Но мир их в благо превращает вскоре,
А если ты равняешь мир с войной,
То разум унижаешь пред собой.
Тот предводитель встретится с бедою,
Кто разума не шествует стезею.
Когда плохое на ветер ушло,
Пусть будет в сердце мирно и светло.
Теперь иди, творца благословляя,
Всё темное из сердца удаляя».
«Случившееся, — отвечал Бахрам, —
Скрыть от Ормузда не удастся нам.
Все, что захочешь, можешь властелину
Ты говорить, а я теперь накину
На гнев его покров небытия:
Наветов не боится мощь моя».
Сказал хакан: «Тот властелин державный,
Что зло и благо мерит мерой равной,
Молчит, когда его преступный раб
Свирепствует, — безумен или слаб.
И если в эту бездну беззаконий
Хоть издали заглянет посторонний, —
Будь он благожелательный иль злой, —
О шахе отзовется он с хулой.
Он скажет: «Легкомыслен повелитель,
Невежествен и глуп его воитель…»
От гнева пожелтел Бахрама лик,
И этот гнев настолько был велик,
Что порешил Харрод: «Сейчас хакана
В пыль превратит глава бойцов Ирана!»
Он молвил полководцу: «Гнев забудь,
Вступи, Бахрам, на справедливый путь
И подави в гортани злое слово:
Оно подчас причина дела злого».
Бахрам воскликнул: «Лжец и сын лжеца,
Восстановить он хочет мощь отца!»
Сказал хакан: «Так дурно ты не думай,
Пусть без отца дано мне век угрюмый
Дожить, и пусть престол отцовский пуст, —
Я не боюсь: поможет мне Ормузд.
Он мудр, и родовит, и осторожен:
Возвышен буду я иль уничтожен,
Об этом знать не надлежит рабу:
Лишь царь меняет царскую судьбу.
Не раб, дорогой зла пришедший к славе,
А царь судить о государе вправе.
Клянусь я повелителем твоим:
Пыль в голове твоей, а в сердце дым.
Увы, неправильна твоя дорога,
Ты разговариваешь зло и много,
Обрушиваешь дерзкие слова,
Не выслушав противника сперва».
Воитель спину показал хакану,
Коня направил к воинскому стану.
Он приказал Харроду и писцу
Посланье мудрое вручить гонцу,
Уведомить царя царей державных
О тайных разговорах и о явных.
Затем сказал, свирепый, как гроза:
«Ступайте оба в крепость Овоза
И соберите, мудрецы седые,
Все деньги, все изделья золотые…»
Еще с тех пор, когда Афросиаб
Бежал от войск Арджаспа, словно раб, —
Все то, что море нам дарует щедро,
Все то, чем славятся земные недра,
Все то, что посылают небеса,
Хранила гордо крепость Овоза.
Здесь находились, в сундуках покоясь,
И Сиавуша первый шахский пояс,
Расшитый жемчугом и бирюзой,
И серьги, ослеплявшие красой.
Такого в мире не было владыки, —
Будь это малый царь или великий, —
Который не желал бы тех даров!
Лухраспу отдал серьги Кай-Хосров,
Лухрасп — Гуштаспу. Спрятал их в твердыне
Арджасп, и вот никто не помнит ныне,
Кто обладал богатством и когда,
Увы, ушло былое, как вода.
Составив список золотых изделий,
Вельможи поразились: в самом деле, —
Визирь мудрейший или звездочет
Не знали б, как вести богатствам счет!
Бахрам велел собрать на поле брани
Все из камней, динаров, одеяний.
Среди добычи были две серьги,
В алмазах дорогие сапоги,
Мешок, червонным золотом расшитый
И жемчугами доверху набитый,
Тяжелых два йеменских кошеля
Сверкали златом, душу веселя.
Воитель смелый был прельщен добычей
И благородства он забыл обычай:
И пару знаменитую серег,
И кошели он для себя сберег.
