— Я перелететь все равно не смогу.
— Сядешь на плечо, и пошагаем.
Ворон, приподняв бровь, посмотрел на плечо Олега. Он явно хотел поспорить и напомнить про свои когти, но решил проявить благоразумие и начал меняться. Казалось, только что стоял человек, — а вот опустилась на кочку большая черная птица.
— Карр.
— Не тяни, — Олег протянул руку, и птица ловко вскарабкалась на его плечо, нещадно царапая когтями кожу до крови. Впрочем, Олег решил, что не так уж ему и больно, вполне терпимо.
Болото то было или нет, а идти по нему стало в разы труднее. Единственное, в чем не возникло нужды, — это в свете: фосфоресцирующий мох сопровождал их всю дорогу, временами попадались лужицы светящейся воды и странные синие кусты с лиловыми и красными ягодами. Пару раз Олег видел ларцы, словно выросшие из-под земли. Они манили скрытыми в них сокровищами, и понадобилось бы лишь сделать шаг в сторону, чтобы дотронуться до них. Олег оставался к ним равнодушным, да и Ворон сидел на плече смирно, неохотно комментируя происходящее.
Олег исподволь ожидал духов или призраков тех, кого уже погубило это место, однако таковых почему-то не появлялось.
— Откуда ж? — тихо спросил Ворон и тотчас пояснил: — Люди здесь не ходят. К тому же не тебя смертью пугать.
Всполошился он лишь однажды, когда прямо на пути выросла статная черная фигура, наглухо запахнутая в черный же плащ. Олег не успел затормозить и прошел сквозь нее, а потом не оглядывался. Ворона он придержал на всякий случай, мельком погладив по мягкому иссиня-черному оперению. Сердце у птицы стучало так, словно пыталось разбить ребра.
— Я как-нибудь потом спрошу, кто это был, хорошо?
— Карр.
А потом стало очень тихо. Туман разлился вокруг, и Олег сам не заметил, как ушел далеко в собственные мысли.
Мысли были странными и больше напоминали сны. То он видел себя же, висящего на цепях в каком-то подвале. То стоял подолгу, опираясь рукой о ствол какого-то дерева, у которого, если задрать голову, верхушки было не увидеть. Переживало оно одновременно все четыре времени года. То сидел на троне или прогуливался вдоль широкой, быстро текущей кровяной реки, воспламеняющейся каждый раз, стоило подойти слишком близко.
Когда под ногами перестало хлюпать, он даже растерялся. Туман подернулся синим, а потом развеялся, и дышать сразу стало много легче.
— Погоди! — рядом на большом пологом валуне сидела девочка в белом платье и венке из колокольчиков, в которых попадались желтые цветки полыни. В пальцах она теребила стебелек белой лилии.
Олег моргнул, прогоняя видение. Ворон на плече переступил лапами — наверное, он тоже видел свои сны. Девочка, однако, не исчезла, а взглянула хмуро.
— Ты что же, собственноручно хочешь свести на нет все, чего добился?
Ворон предостерегающе каркнул, но Олег не услышал. Он одновременно знал и не знал говорившую.
— Я же предупреждала тебя! — она поднялась. Когда начинала движение, все еще оставалась девочкой, но, встав, оказалась очень красивой стройной женщиной с черными волосами и глазами цвета утреннего апрельского неба. — Так нет же. Слуг моих не послушал, а теперь и сам в путь отправился.
Потом она глянула на Ворона, и нечто странное отразилось в ее глазах, а лицо заледенело, превратившись в прекрасную маску.
— Ну хорошо, — произнесла она спустя некоторое время. — Допустим, я пропущу тебя, но птицу эту ты мне подаришь.
Олег сжал кулаки. Оружия у него с собой не было вообще никакого, да и не стал бы он драться с этой женщиной.
— Отдай, — посоветовал Ворон.
— Нет уж, — без этой когтистой тяжести на плече весь путь полностью лишался смысла.
— Если отдашь, в любую минуту вернуться сможешь.
— Сказал же: нет. — Олег шагнул вперед, а в следующую минуту уже упал, споткнувшись. Хорошо, Ворон вовремя слетел с плеча, иначе Олег неминуемо зашиб бы его.
Сзади раздалось кряхтение, там стояла неопрятного вида старуха с длинными седыми космами и смотрела на Олега очень зло.
— Ты пожалеешь об этом! — предрекла она. Не пройдет и трех мгновений — пожалеешь!
Глава 4
Первое мгновение прошло. Его подкрепил удар сердца, и на месте старухи снова возникла девчонка. Второе минуло, и она исчезла. А впереди раздался лязг железа и треск, похожий на тот, что издают сухие сучья в костре.
— Пойдем скорее, — Олег подхватил с земли свою непутевую птицу и посадил к себе на плечо. — И никогда не смей мне такое советовать, понял? Я тебя бросать не собираюсь.
Ворон промолчал, а в следующее мгновение Олег рассмотрел источник звука.
Река была огромной. Противоположный берег терялся где-то у горизонта. Перекинутый через нее узкий мост, по которому мог бы пройти только один человек, держался на честном слове, однако огонь, который полыхал в реке вместо воды, его пока не спалил, лишь некоторые волосинки веревочных опор чуть тлели.
