– Иди на хрен, старая сука!
Белая пелена снов отступает неторопливо – ведь стольких грудей и стольких вымен она успела коснуться.
И та часть Якуба, что проникла в сон, удивляется. Как это – отшельница, крадущая молоко? А так как удивление требует осознания, присутствие Якуба оставляет след на сновидении женщины. Он словно попадает в сеть паутины и, дернув несколько нитей, вызывает дрожь, бегущую прямо к хозяйке сна. Слава начинает метаться в своей постели, резко открывает глаза и сердито спрашивает:
– А ты что здесь делаешь?
И Якуб просыпается со страхом, засевшим в груди. Что-то подсказывает ему, что нельзя сердить отшельницу. На чердаке Якуба царит покой. Только глаза Черныша сверкают в луче лунного света. Юноша лениво переворачивается на другой бок, делая вид, что не проснулся. Он успокаивает дыхание и накрывает себя одеялом, пропитанным потом. Ведь сны – это только сны, и им не стоит доверять.
XXVIII. О Нелюдиме, змеях и чертях
Сказывают, что много веков назад у Змеиного Короля были сын и дочь. Дочери на восьмой день после рождения семья дала имя Магура. Сын не получил имени, потому что сразу после рождения был похищен двумя демонами, Амазараком и Азараделем, которые о чем-то поспорили с Отцом-Змеем.
Так говорит Черныш. День теплый и ленивый, хороший для того, чтобы рассказывать истории. Лес пахнет весной.
Черти оказались хитрее, чем подозревали при змеином дворе. Убегая через темный буковый лес, они путали следы в быстрых ручьях, но в спину им уже дышали огнем гончие драконы, и звуки погони, казалось, доносились со всех сторон. Амазарак и Азарадель пытались спрятаться в ямах под поваленными деревьями и в глубоких дуплах – именно в таких местах нашли убежище старые боги, когда грозный Исус Крестос прибыл в Бескиды. И если таким образом удалось обмануть истинного Бога, то почему бы такую штуку не провернуть и со Змеиным Королем?
Амазарак нашел глубокую щель в стволе старого дуба, выстланную паутиной и перегноем. Казалось бы, это хорошее укрытие, но мальчик пронзительно заплакал и не мог остановиться. Тем временем лай драконьей своры раздавался все ближе и разносился по лесу деревянным эхом.
Чертям на мгновение захотелось бросить ребенка в дупло и спасти собственные шкуры, но тогда их месть не имела бы смысла. Поэтому Азарадель расправил свои нетопырьи крылья и улетел вдаль, унося мальчика с собой. Ночь залегла над горами беззвездная и мшистая, и даже демону пришлось усиленно напрягать зрение, чтобы хоть что-то разглядеть в непроглядной тьме. В лесу неподалеку что-то грохотало и завывало – это толстый Амазарак отвлекал внимание гончих. Азарадель, обхватив ребенка, тем временем все парил и парил в воздухе, а звуки погони доносились все тише и тише.
Наконец он наткнулся на затерянное в Бескидах поселение из нескольких бедных лачуг. Он уже собирался оставить мальчика на ближайшем пороге, но в его рогатой голове поселилась другая мысль. Он стал бегать от хаты к хате и заглядывать в каждую через дымоход – все окна и двери были увешаны борцом и рутой, и доступа к ним у демона не было. Наконец он нашел то, что искал.
– А что он искал? – спрашивает Якуб, потому что Черныш вдруг прерывает рассказ и начинает наблюдать за шмелем, что кружит над розовым цветком клевера.
Кот молчит, напрягает зад и наконец достает шмеля, убив его одним взмахом лапы. Охотник некоторое время рассматривает свою жертву, теребит тельце насекомого, но насекомое, несомненно, мертво, и Черныш теряет к нему интерес.
– В хате все уже спали, – продолжает рассказ кот. – Крестьянин, его жена и стайка детей, беззубая бабка на запечье и куры на насесте, и две пузатые козы в углу. В подвешенной к потолку люльке зашевелился младенец и запищал, как птенец; Азарадель усыпил его чарами колыбельной, чтобы он не разбудил никого в комнате.
Очень осторожно демон распеленал человеческого ребенка. Мальчик. Стараясь не поднимать шума, он подменил детей, но змеиный сын проснулся и заплакал так пронзительно, что демону показалось, будто от этого плача у мальчика отвалится голова. Змеиных детей не берут никакие чары, Азарадель тут же с крестьянским ребенком ускользнул в ночь через дымоход.
Во мраке старого леса он нашел Амазарака. Это было нетрудно, потому что жирный дьявол наколдовал себе шляпу с пером зимородка, ярко-голубой кафтан и обувь из желтой кожи и в таком наряде скакал по лесу, по долинам и курганам, напевая нелепые песни, чтобы привлечь на себя внимание погони.
Черти бросили ребенка в дупло старой ивы и улетели в ночь беззвучно, как охотничьи совы. Мальчик умер бы от голода и холода, потому что колдовское проклятие все еще сковывало ему язык и горло. Но его нашли древесные змеи, которых в те времена в Бескидах водилось невероятное множество.
