— Ничего не вижу. Где? — спросила правая голова Змея Горыныча, обернувшись в ту же сторону.
— Только людям виден папоротник-цвет, — ответила срединная.
Змей Горыныч поднялся во весь рост, крылья распахнул, сразу вдвое больше показавшись.
— Ну… — начал он.
— Погоди, — перебил его Баюн. — Успеешь еще с тварью, из пустоты явившейся, силушкой помериться, дай я ей вначале сказку расскажу да песенку намурлычу, — с этими словами оборотился кот сизым туманом, над водой перелетел да уселся на корягу, ближайшую к чудищу. — Поторопитесь там.
— Как же… — попытался перечить Влад.
— Да что ты раскаркался?! — разозлился на него Волк.
— За цветком папоротника, живо! — рявкнул Змей Горыныч, и ноги сами понесли Влада к свету, за стволами видневшемуся. — Помоги ему, Серый.
То, что несется сломя голову, ни ног, ни земли не чувствуя, осознал Влад минут через девять. Чудилось, распростерлись за плечами крылья, да только бежал он в облике человеческом. Рядом серой тенью Волк скакал, высоко коряги и лежалые стволы перепрыгивая. Иногда слышались вопли, от которых принималось колоть кончики пальцев, словно при обморожении.
— Беги-беги, парень, — приговаривал Волк. — Ни на что не отвлекайся. Ты меня ведешь, а тебя — папоротник-цвет. Спеши, Вран.
С высоты упала на них сова с криком отнюдь не совиным — потусторонним воем и визгом, но Волк начеку был: ухватил тварь нездешнюю, перепрыгнув через голову Влада.
— Спеши-спеши, беги-беги, Вран, — уговаривал он. — Уж от этих я тебя защищу, не упусти свет Алатыря-камня!
Вот так и бежали, а над ними в синей бездне ночной сияла полная луна — огромная, как никогда раньше.
— Беги-беги, Вещий. Отыщешь папоротник-цвет — наконец себя обретешь. Сложно ведь жить на два тела.
«Сложно, — мысленно соглашался Влад, — только не за силой иду, мне самому имеющегося более чем достаточно. Защитить хочу тех, кто со мной в путь пустились, вызволить друга из ловушки».
Нечто, замаячившее в уголке зрения, он не разглядел — знал: останавливаться сейчас нельзя, лучше уж тогда сразу не быть. Неведомая тварь, на чад и дым во время пожара похожая, ударила Волка в бок, подкинув и со всего маха ударив об сухую сосну. Разнесся по лесу скрип, рухнуло дерево, а Волк заскулил, но поднялся, вскоре вновь замелькал серой тенью меж черных стволов.
— Как папоротник-цвет сорвешь, главное — не оглядывайся, — напутствовал он, — кто бы ни позвал. Морок то, помни, а ты сам — человек обычный, силы оборотничества лишенный. Человек. Ищи в себе человеческое.
«Человеческое, — подумал Влад, — то, за что меня все шпыняли да попрекали. Вот и пригодилось…»
Перемахнул он через корягу и чуть не упал, остановился и застыл, едва рот не разинув. Стоял он перед огромным валуном, изнутри ясным светом светящимся, а под камнем этим черная дыра под землю уходила.
— Добрались… — Волк с трудом перевалился через корягу. В неземном свете камня было видно, как кровоточит у него правый бок и падают вниз тяжелые темные капли. — Алатырь…
— Мне туда? — Влад указал на лаз.
— Не спеши.
Доковылял Волк до камня, раной к нему приложился, засветился тот ярко-ярко, и отворился совсем иной проход.
— Туда, — прохрипел Волк, тяжело дыша.
— А ты?..
— А мне нельзя. Не человек я уже, — ответил он.
— Да как же… Змей Горыныч ведь сказал… — заспорил Влад.
— Лишь по рождению, а так-то я, почитай, лет шестьсот назад всю человечность в себе выгрыз, — ответил Волк. — Иди-иди, ты мне потом поможешь. Если, конечно, папоротник-цвет добудешь… поспеши, — и упал у камня.
Хотел было Влад к нему кинуться, да понял: сойдет с места — закроется дверца заповедная. Вздохнул он и шагнул под сень камня.
— Только не оглядывайся, — напутствовал его Волк, и Влад действительно не оглянулся.
…Странно в камне-Алатыре оказалось: ни жарко, ни холодно; ни светло, ни темно; ни просторно, ни тесно — никак. И вместе с тем не чувствовалось здесь пустоты, которая подстерегала их на болоте. Тотчас, как подумал Влад об этом, — о Баюне и о Змее Горыныче вспомнил. Может, и не мог он назвать их побратимами, но шли-то вместе, а в беде спутников оставлять нельзя.
— Ну здравствуй, — донеслось одновременно отовсюду. Голос приятный, мужественный, да только запомнить его звучание вряд ли удалось бы. Слова будто сразу в сердце через уши вколачивались.
— Здрав…ствуй, — проронил Влад. Невежливо же не ответить на приветствие.
— Сын…
Он остановился. Глядь — стоит перед ним мужчина видный с выправкой воина бывалого, на голове венец княжеский, и вроде бы глаза у него светлые — то ли зеленые, то ли синие, — и черты лица красивые, очень часто в водной глади и зеркалах виданные, а не разглядеть отчетливо и не запомнить.
— Дошел, значит… Выполнишь предначертанное.
