Ворон, как известно, птица вещая и к тому же себе на уме. Решит, что не ко двору приходится, мешает чужому счастью, улетит и обратно дорогу забудет. Таскать при нем девиц — зря лихо будить. Хотя и так Кощей нечасто безобразничал. Это людская молва приписывала ему то Василис, то Елен, то Маришек да Варвар, Настенек и кого только еще не — от щедрот широкой русской души не иначе. Чтобы со всем женским войском сладить, никакого бессмертия не хватит, а Кощей ведь не просто по дворцу бродил и над златом чах, а чародействами промышлял, штуковины всякие мастерил и многому учился у мудрецов нездешних. Особенно нравилось ему бывать в землях восточных и южных, лежавших на другом берегу моря лесного и заповедной чащи. Буреломы да буераки подстерегали путников, чащобы да болота дорогу преграждали, а нечисть чужая да здешняя жила в свое удовольствие, законов вовсе не соблюдая. Уж как Влад ни отговаривал Кощея летать в те земли, а тот не слушал, лишь отшучивался.
А теперь что делать?
Ворон упал на крыло и перекувыркнулся в воздухе. Огненная змея-птица со стальным оперением промчалась мимо, столкнулась с товаркой и рухнула к земле. Вот только порадоваться победе Влад не успел: врагов оказалась целая стая против него одного.
Вдалеке мелькнул алой огненной лентой, подхваченной ветром, хозяин здешних мест — дракон. Некоторое время он описывал круги в воздухе, будто купался в нем как в воде. На Влада он вроде и внимания не обращал, но тот постоянно чувствовал на себе пристальный взгляд. От него вставали дыбом мелкие перышки, а сердце сковывали стальные тиски.
Наконец дракон свечой ушел ввысь, пробив белое облако. Стоило ему исчезнуть из виду, и вся армия крылатых огненных тварей кинулась на Влада. В сравнении с ним змеи-птицы были мелковаты, но и стрижи прогоняют от гнезд орлов, когда собираются вместе. Каких-то он пропускал мимо, других клевал, рвал лапами, но и на него налетали. Очень скоро алая пелена застила взор, а в голове осталась единственная мысль: «Выстоять, прорваться во что бы то ни стало!» На большее уже не хватало сил. Ну прорвется, и?.. Как бы там, во владениях огненного дракона, его не встретил еще кто-то.
Острые коготки царапнули по крылу. Стальные перья скользнули по груди, в шею впились то ли зубы, то ли клюв — не разобрать. Влад вскрикнул — сам не понял, по-птичьи или по-человечьи. На спину внезапно обрушилась неподъемная тяжесть, ветер ударил справа, смял, понес куда-то вбок и завертел-закружил. Если и различал до этого мига Влад свет и тени, понимал, где небо высокое, а где твердая земля, то теперь совершенно потерялся. Не разумел он и того, почему огненные змеи-птицы его не преследовали.
Ворон вновь пронзительно каркнул от безысходности: бороться с ветром оказалось бесполезно, когда же вокруг растекся молочно-белый туман, стало еще хуже. Сырость отяжелела, каплями застыла в воздухе, нависла на крыльях. Влад рванулся, стремясь вырваться из облака, но сделал лишь хуже. Туман посерел, а затем превратился в свинцовую хмарь. Влад будто о каменную стену ударился, вылететь попробовав. Мороз впился в самое нутро, иней налип на перья.
«Но, великие боги, не может же этого быть!» — подумал он.
В те времена, когда жил среди людей и еще не обрел умение птицей оборачиваться, наслушался он баек про гуляние по облакам, словно по полю. Да все они враньем были. Влад же первым делом испробовал: не мягкая пуховая перина, а туман, опереться на который невозможно. А сейчас?.. Сейчас держала его чья-то злая воля, невесть какую пакость готовящая. И ведь никто не поможет! Кощей не дотянется, ему самому помощь нужна, а внизу нет никого родного — чужие места, нехоженые, куда соваться не след.
«Кощей…» — искорка разгорелась в сознании, от нее первородным огнем вспыхнули гнев и ярость. Жар опалил все тело птичье, а голова пусть и кружилась по-прежнему, но стала легкой и ясной.
Не бывать тому, чтобы он сдался!
Не смирится!
Не останется навеки в этом мороке!
Грош цена ему, ученику величайшего чудодея, если позволит себя в оковы льда заковать, да еще и в небесах — стихии родной.
Рванулся Влад что было сил. Иней треснул, и облако словно отпрянуло (а возможно, попросту выжег он влагу вокруг гневом и яростью). Справа и слева грянул гром, всполохнули ветвистые молнии. Будь за них Перун в ответе, не поленился бы — слетал в Правь и лично Громовержцу все высказал, пусть обижается сколько душе угодно. Но только ни при чем сейчас Перун — для того долго думать не нужно.
Молнии били все чаще, но хотя бы не стремились угодить именно в него. Раскинув крылья, стараясь не двигать ими без особой необходимости, лишь парить, Влад кружил возле настоящих огненных столбов и медленно спускался по длинному широкому завитку к земле.
«Еще немного. Совсем чуть-чуть», — уговаривал он себя. Кровь по-прежнему заливала взор (сколько ее в птице? Наверное, скоро последняя вытечет), сознание мутилось, а о боли и слабости лучше было не думать вовсе.