От взора утаил он их чужого,
Вельможам не сказал о них ни слова.
Потом Изадгушаспу дал приказ,
Чтоб выбрал он из воинства сейчас
Бойцов отважных, десять сотен счетом,
И с ними к шахским поскакал воротам.
Исчезли вскоре всадники вдали,
Сокровища в отчизну повезли.
Вдоль быстрых рек, среди степных барханов,
Сто двигалось верблюжьих караванов.
Бойцы скакали с радостью в Иран,
А впереди, со свитою, — хакан.
Глава четырнадцатаяПармуда с сокровищами, присланными Бахрамом, приезжает к Ормузду
Хакан, ведя усталую дружину,
С сокровищами прибыл к властелину.
Взял булаву Ормузд, надел венец,
Сел на коня, поехал во дворец,
Когда узнал, что Пармуда явился.
Хакана увидав, остановился.
Приблизился к Ормузду Пармуда,
Увидел шаха в первый раз тогда.
Узнав его, хакан застыл на месте
И спешился затем с дружиной вместе.
Не покидала Пармуду боязнь,
Что шах к нему питает неприязнь,
Предшествующим сердце омрачилось,
Его страшила шахская немилость.
Он подошел к властителю владык.
Ормузд гнедого задержал на миг,
Взглянул, — и скакуна погнал он снова.
Хакан взобрался вновь на вороного.
Визирь собраний встретил Пармуду,
И вороного взял он за узду.
Поспешно спешился хакан Китая,
И в униженьи стойкий дух являя.
Он подошел к властителю держав,
И всех обворожил он, величав.
Его радушно принял шах Ирана,
И на престол, его достойный сана,
Он посадил хакана пред собой,
К нему приставлен был писец седой.
Сел на престол властитель побежденный,
Вельможами своими окруженный.
Когда узнал великий шахиншах
О привезенных Пармудой дарах,
Он приказал, довольством осиянный,
Чтоб вывели на площадь караваны.
Семь дней вкушал хакан покой и мир.
В честь гостя был затем устроен пир.
Велел хакан внести в чертог Сасанов
Поклажу дорогую караванов.
С утра до ночи десять тысяч слуг
К стопам царя несли за вьюком вьюк.
На следующий день владыка мира
С хаканом вновь засел за чашу пира,
И вновь к его стопам за вьюком вьюк
Несли пять раз по десять тысяч слуг.
Под грузом золотым сгибались спины,
Сто гор воздвигли слуги-исполины.
При виде этих драгоценных гор
Душа сияла, радовался взор.
Шах приказал воителей восславить,
Сокровища пред воинством поставить, —
Тут пояс был, расшитый бирюзой,
И серьги, ослеплявшие красой.
Был награжден Изадгушасп халатом,
Мечом алмазным и ковром богатым.
Он землю пред царем поцеловал.
На площади поднялся шум похвал, —
Мол, вечно пусть горит звезда владыки!
Сказал Изадгушаспу шах великий,
(С ним откровенен был он издавна):
«Не правда ли, отважен Чубина!
Послушный мне, он в битву войско двинул,
Он зло своим геройством опрокинул».
Таков Изадгушаспа был ответ:
«Владыка, знай, что так устроен свет, —
Хозяин жалок, если с гостем званным
Он за столом пирует деревянным»[4]
Был шах ответом удручен таким,
Стеснилась грудь предчувствием дурным.
Глава пятнадцатаяОрмузд узнает о проступке Бахрама и заключает дружбу с хаканом
Посланец тайный прибыл утром рано
С письмом от главного писца Мехрана:
«О шах, вовеки озаряй сердца!
Я — вечный раб престола и венца.
Знай, что нашли мы на полях сражений
Два кошеля, сработанных в Йемене,
В алмазах дорогие сапоги,
Героя Сиавуша две серьги,—
Героя, чей бессмертен разум вещий.
Бахрам себе присвоил эти вещи,
Но гневаться не надо на него: