— Хорошо, — ответил Кощей и повернулся к Баюну. — Тебе, насколько понимаю, свободы хочется?
— Э… нет! Не вздумай, — кот замахал на него обеими руками.
— Ты ж всегда на свободу рвался, — напомнил Волк.
— Так то потому, что не разумел я своего удовольствия. У Яги в доме тепло, а на печи и вовсе мягонько. Она меня чешет, ласкает да потчует, а я ей ноги отлеживаю и песни-сказки мурлычу. А ты предлагаешь мне скитаться? Вот еще! Я, пока тут по лесу шатался, исхудал совсем. И постоянно ХОЧУ ЖРАТЬ!!!
Кощей рассмеялся, а потом протянул ладонь. Миг — и оказалась на ней скатерка, в несколько раз сложенная.
— Это же…
— Скатерть-самобранка, — сказал Кощей.
— Хлебосолочка… — протянул Баюн мечтательно.
— Только вряд ли она младенцев тебе предоставит, — предупредил Кощей. — А коли попросишь, обидится, самой обычной станет и преобразится, лишь попав в руки нового хозяина.
— На кой мне кровь человечья? — фыркнул Баюн, со всем почтением скатерть-самобранку принимая, — Я ж особую испробовал. Мне после папоротника-цвета, в жилах ученичка твоего текущего, жажда более не грозит. А вот голод — еще как!
— Волк… — обернулся к тому Кощей, — я, помнится, закрыл для тебя пути в Навь когда-то.
— Ужели откроешь? — сощурился тот.
— А месть свою ты хочешь совершить по-прежнему? — уточнил Кощей.
— Хочу землю и людей от пакостей всяких хранить, — ответил Волк.
— Быть по сему, — повелел Кощей. — Храни тропы заповедные, зваться тебе теперь звездным волком-хранителем, хозяином того леса, что вырос меж моим царством и Явью.
— Наконец-то, Кощей! — прорычал Волк. — Долго же ждать пришлось. Но заруби на носу: я тебе не слуга и не друг.
— Да я как-то и не рассчитывал, — усмехнулся тот. — Ворон…
Влад стоял бледный, а после обращения так и вовсе попятился, глянул на Кощея, каркнул и взвился в небо — только его и видели.
— Эх… — вздохнул Змей Горыныч. — Недаром говорят: в тридцать лет ума нет — и не будет.
Кощей, до того на месте застывший, посмотрел на него возмущенно:
— Да как ты смеешь?! Подумаешь, не проходил он еще своего человеческого срока… не нам, силу познавшим, годами мериться.
— А я и не про него, — дыхнул паром Змей Горыныч. — Тебе когда-то тоже столько стукало, а вот ума так и не нажил!
Кощей аж растерялся от подобного заявления.
— Ты чего ему сказать-то собирался? Наградить?
Кощей беспомощно рот открыл и тотчас закрыл — совсем как щука, на берег выброшенная.
— Ворон твой первый переполошился, раньше всякой братии правянской, нас собрал, себя не жалел, лишь бы тебя, дурака, вызволить, — заметил Баюн, — а ты просто взял и приравнял его к тем, кто шел, дабы награду с тебя вытребовать.
— Не ради наград, не ради тебя даже, — вторил ему Змей Горыныч, — а поскольку жизнь мальчишке этому пернатому не мила стала без дурака бессмертного. А ты? Чудодей великий, а в отношениях людских не разумеешь ни капельки.
— Как есть дурак и точно не разумею, — проговорил Кощей, в небо посмотрев.
— Ладно, — вновь дыхнув паром, сказал Змей Горыныч, — садись на закорки, догоним, а там уж ты сам слова найди, да только на этот раз правильные. Не упусти, улетит ведь совсем.
— Не отпущу, — заверил Кощей, только Ворона они так и не догнали.
Три дня прошло, летел Змей Горыныч по своим делам и заметил на фоне неба глубокого да облаков невесомых черную птицу, в воздушных течениях купающуюся. Ворон такие кренделя выписывал, какие обычной твари крылатой не под силу. Вдруг купол небесный рябью пошел. Возник мираж-не мираж, а Синие горы и замок, к скале прилепившийся; в башне окошко призывно горело.
Кинулся Ворон к той башне, влетел в оконце и обернулся человеком, а там уж Кощей — тут как тут — обнял крепко-крепко, не вырваться. Ворон, правда, и не пытался. Замок, горы и сама Навь тотчас из виду скрылись, а Змей Горыныч хитро ухмыльнулся и полетел себе дальше.
Видно, помирились.
Вот и хорошо. Авось поживут спокойно некоторое время. А там… и новой сказки начало не за горами.
(автор иллюстрации Liss-ka — vk.com/liss_ka_art)
Часть V. Глава 1
Небо чернело, но не оттого, что стояла ночь или его покрывали свинцовые тучи. Все его заполонили черные птицы.
Вороний гвалт заглушал музыку в наушниках, поставленную на максимальную громкость, и Олег немного опасался, что вообще оглохнет, если выключит плеер в телефоне. Он довольно быстро установил источник птичьей паники — это другие прохожие стремились миновать неприятный участок пути как можно скорее, одна бабка даже перекрестилась, — а Олега словно манило посмотреть, что же произошло.
Небольшие, всего в две полосы, придворовые улицы никогда (даже в часы пик) не были запружены автомобилями. На них и машин-то днем с огнем не отыскалось бы, но какой-то горе-водитель все же умудрился сбить птицу. Да какую! Черную, с перьями, отливающими на свету синим, с мощным загнутым клювом, и такую огромную, что даже орлы в зоопарке казались меньше.