Мотнул он головой, алые капли скидывая, глянул вверх и оторопел: сизые тучи небосвод полностью закрыли. Посмотрел вниз и каркнул, не сдержавшись. Под ним тьмой и мраком первозданным сворачивалась воронка урагана. Миновать ее при всем желании не вышло бы, даже если бы крылья держали и отступила усталость.
«Неужели не выбраться?..» — мелькнула заполошная мысль. Влад отогнал ее, как уж сумел.
Не могло такого быть! Ведь не простая же он птица, чтобы кануть в ловушке стихий! Пока кровь горяча и сердце бьется — поборется, да и если остынет — тоже. Пусть не надеются, будто со смертью все завершится, — не на того напали!
Он кружил, а внизу разворачивалось око бури. Кощей любил говорить, что, если долго глядеть в бездну, та обязательно обратит внимание и посмотрит в ответ. Влад не сказал бы наверняка, кто там его поджидал, но крохотную серебряную искорку увидел четко.
«Ловушка или нет, выбора все равно не предвидится», — решил он, поглубже вздохнул, сложил крылья и кинулся во тьму, словно в гибельный омут.
Боль разрывала все тело, но это даже хорошо: чувствуешь — значит, жив. Гораздо хуже, что некто громко и жарко дышал прямо в ухо. Ворон тотчас представил эдакое чудо-юдо, выползшее из трясины, дабы его пожрать. Вот только тело не слушалось и никак не выходило открыть глаза. Когда же на щеку упала теплая и липкая капля, Влад не просто вздрогнул — преобразился вначале в человека, затем снова в ворона, под лапы удачно подвернулась ветка дерева.
Глаза распахнулись сами. В первые мгновения удалось разглядеть лесную поляну, огромного серого волка (с его белоснежных клыков слюна так и капала), ручеек совсем рядом, желуди, дуб осыпающие, а затем все завертелось перед глазами. Крылья превратились в руки, раздался отвратительный треск, а желудок подпрыгнул к горлу. Влад вскрикнул и сверзился вниз под скрип ломающихся веток и шелест листвы.
Вторично он очнулся в теле человеческом. Под головой обнаружилась кочка, вокруг — мягкие травы. Собственный плащ укрывал сверху (как же хорошо быть не обыкновенным оборотнем, который при преображении одежду теряет, а чародеем: у Влада все всегда с собой имелось, даже меч булатный). Легкий ветерок потрепал по волосам, приятной прохладой прошелся по щеке, и он не удержался от улыбки: губы растянулись сами — даже поразмышлять, где находится и кто рядом, не успел.
— Глаза открывай, вижу ведь, что не спишь, — голос звучал издали, потому страха и беспокойства почти не вызвал.
— Вообще-то и раньше не спал, — в грезах обычно носился Влад в межмирье, играл в догонялки со звездами, с Луной да с Месяцем беседы вел и хранил тропы заповедные, если случалось увидеть на них лихо да мороки. Но сейчас ничего подобного он припомнить не мог — только мглу, окружавшую со всех сторон. Она не мучила, согревала в теплых объятиях, но вырваться из нее хотелось нестерпимо.
— Да уж! Видал я, как ты на ветку взвился. Дерево вон обидел, нехорошо это.
— Нехорошо, — согласился Влад, не чувствуя себя пока в силах поднять распухшие и отяжелевшие веки. — Я обидел — я и повинюсь.
В ответ громко хмыкнули.
«С кем же я говорю? — подумал он. — Судя по словам, с Лешим, хотя… — говор непривычным казался: не скрипучий, а глубокий и низкий, с явно слышной хрипотцой, опаску внушающей. — Нет, не похож собеседник на Лешего».
Раздались легкие шуршащие шаги, некоторое время ничего не происходило, а затем сверху полилась вода — прохладная, приятная — целый ушат. Влад возмущенно каркнул, приподнялся на локте, распахнул глаза. Рука тотчас подломилась, и он вновь упал, правда не навзничь, сумел все-таки на бок повернуться.
Прямо перед ним живой лесной ковер попирала огромная волчья лапа с колоду величиной, а в непосредственной близости от лица разверзлась пасть. Только понимание — хотел бы, давно бы сожрал, — удержало на месте.
— Ты это… — сказал Волк, — давай-ка без геройств, Ворон, лежи смирно.
— Да я и так… — вздохнул Влад. Дурнота подступила к горлу и тотчас убралась, но в ушах все равно противно звенело. — Как я сюда попал?
— Вестимо как: с неба, — усмехнулся Волк. — Было все чин по чину, вдруг небушко тучами заволокло, гром ударил, ветер поднялся и сам вокруг себя закрутился, а из дыры, им образованной, уже ты выпал. Вначале человеком, потом птицей оземь грохнулся, вновь человеком обратился, на ветку взлетел, но не удержался.
В груди похолодело, стоило Владу представить свое падение и беспрерывную смену обличий. Человек тяжелее птицы, тут ветер спас, не иначе.
— А сам ты кто ж такой будешь? — поинтересовался он, отогнав запоздалый страх. — Хранитель леса?
— А это кому как, — почему-то развеселился Волк. — Тебе вот точно хранитель, раз сожрать еще никому не позволил. Лес же у нас сам себе голова: воистину огромен, силен, кров и дом, но и хозяин всевидящий — одним помогает, иных кругами водит.