил Влад истинную правду.
Веста кивнула и указала на лавку:
— Вон там ложись.
Влад так и поступил, смежил веки и унесся в места заповедные, сновидческие черной птицей.