Ворон лежал на асфальте, распластав поврежденное крыло, а вторым молотил по воздуху в тщетной попытке взлететь. Назвать карканьем возгласы, вырывающиеся из его клюва, не выходило при всем желании. Птица кричала почти по-человечески.
Первой невероятно безумной мыслью, пришедшей Олегу в голову, было: «Родители не позволят его оставить». Потом он вспомнил о давно минувшем совершеннолетии, о маленькой, но собственной квартире, в которой обитал в гордом одиночестве, и с облегчением вздохнул.
О том, что ворон может клюнуть, будет вырываться и вообще окажется источником какой-нибудь заразы вроде чумы, бешенства, короновируса или чем там еще пугают своих отпрысков здравомыслящие граждане при виде бродячих животных, Олег не думал вовсе и даже не беспокоился. Взялась откуда-то железобетонная уверенность и в этой птице, и в себе самом.
Он отключил плеер, затолкал подальше в карман джинсов наушники и снял куртку, а потом очень медленно принялся приближаться к птице. Интересно, откуда он улетел? Из зоопарка — вряд ли, там за животными бдят лучше, чем за маньяками-убийцами в одиночках. От какого-нибудь любителя редкостей — возможно, но такие скорее крокодила заведут или тигра, чем вполне обычную в средней полосе птицу.
Ворон, увидев Олега, как-то вдруг сразу успокоился и даже орать перестал. Черные глазища несколько раз блеснули, а потом он отвернулся и застыл, покорно ожидая своей участи. Дернулся он, лишь оказавшись под курткой.
Дальше Олег помнил смутно. Он чуть ли не бежал по дороге к своему дому, сильно и бережно сжимая сверток, и думал лишь о том, как колотится птичье сердце — так отчетливо и часто, будто готово выпрыгнуть из груди.
Ключи долго не находились, Олег сгрузил свою ношу на одну руку и, истово ругаясь, рылся по карманам. Конечно же, он не мог не привлечь внимания соседки. Дверь скрипнула, приоткрываясь, и из-за нее послышался скрипучий голос Янги Яновны:
— Опять нетрезвые. Вот я сейчас полицию-то вызову, обормоты… ходят и ходят…
— Я это, — вздохнув, пробормотал Олег. — Вот… ключи дома оставил.
— Ась?.. — соседка на пару секунд замолчала, словно прислушиваясь, молчал и Олег. — Так это другое дело, — дверь открылась окончательно, явив сгорбленную, неопрятно одетую старуху лет, вероятно, под сто.
Есть люди, которые и в молодости смотрятся старыми: то ли в чертах лиц какая-то немощь, то ли скрытые болезни. Мать утверждала, что даже когда сама бегала с бантиками и красненьким ранцем в первый класс, Янга Яновна уже выглядела такой, какой привык видеть ее Олег. Впрочем, мать соседку терпеть не могла, даже вздыхала вначале, как же ее сыночек будет жить в дедушкиной квартире совсем один. Они с отцом переехали в загородный дом, а у Олега был институт, в который он наотрез отказался мотаться, тратя на дорогу ежедневно часа по три. И даже разговоры «мы квартиру сдадим, а плата вся твоя будет» и «дом у нас большой, с двумя отдельными входами, мы за тобой и смотреть не станем» не возымели действия. Олег никогда еще не чувствовал себя настолько счастливым, пока не остался один в квартире.
— Разве то беда? Сейчас-сейчас, — соседка загремела большущей связкой ключей, отыскивая нужный.
— Янга Яновна, у вас что, весь подъезд запасные ключи хранит? — не удержался от вопроса Олег.
— Бери выше. Дом, — усмехнулась та. Замок щелкнул и открылся. — Вот. Заходи в свои хоромы.
Олег поблагодарил, готовясь уже юркнуть в квартиру, обрадованный тем, что ворон вел себя смирно и соседка ничего не заметила, да не тут-то было.
— А это кто? — спросила она, подслеповато щурясь.
В этот момент ворон высунулся из-под рукава, но вопреки ожиданиям не закричал и не попробовал вырваться, а только склонил голову набок, изучающе рассматривая старуху.
— Птичку завел? Так давно пора! А то живешь как перст, одиноко, — неожиданно обрадовалась Янга Яновна. Другая точно начала бы охать да ахать, а она — нет, даже не поворчала для проформы — мол, каркать птичка будет и шуму прибавится. — А ты все ж таки отыскал, — неожиданно обратилась она к ворону.
Ввалился к себе Олег очень удивленный и, наверное, только сейчас понявший, чего же такого натворил. По урокам биологии, которые ни шатко ни валко преподавали им в школе, кажется в классе восьмом, он помнил только то, что вороны вроде как всеядны. На основании сказок, которые тоже знал не ахти как, и песни «Черный ворон» считал этих птиц падальщиками, а в какой-то книжке явно фэнтезийного содержания говорилось, будто они едят свежее мясо и зерно. А хуже всего — Олег понятия не имел, как лечить то ли перебитое, то ли вообще сломанное крыло.
В аптечке отыскалась перекись водорода, зеленка, йод, бинт, пара упаковок анальгина и четыре таблетки активированного угля. Был бы ворон человеком, Олег поделился бы обезболивающим, но давать его птице опасался.