текла серая пена. — Ты тут как-нибудь сам, ага?
Уже не помочь. Бедная глупая Улька. Как была непослушной дурой, так и померла. Точнее, от того и померла. Потому что старших не слушала. Дети, ну хоть иногда слушайте родителей, они же на вашей стороне и плохого не посоветуют.
Данила вскочил на коня, круто развернул его и помчал в обратную сторону. Егорий — мужик хороший, он всего лишь хотел помочь Ульке. Данила вспомнил разговоры про отважного витязя, что помогал слабым и всегда держал слово. Его прозвали Егорием Храбрым, а встречу с ним считали хорошей приметой. Егорий Ульку и похоронит. А Даниле теперь нужно бежать.
Есть другой выход. Убить Егория и все свалить на него.
Отличный план. Но невыполнимый, как все до единого планы Данилы. С Егорием в прямой схватке не справиться, Данила проиграл, даже когда со спины прыгнул. И что такое нож против меча и доспехов?
Остается одно — бежать.
Встает вопрос: куда? От того, кто родственницу пытался на тот свет отправить и собственными руками дочь погубил, даже братья отвернутся. Наняться батраком? Гребцом на корабль? Лучше уж к Будимирычу податься, там и слава, и окружающие глядят со страхом и уважением, и мошну можно за день набить так, что другому за год не нагорбатить.
Жаль, у Будимирыча сейчас неприятности, опять прижали его шайку-лейку, слухи про облавы даже сюда доходят.
А если придумать неизвестного убивца-насильника и свалить на него? Мало ли, кто по лесам шастает. Целую историю сочинить можно: застиг, мол, супостата на месте преступления, бился насмерть, но не одолел и едва ноги унес. А дочку не уберег…
А если дойдет до разбирательства? Труп покажет, что скончалась Улька не от ножа или побоев, а пирожки пек Данила. Выходит, лучше молчать, нет трупа — нет проблемы. Кстати, можно заявить, что вообще неизвестно, куда она подевалась. Сбежала из дома. Даже поискать можно для виду.
Все бы хорошо, но Егорий жив и здоров, и если некстати объявится… Слово Данилы против слова Егория — кому поверят? Егорий — личность известная, от него грязь как от масляной сковородки отваливается, и чтобы запачкать, нужно потрудиться. То есть дело это не то, чтобы невозможное, но требуются время и желание, а там, где человек не справится, помогут боги. Из двух необходимых частей — желания и времени — первое у Данилы превосходило все мыслимые границы, но второе своим отсутствием напрочь перечеркивало первое.
И Ладу не проведешь, она сразу раскусит, кто виноват. Сердцем почует.
Те же ветки хлестали теперь с другой стороны, солнце било в спину и Данила несся вперед… точнее, назад, по черноте собственной тени. Среди яркого дня — по бесконечной темной полосе. Бывает же. Может, и в жизни сплошная черная полоса — оттого, что к свету задницей жил?
Деревня вынырнула из-за деревьев внезапно, дом Данилы — крайний, и это здорово, ни с кем лишних разговоров вести не придется. Не те сейчас время и настроение, чтобы с соседями виды на урожай обсуждать.
Однако обстоятельства заставили Данилу миновать собственный дом и проехать дальше, к колодцу, где в эту минуту собрались все деревенские жители. Происходило что-то значительное. Не настолько, как в судьбе Данилы, но причину узнать стоило.
Толпа окружила глашатая в расшитом кафтане и колпаке с нашитым крылатым змеем. Рядом внимательно поглядывали по сторонам два конных гридня-охранника в полном вооружении — с копьями в руках, при мечах и с притороченными к седлам луками. На остроконечных шлемах и щитах красовался тот же крылатый змей.
— Люди великого государства! — громко зачитывал посланец дракона. — Слушайте и не говорите, что не слышали, и передайте тем, кто работает или болеет.
В толпе Данила заметил жену. Сейчас, перед расставанием, Лада в вышитом сарафане и платке показалась такой щемяще родной и необходимой…
Без нее будет трудно. Но с ней — невозможно.
— В славном городе Гевале, — разносился четкий голос глашатая, — объявляется ратный сбор всех, кто готов отстоять честь родного дракона от заморских посягательств…
На подъехавшего Данилу недовольно обернулись, и он развернул коня. Дальше можно не слушать, главное уже понятно. Губы сами собой растянулись в улыбке. Скоро будет война, а война — это возможность заработать как праведными путями, жертвуя собой ради отчизны и командиров, так и не очень праведными. Последнее проще, ощутимее и безопаснее.
Как же вовремя все происходит. Понадобилось бежать — вот тебе цель и направление. Все же, боги на стороне Данилы. Нужно сделать им подношение. Только заранее продумать, что при этом просить. С ними ведь как? Не так сказал — и мучайся до конца жизни с тем, что получил по собственной глупости. В таких случаях говорят «заслужил». Странное слово. Про одного скажут — и понимаешь, что жил человек честно, порядочно, слов своих не нарушал, то есть действительно заслужил. А про другого скажут «заслужил» — и скривятся с брезгливым презрением, и всем понятно, что имелось в виду.
Данила кинул поводья на покосившийся плетень и, не снимая сапог, вошел в дом. В нос ударил запах свежих щей. И когда Лада все успевает? Сокровище, а не баба, была бы чужая — цены бы ей не было. Темная коса толщиной в руку, милый взгляд, нежные щеки… В общем, все у Лады ладное: и лицо, и фигура, и характер. А за столько лет совместной жизни стала хуже редьки. Не понимает, что если душа просит стопочку — нельзя поперек лезть, только хуже будет.
С порога донеслось:
— Данила, пожалел бы коня, весь в мыле.
Лада прибежала, как только увидела вернувшегося Данилу.
— С Улькой беда. — Он осмотрелся неожиданно новым взглядом: все вокруг стало чужим, даже сделанное своими руками. — Прохожий мужик сказал. Срочно лекарство нужно. Тащи все ценное, что осталось.
— Так ведь ничего не осталось. Что же делать-то, Данилушка?
Дура, как все бабы. Данила отпихнул ее, чтобы не путалась под ногами, сорвал со стола скатерть и стал кидать туда все, что можно продать: посуду, тряпки, восковые свечи…
На первое время хватит, а у солдат все за казенный счет. А после победы …
— Может, у Гаврилы занять? — Лада глядела на него потерянным взглядом, как ребенок, который узнал, что добрых волшебников не существует.
За Ульку Лада и себя продала бы. И Данила продал бы, да кто же здесь ее купит? А с собой не потащишь, в пути она обо всем догадается, и вместо войны попадет Данила на виселицу.
— Некогда. — Он обнял жену и неловко ткнулся губами в прохладный лоб.
— Будто прощаешься. — Лада что-то почувствовала. — Данилушка, ты что-то недоговариваешь. Все очень плохо?
— Я все улажу и вернусь. Жди.
Глава 3 Заморский принц
Властительница помыслов. Отрада для глаз. Соловей зачерствевшей души. Какими только эпитетами не награждал Борис Елену, когда от случайного прикосновения в груди пели птицы, и сердце сжималось, будто на него конь наступил.
Ничто не предвещало событий, перевернувших мир с ног на голову. Или наоборот — с головы на ноги? Для Бориса очевидным было второе. Раньше он не знал, зачем живет, за жизнь принимал громкие слова о величии, а приказы отца ставил выше собственного счастья. Все изменилось. Зрелая красота Елены потрясла его, изменила мировоззрение. Он считал женщин пустышками, что годились лишь для отдыха после битвы. С Еленой расставаться не хотелось. Она вспенила мозг, в глазах плясали красные пятна, в животе играла свирель.
Отдать дракону? Елену?!
Дракон приказал Борису взять двух гридней и отправиться за новой девушкой: «Найти и привести самую лучшую на свете». К заданию прилагалось дополнение, где вводились не менее расплывчатые определения «прекрасная» и «особенная». Как сочетать последние два взаимоисключающих понятия, Борис не знал. Красота везде одинакова, это когда каждая часть тела совершенна, и разница только в росте, цвете волос и прическе. А слово «особенная» подразумевало отличие от остальных. С какого конца начать: собрать всех прекрасных и выбрать ту, что выделяется больше других, или искать красивую среди особенных? Здравый смысл подсказывал, что это будут разные женщины. Наличие двух кандидатур перечеркивало первую часть требования: привести «самую лучшую». Но главное — вторая его часть, «лучшую». А как определить? И вообще, лучшую — в каком смысле?! Ничего себе распоряженьице.
Слух про новеньких, что поселились на чертовом болоте, принес сельский житель. Сам же вызвался отвести. Девушка, говорил, просто чудо. Умница и красавица, каких свет не видывал. «Девушка-цветок». А еще селянин намекал на ее божественное происхождение.
Понятно, помощь оплачивается, и если посланцы дракона не возьмут чужую — могут забрать свою, вот и лезут из кожи, чтобы угодить. И рожа у добровольного проводника уж больно разбойничья, как бы в западню не завел.
Все время держались начеку, друг друга прикрывали, проводника от себя не отпускали. Болота миновали с трудом. Несколько раз кто-то падал с тропы, вытаскивали общими усилиями. А проводник чувствовал себя как рыба в воде. Еще и напевал в пути, и голос у него — заслушаешься, даже забываешь, куда и зачем идешь.
Борис не верил, что все окажется правдой. Не ожидал увидеть такую красоту. Собственно, вовсе не красота поразила. А что тогда? Бездонные глаза — мечущиеся в отчаянии и все равно звавшие к любви, потому что не умели быть другими? Правильная фигура, где все на своем месте и просится в руки? Чеканный профиль, что подошел бы богине? Может быть, она и есть богиня? Пусть боги и стараются не вмешиваться в дела людей, но «стараются» не значит, что не вмешиваются. И полукровки периодически появлялись. Борис лично не встречал, но слухи на этот счет ходили упорные.
Как только болота закончились, проводник заставил всех укрыться в яме за кустами:
— Девицу охраняет страшный оборотень. Обычно он ничем не отличается от человека, но едва решит, что ему или опекаемой девице что-то угрожает, все меняется: он обращается в чудовище, и все живое вокруг погибает. Даже цветы вянут. Девица-краса тоже страдает от этого. Мы доброе дело сделаем, что спасем ее от чудища лесного.