— Предначертанное?.. — опешил Влад. Он помнил наказ Волка, но не ответить не мог.
— А ты думаешь, просто так в полоне вырос? Да кто бы тебя туда отдал, если бы не путь сюда. Уж точно не ради мира средь княжеств русских и не Чернобогу на потеху.
— Вот как?.. — Влад сделал еще несколько шагов вперед. На душе кошки заскребли. Знал он, что обещан был царю Нави еще до рождения, но полагал, будто все-таки сам судьбу свою выбрал. А выходило…
— Все… все предначертано. На то и путь вещих, — вторил его мыслям то ли морок, то ли действительно призрак отца, которого Влад не помнил.
— А как же свобода воли? — прошептал он.
— А как же вещуны да кощуны с волхвами? — усмехнулся тот. — Нет свободы, все людишки себе выдумали, в нее поверили.
— А раз поверили, то и обрели! — громко и зло сказал Влад и ускорил шаг.
Призрак внезапно встал перед ним, путь загораживая. Влад не успел остановиться, должен был бы врезаться, да прошел насквозь.
— Молодец, — прошелестело в ушах, но никакого удовлетворения Влад не испытал.
Оскальзываясь на мокром полу, он добрел до пещеры. В ней, как и во всех предыдущих, темно не было. От стен лился мерный свет, но здесь он оказался не белым или серебристым, а синим. Отовсюду слышались звон и журчание — это стекали потоки воды, а впереди раскинулись заросли папоротника.
«Разве он не цветет в ночь на Ивана Купала?» — подумал Влад.
— Наверху разве лишь, — прошелестело позади.
Влад вздрогнул: голос был иным и в то же время тем самым. Хотелось обернуться и посмотреть, да только делать этого не следовало.
— Здесь всегда?..
— Если путник достойный, — хмыкнул голос, — отчего бы и нет?
— Почему бы и не да, — прошептал Влад, протягивая руку и касаясь папоротниковых листьев, проводя по воздуху над ними, словно поглаживая. — Где же цветок?
— Дабы взять, отдать часть себя требуется.
— Перо не дам, — не подумавши ляпнул Влад и услышал позади переливчатый смех: тонкий, ласковый, с затаенной силой, явно девичий. Миг единый, и он переменился, стал шипящим — и не понять мужской, женский ли.
— Что нам в перьях? — выкрикнули со всех сторон.
— И сердце мое давно мне самому не принадлежит.
— Что нам в сердце…
— И жизнь моя отдана, — перечислял Влад.
— Что нам какая-то жизнь?
— Только и осталось… — Влад не договорил, вынул меч из ножен и со всех оставшихся у него сил сжал клинок.
В глазах потемнело, яркие звезды вспыхнули — уж насколько он умел терпеть боль, а сейчас не выдержал, закричал. В руку словно раскаленный штырь вогнали, прошел он вверх до плеча и пронзил сердце. Шум в ушах оглушил. Ноги подломились. Рухнул Влад на колени, заморгал: видел и не видел одновременно. Вроде и не было ничего, а упали кровавые капли на листья папоротника, скатились к каменному полу и впитались в него, а прямо перед глазами расцвел цветок — алый-не алый, огненный и вместе с тем нет, неясно какой. Потянулся к нему Влад, коснулся лепестков окровавленными пальцами. Стал папоротник-цвет пламенем и в ладонь втек, по жилам пронесся, сердце запуская сызнова.
— Сорван!.. — голоса послышались отовсюду: шелестящие, звонкие, напевно воющие. Хотелось закрыть уши, только не помогло бы. Вокруг уже кричали и визжали. Звук достиг настолько тонкой ноты, что и не слышался, стегал по душе, устали не зная.
— Хватит! — закричал Влад; казалось, он с ума сойдет.
Голоса вдруг стихли.
— Птица моя…
Влад вздрогнул, но не обернулся, застыл на месте, кулаки сжав и снова рану растравив, — иначе не выдержал бы, оглянулся. Не мог за плечом Кощей стоять.
— Ворон…
Не слушая больше знакомого голоса, принялся Влад пятиться, каждое мгновение напоминая себе о том, что оборачиваться нельзя. В лужу наступил, поскользнулся, пол из-под ног ушел. Упал Влад навзничь, но, прежде чем раскроить голову о камень, крепко-накрепко зажмурился и подумал, совершенно не понимая, к кому обращаясь: «Помоги…»
Глава 6
Серый туман скрывал все вокруг, куда бы Влад ни летел. Наверное, прошла вечность, пока до него дошло, что он попросту угодил в облако; сложил крылья и нырнул вниз, тотчас попав под ледяной дождь. Внизу плескалось море, впереди застыл скалистый остров. На острые скользкие камни Влад опустился уже человеком, поморщился, когда ветер пронзил до костей.
«Дуб… здесь должен быть дуб», — вспомнил он, но вместо него обнаружил черную обуглившуюся березу.
— Беркана… — дерево по ту сторону, — услышал он, резко обернулся и, не дав себе мгновения помедлить и усомниться действительно ли видит Кощея, шагнул к кутающейся в черный плащ высокой и худой фигуре.
— Ничего страшного, — заверил Влад. — Все исправлю и тебя вытащу, ты жди только.
— Не слишком ли много на себя взял? — пронзительные глаза, показавшиеся стальными на осунувшемся усталом лице, уставились на него, словно стремились дотянуться до души. Ветер рвал полы плаща, развевал темные волосы, припорошенные серебром.