Олегу стало не по себе: и от вида реки, и от моста, а в особенности от того, кто или что этот мост пересекало. Еще он заметил чахлую осину, на которой висел мешок с торчащей из него огромной головой. Мешок был темный от крови и дергался в такт шагам непонятного чудища, а голова — живая — постоянно витиевато ругалась. Возле осины валялся меч, и, по идее, именно им от чудовища и следовало отбиваться, однако Олег застыл и не мог даже шага в сторону дерева сделать.
— Это река Смородина, — проговорил Ворон, — это — Калинов мост. А это чудо-юдо — обитатель царства, что на той стороне раскинулось. Твоего царства, не мара или мора какая-нибудь. Ты мост без защиты оставил, когда уходил, и вот все эти годы они и переправляются.
— Странно. Ничего подобного на улицах не встречал.
— Да и тебя тоже никто в истинном обличии не видел, — заметил Ворон, но пояснять не стал.
— Нам ведь на ту сторону?
— Источник живой и мертвой воды там, — неопределенно проговорил Ворон. — Только справишься ли? Может, освободишь Усыню?
Олег посмотрел на мешок и направился к осине. Голова появлению посторонних не обрадовалась и обрушила на них ушата три отборных ругательств и маленькую кружку в придачу. Ее счастье, что из всего вороха выражений Олег с трудом распознал только не то «гой», не то «гей».
— Сам ты гей, — на всякий случай сказал он.
Голова аж заткнулась от неожиданности.
— Ты возьми меч да веревку переруби, — посоветовал Ворон.
Пока поднимал с земли и над головой, пока размахивался и перерубал, пока ронял и отскакивал в сторону, чтобы не повредить ногу, мешок грохнулся о землю и раскрылся.
То, что из мешка начало расти, оказалось в два раза выше обычного человека и вчетверо шире. А самое неприятное — подхватило меч, который тоже увеличился в размерах, словно пушинку, и кинулось на Олега. Тот отпрянул, но по закону подлости под ногу попался осиновый корень. Ворон слетел с плеча и кинулся великану наперерез. В следующую секунду сверкнула молния, и ослепленный ею Олег зажмурился, а потом наступила темнота.
…Очнулся он у костра. Поленья весело трещали. С реки, несмотря на ее содержимое, несло свежестью, а в темном небе пели неведомые птицы: яркие, крупные, но с крыльями, как у колибри, и такими же длинными клювами.
— Вирийские! — громыхнул великан, тем самым распугав ночных певуний. — Ты, хозяин, не серчай, и я тогда тоже зла держать не буду. Братьев воскрешу уж самостоятельно.
Олег кивнул, поискал взглядом Ворона и, только убедившись, что с тем все хорошо, облегченно вздохнул. Ворон сидел по другую сторону костра и чистил перышки, но, почувствовав внимание к себе, немедленно припрыгал поближе.
— А чудо-юдо где? — спросил Олег.
— Так нету, — рассмеялся великан и погладил свой меч по рукояти, тот издал отвратительно-неприятное то ли шипение, то ли звяканье — похожее иной раз получается, если не так провести мелом по доске в аудитории.
Олег прислушался к себе и окончательно понял, что о выборе не жалеет: ну не его это было — жить обычной жизнью, неинтересно.
— Мы ж здесь на то и поставлены, чтобы никого с той стороны не пущать, — говорил тем временем великан. — Но только, хозяин, ты имей в виду, что если ты в свой край вернешься, то обратно мы тебя тоже не выпустим.
Олег на это только усмехнулся. Вырвался он однажды, надо будет — и еще раз лазейку отыщет.
— Припасы-то достань, — сказал Ворон и каркнул, а потом подпрыгнул и опустился на землю уже в человеческом обличье.
Олег вынул из кармана узелок, развязал, и тот принялся расти. Дорос он в результате до тех же размеров, что был в квартире. Ворон полез выуживать из него продукты, которые не только не испортились, но и не просыпались и не пролились.
…Проход по Калинову мосту на следующее утро выдался тяжелым. Ворон в этот раз шел впереди и расчищал дорогу позаимствованным у Усыни мечом. Нечисть лезла разнообразная, Олег даже пожалел, что он не какой-нибудь режиссер ужастиков и не писатель — наверняка снискал бы славу, описывая всевозможные «прелести» тварей. Еще ему было нехорошо из-за того, что путь прокладывал раненый спутник, но сам обращаться с мечом он не умел, а вернее — не помнил как. Ворон уже устал уверять, будто гораздо худший мечник, нежели в прошлом был Олег.
— Вот вспомнишь, кто ты есть, — сам убедишься, — сказал он в очередной раз и стал рассказывать о лезущих на мост тварях. — Вот эти ярость в людях вызывают, эти — недовольство и зависть. А вот это, — он снес медузообразному монстру верхушку, и пока та не отросла заново, столкнул в пламя, — наплевательство на чужую боль.
— Хочешь сказать, люди не сами подвержены всем этим порокам?
— Отчего ж? Еще как подвержены: и мерзавцев, и предателей с убийцами предостаточно по Яви ходит. Вот только половина из них так и жила бы себе спокойно, ворча на соседей и сослуживцев, но ничего не предпринимая, если б какая-нибудь из лярв не пролезла в мир живых и не побудила их к действию, — Ворон ловко снес тянущееся к нему щупальце. — Вот, скажем, некий косопузый хрыч может сколько угодно исходить слюной по малолетней соседке, — взмах, и еще одно щупальце полетело в огненную реку, — но ему и в голову не взбрело бы пойти и подкараулить ее в подъезде, если бы вовремя с такой вот лярвой не повстречался.