Некоторые гады тут же отправились на юг, чтобы рассказать обо всем королю. Ибо царя терзал гнев, от которого дрожали горы. Боялись, что Отец-Змей проснется раньше времени, и наступит конец света: Змеиный Король спал почти всю ночь и во сне правил своим двором, во сне же родил Магуру и ее брата. Но прежде чем древесные змеи доползли до окрестностей Змееграда, прошли три беспокойных дня и ночи. В это время некоторые рептилии подкрадывались в соседнюю деревню и высасывали молоко из коров и кормящих баб, а потом относили в дупло ребенку один небольшой глоток, потому что сколько может удержать змея во рту? Змей, однако, было очень много, и ребенок выжил. Плотный клубок змеиных тел согревал его тельце, а змеиные языки растирали ему брюшко, когда у него случались колики.
И так вышло, что мальчика в итоге забрали мрачные драконьи рыцари в горы, в гнездо Змеиного Короля. Однако восьмой день его жизни, день прихода Рожаниц, прошел безвозвратно, и ребенок остался без имени. Рожаницы больше не приходили и не хотели сделать исключения даже для самого Змеиного Короля. Ибо законы мира на то и законы, чтобы распространяться как на малых, так и на великих. Сын Короля остался без имени. Да, его как-то звали, но это было не настоящее имя.
Ребенок рос безобразным, молчаливым и глупым, поэтому его назвали Нелюдимом. У Нелюдима была большая голова и толстое туловище, он ел за двоих и пил за троих, и в каждом его движении проявлялась его хамская кровь. Он не мог наложить простейшего заклинания, и змеиные мастера больше надежд возлагали на его сестру. Магура змеиной силой давала жизнь ручьям, лепила горы и рожала леса, и когда она создавала их, оказывалось, что они были такими всегда. Отсюда в Бескидах полно странных деревьев, останцев и чертовых камней, и когда Магура являла их миру, местные жители были уверены, что они стоят испокон веку и что столетиями о них передаются легенды. Ибо будущее творить может любой желающий, но для создания прошлого нужны великая волшебная сила и хитрый ум.
Магистры колдовства занялись Магурой, предоставив Нелюдима самому себе. Никто не знал, что с ним делать, и даже мудрейшие маги ломали себе голову, что не так: то ли Змеиный Король одарил своего сына столь необычным талантом, что его невозможно обнаружить, то ли Нелюдим – просто идиот, что может случиться в любой семье.
Поэтому мальчик рос в немилости у богов и у людей. Он бродил по горам и лесам, наблюдая, как мир движется без его участия. Особенно часто он забредал на холм над Змееградом, где росла лишь корявая яблоня-самосейка. По яблоням особенно хорошо видно, как меняется все на свете.
Он наблюдал, как каждый день тень бродит по северной стороне дерева. Как весной на ветвях появляются цветы, которые отмирают и осыпаются на землю, а в это время их желтоватые сердцевины волшебным образом превращаются в плоды. Как меняется зелень листвы, ведь зелень весны совсем не похожа на зелень лета. И как в июльские дни у корней дерева роятся крылатые муравьи, как они суетятся, рвутся в воздух и гибнут до наступления вечера. Все, вплоть до мельчайшей травинки, было явным и четким. Нелюдим все это видел. Это – и другие вещи, которые можно заметить, только сохраняя неподвижность.
Однажды холодным осенним днем подошел к Нелюдиму величайший из магов на службе у Змеиного Короля, Сумракород. Он сел рядом с мальчиком под яблоней, и они вместе уставились на горы, тонущие в медовом сиянии вечера.
– Нам всем интересно, о чем ты думаешь? – спросил наконец Сумракород.
– Я не думаю, – ответил Нелюдим.
И это была правда.
В тот день маги окончательно пришли к выводу, что мальчик полоумный.
Пытались они пробудить в Нелюдиме другие добродетели, добродетели мужа. Ибо если неспособен он был владеть тайными силами, то пусть хотя бы будет воином. Самый быстрый же путь к мужественности ведет через женщину, и потому к Нелюдиму были отправлены опытные в искусстве любви змеи и сладострастные рабыни из рода людей.
Нелюдим всех их перелюбил на змеином дворе. Это заняло у него всю зиму. Весной он вернулся под свое дерево.
При дворе Змеиного Короля наконец на Нелюдима махнули рукой. Только Магура иногда заходила к брату, а он рассказывал ей, что видит со своего места под яблоней. Магура не всегда понимала его, но ей нравилось слушать его голос, который был глубоким и звонким, как колокол для Ангела Господня в долине, совершенно лишенный шуршащих змеиных нот. Принцесса приносила брату дары леса – мясо, орехи и ягоды, а также мадьярские вина, которые Сумракород привозил на змеиный двор. Но Нелюдим больше всего любил пить молоко из груди сестры. Змеям вообще нравится этот вкус, но сами они не способны дать ни капли, поэтому Магура научилась красть молоко у человеческих женщин и домашних животных. Сестре было приятно, когда Нелюдим пил, крепко присосавшись к ее крошечным соскам; от него так хорошо пахло мхом и свежей землей, а губы у него тонкие и неуверенные, не похожие на грубые пасти змей. И неизвестно как получилось, что однажды они упали в траву и стали отдавать и брать друг друга, ибо кто сказал, что мужчина всегда должен брать, а женщина – давать, а не наоборот. Земля под их спинами все еще сохраняла в себе холод зимы, яблоня над ними пускала первые почки, и они так и лежали, подвешенные между землей и небом, между зимой и весной, и были счастливы.