д и сам не мог бы похвастаться богатырским телосложением.
— Дурак, — снова сказал Баюн, но руку, Владом протянутую, принял и вновь сзади на Сивку взгромоздился.
…В деревне случилось с ними приключение. Остановились у прилавка со сметаной, Баюн опустошил целую крынку. Влад в кошель полез, но отыскал в нем всего одну мелкую монету. При передаче хозяйке блеснула та в свете Хорса золотом.
— Хватит? — поинтересовался Влад. Уж больно вид у женщины оказался ошарашенный и даже испуганный.
Та закивала так, что показалось — голова отломится, а потом и вовсе бухнулась на колени.
— Спасибо, — поблагодарил Влад, а Баюн потребовал с собой еще сметанки и большую головку сыра — «все пять!».
Влад уж было возмутиться собрался, да кот приложил к его боку руку и когти выпустил. Пусть и с трудом представлялось, как он проделал подобное в человеческом облике, но от боли перед глазами помутилось.
— Молчи, дурак, — прошипел Баюн прямо в ухо.
Хозяйка же и не подумала перечить и дивиться такому нахальству, мигом с колен поднялась и все собрала. Мешок Владу протянула со счастливой улыбкой и благодарностью, только Баюн его перехватил и у себя пристроил.
— Поедем уже, — буркнул, когти убирая.
Влад вздохнул и тронул повод.
— У тебя поменьше ничего не нашлось? — спросил Баюн, когда выехали из деревни. — Медяка, например?
— Нет, — ответил Влад и поморщился: раны, оставленные кошачьими когтями, горели почти нестерпимо. — Кощей меди не держит, драгоценные камни в кошеле стоят больше монет. А почему эта женщина…
— А ты не знаешь? — изумился Баюн. — Ты ж сын княжий!
— Так и есть. Только жил я в тереме заложником. Грамоте меня учили, истории, но не ведению дел, к тому ж прилично воды с тех пор утекло — сколько твоя сметанка стоит, уж не ведаю.
— Сметанка, — передразнил Баюн и принялся чавкать, сыром угощаясь. — К твоему сведению, на монету, которой ты расплатился, мог бы взять в придачу к уже купленному и Буренку, и избу, и, вполне возможно, саму хозяйку. Она бы точно не отказалась идти за богатея да еще и дурака, цены своему богатству не знающего. Вот как думаешь, согласились бы тебе за один самый мелкий яхонт отдать того младенчика?
— Нет!
— А я думаю, очень даже согласились. А если не первенец, то и подавно.
— Послушай… — начал Влад.
— Да знаю, знаю, — недовольно пробурчал Баюн. — Душегубить не даешь, людей бережешь, меня голодом моришь, и какой ты после этого навий вестник? Ворон: птица черная злокозненная? Никакой, правильно наш брат тебя ни во что не ставит, — и вгрызся в сыр. Влад только фыркнул.
Глава 4
На опушке подкараулили их пятеро здоровенных мужиков — вот уж кто точно мог похвастаться удалью богатырской. Влад коснулся пояса с ножнами черными. С таким мечом, как у него, против огромных двуручных не слишком-то повоюешь, а от дубин так тем более не отмахнешься, но с ним все же поспокойнее казалось.
Самый здоровенный мужик — по всему судя, главарь — поглядел на Влада оценивающе и хмыкнул.
— В оглоблю согну, руки и ноги повыдергаю, — пригрозил он.
— Повыдергиваю, — машинально поправил Влад.
— Че?..
— Ничего, — вздохнул тот. — Биться будем али так пропустите?
— Драться, — мужик оскалился, показав неровные желтые зубы. Два передних и правый нижний клык отсутствовали. Видать, в драке не видел он ничего особенного и всегда готов был пустить кулаки в дело. — Но ты можешь кошелем отделаться, коли жизнь дорога.
— Дорога, — согласился Влад, — но не отделаюсь: гордость не позволит, — и свысока взглянул на горе-разбойников.
Что нелюдю какие-то человечки? Хотя богатыри киевские с подобным мнением не особо считались — били нечисть, где находили, — но то они, а не мужики-деревенщины, погнавшиеся за мнимо-легкой наживой. Думал Влад, будто опасаться ему нечего. Не страшнее же разбойники чуда-юда? К тому же на четверых из них крови и душегубства не ощущалось совсем. Небось увидали, как он на базаре золотом расплачивался, и решили обогатиться. Вот на пятом…
Влад сощурился, присматриваясь. Высоченный плечистый мужик вроде ничем от других не отличался, но взгляд имел больно отталкивающий. Маленькие и почти бесцветные глазки так и бегали из стороны в сторону. Длинноватый нос делал его слегка похожим на крысу. Влад чуял от него не просто гнильцу, а очень четкий след морового прикосновения.
Нечасто Моревна людей одаривала, но бывало: наделяла и силой, и удачей. В минуты возбуждения ее любимцы могли с десяток противников одолеть или спрятаться так, что преследователи в шаге пройдут и не заметят. Но взамен теряли они вкус к нормальной жизни человеческой, удовольствие получая лишь от измывательств и убийств.
— Нападайте, — поторопил Влад. — Недосуг мне терять с вами время.
Мужики хмыкнули, оценив, как им показалось, шутку и пустую браваду.
— Чо мы, ироды какие — скопом нападать? Выбирай поединщика, — предложил главарь. — Авось до смерти не зашибет, но коли чо — не обессудь.
Влад поморщился. Византийская вера в чужого единого бога, пробирающаяся на Русь с купцами сладкоголосыми да гнилыми людьми черными, сильно ему не нравилась. Иной раз так и подмывало влететь в покои князя, преобразиться да по столу кулаком стукнуть с криком: «Что же ты, сволочь, делаешь? Зачем Русь неволишь, врагу ее без боя отдаешь?!» Если б не Кощей, давно Влад так и поступил бы, хотя видел насколько сгнил душевно Владимир, лишь о власти собственной пекшийся.
Но нельзя.
Хотел Кощей некогда самолично сесть в Киеве, да Влад его планы порушил. Теперь, когда о Владимире разговор заходил, Кощей только хитро поглядывал да посмеивался, говоря: «Неужто дорос до меня? Впрочем, нет. Думать так и не научился, — и прибавлял: — Не решить дело силой. Запретом да жестокостью лишь отвратить от себя можно. А коли придет зараза византийская на Русь — перемелется: чем сильнее и яростнее земли захватывать станет, тем быстрее преобразится. Ни Роду, ни мне с остальными правянами она не помешает, как и тебе». И оставалось лишь верить, поскольку, если не Кощею, у истоков мира стоявшему, то кому ж еще?
— Значит, один на один со мной биться желаете? — уточнил Влад. Разбойники закивали. — А коли моя возьмет?
Мужики переглянулись, ухмыляясь и крякая. Каждый из них был шире Влада в плечах по меньшей мере вдвое.
— Тебя звать-то как? — спросил один из них.
— А тебе к чему? — насторожился Влад.
— Помяну.
Влад не удержался от смеха.
— Вороном кличут. Так что, если моя возьмет?
— Поедете своей дорогой, пропустим, — сказал главарь, наверняка уверенный, будто такого точно не случится. — Только драться, чур, на кулаках, без оружия.
Влад приподнял бровь и зло усмехнулся.
— Ты, — молвил он и указал на мужика, отмеченного Моревной. Этого душегуба Влад решил убить в любом случае: и остальным в назидание, и дабы не топтал родную землю.
— Хват, а ведь нечестно так, — обращаясь к главарю, заметил еще один мужик. — Юнец выбирает, а мы — нет?
— Да нам как-то… — Хват почесал в затылке, выудил оттуда черную вошь и, раздавив между указательным и большим пальцами, глубокомысленно изрек: — В баню пора, заодно и грех, ежели чо, с себя смоем.
— А я к черному человеку схожу, что из Царьграда прибыл, — заявил «гнилой», и Влад еще сильнее возжелал его смерти, — и вам советую.
— Ну его, только языком трепать и горазд, — махнул рукой Хват. — Теперь ты выбирай, Ухарь, не тяни.
«Гнилой» осклабился:
— Мальчонку.
Влад стиснул рукоять меча — аж костяшки пальцев побелели. Главарь поглядел на подельника презрительно.
— Негоже это, — прогрохотал он. — Малец еще в силу не вошел.
За его спиной зароптали остальные разбойники. С пусть и слабым, но взрослым противником ратиться им было не зазорно. К тому же меч видели все и понимали, что от Влада всякого ожидать можно: если не силы, то ловкости и хитрости. Но с мальчишки какой прок? То убийство, а не поединок.
— Ты сказал, Хват, а я выбрал. Разве нет? — криво улыбнулся Ухарь.
Баюн в этот момент снова будто бы невзначай коснулся бока Влада и выпустил когти.
— Не вздумай отказываться, — шепнул он.
Влад в лице переменился и дернулся, едва от боли не зашипев.
— Не боись, паря, я душегубства не допущу, — увидев это, заверил Хват.
Ухарь лишь хмыкнул и напомнил:
— Чай, забыл, что уговор на Руси дороже золота?
— Я-то помню, но и детей убивать не дам, — зло глянув на него, ответил главарь.
— Жрать хочу, — жарко зашептал Баюн на ухо. — Не дал младенчика, позволь хотя бы убивца Моревниного.
— А живот не заболит? — едва слышно спросил Влад, прикидывая разницу в размерах и представляя, какое отвратительное нутро у этого человека. Как бы прожорливый котяра не отравился.
Баюн коротко хохотнул:
— Мне чем хуже, тем лучше. Ну? Дозволяешь?..
— Даю свое согласие, — ответил Влад во всеуслышание: и Баюну, и разбойникам.
Как отзвучало слово, сорвался Баюн с места огромной туманно-сизой тучей, лишь ушами острыми и хвостом кота напоминающей, разинул здоровенную пасть и проглотил Ухаря целиком, тот и крикнуть не успел. Остальные разбойники отпрянули, а потом и разбежались в разные стороны, только пятки сверкали.
— Ну наконец-то, — довольно протянул Баюн, приняв мальчишеское обличье и довольно поглаживая пузо. — Брюхо набил, теперь и дальше отправляться можно.
…На ночлег остановились на полянке круглой да ровной, будто тарелочка. Темное заповедное море лесное со всех сторон колыхалось. Изредка доносились голоса и вскрики здешних обитателей. Влад, обернувшись птицей, трижды облетел ее, защиту вычертив, а после — уже человеком — наклонился испить водицы к ручью. Синие колокольчики над ним едва слышно позвякивали, услаждая слух и навевая дрему. Поговаривали, услышавшему их на закате человеку не увидеть более рассвета. Может, то и правда была, да только человеком смертным Влад вряд ли мог себя считать и в Нави жил уже порядком давно — у самого Кощея Бессмертного.