Ты про какое говоришь посланье?»
Сказал Хосров: «Вместилище клевет, —
Он по заслугам получил ответ.
Все расскажу, когда настанет время.
Пусть не гнетет нас черных мыслей бремя».
Не ждал Бахрам таких коварных слов!
Поняв, что обманул его Хосров,
Почувствовал он гнев и раздраженье
И белого слона погнал в сраженье.
Воскликнул шах: «Будь проклят Чубина!
Осыпьте стрелами его слона,
Пусть ваши луки дождь прольют могучий, —
Уподобляйте их весенней туче!»
Воители не пожалели стрел:
Слоновий хобот сразу посинел.
Бахрам потребовал коня гнедого
И, шлем надев, он битву начал снова,
Но градом стрел осыпан был опять.
Скакун его не в силах был скакать.
Он спешился и за пояс засунул
Подол кольчуги и, как буря, сдунул
Своих противников, помчавшись в бой
С мечом в руке, с щитом над головой.
Иранцы, лица от Бахрама пряча,
Теряли по дороге луки Чача.
Ему другого подвели коня.
Бахрам помчался, всадников гоня.
Он в середину их влетел, как пламя,
Он опрокинул миродержца знамя,
Он родовитых в бегство обратил,
Он правому крылу забрался в тыл.
Тогда, как волк, увидевший барана,
Коня погнал направо шах Ирана,
Где был Гардуй, что славою богат,
Где встретился с могучим братом брат.
Им протянуть не захотелось руки,
А натянуть им захотелось луки.
Они сцепились в яростной борьбе,
Один другого прижимал к себе,
И, отпустив, стояли наготове.
Спросил Бахрам: «Зачем ты жаждешь крови?
Ужели ты отрекся от отца
И жаждешь брата своего конца?»
Сказал Гардуй: «Идущий на добычу,
Ужели старую забыл ты притчу,
Что братьям в дружбе нужно быть всегда,
Но если разделила их вражда,
То пусть дерутся, не жалея силы,
То пусть дерутся до последней жилы!
Ужели против брата выйдет брат,
Когда в нем честь и совесть видит брат?»
Ушел Бахрам от гневного Гардуя,
Душою удрученною тоскуя,
А тот приблизился к царю царей, —
Лик воина железа был черней.
Гардуй с любовью встречен был Хосровом:
«Будь вечно счастлив под небесным кровом!»
Сказал Густахму шах, тоской объят:
«Когда в бою румийцы победят
И даже, может быть, Бахрама ранят,
То войско Рума, возгордясь, воспрянет
И голову поднимет до небес,
Себя считая чудом из чудес.
Не потерплю я чванства чужестранцев,
Что свысока посмотрят на иранцев.
Я видел, как они сражались все:
Как стадо в бурю, разбежались все!
Ни от кого мне помощи не надо.
Не лучше ль стать мне во главе отряда,
И, двинувшись на вражескую рать,
Победу малым войском одержать?»
Густахм ответил: «Властелин могучий,
Сомнениями душу ты не мучай.
Отважных выбери богатырей,
Достигни светлой цели поскорей».
Сказал Хосров: «Проникни в гущу войска,
Узнай, кто предан мне душой геройской».
Густахм к рядам помчался боевым.
Открыл он список именем своим.
Включил туда Шапура, Андиёна,
Бандуя и Гардуя — стражей трона,
Зангуя, равного слонам и львам,
Шерзиля, верного своим словам,
Озаргушаспа, храброго Хуршеда,
С кем неразлучною была победа,
Тухвора, что к сраженьям был влеком,
Пируза с Фаррухзодом-смельчаком.
Таких мужей он выбрал две седьмицы,
Для битвы обвязавших поясницы.
Из войска вывел он богатырей,
Предстал он с ними пред царем царей.
Сказал Хосров: «Отважные вельможи,
Да поведет вас в битву голос божий,
Отрадней умереть, начав борьбу,
Чем подчиняться дерзкому рабу.
В день битвы не склоняйтесь вы к испугу,
В день битвы замените мне кольчугу».
Богатыри хвалу произнесли,
Хосрова нарекли царем земли,
Хосрову обещали под присягой,
Что ринутся на недруга с отвагой.
Душой воспрянув, двинулся Хосров,
Четырнадцать возглавил храбрецов…
Дозорные помчались по долине,
Бахраму доложили о дружине.
С арканом длинным, с палицей большой,
С честолюбивой, бодрою душой,
Вдоль войска поскакал мироискатель.
Сказал Ялонсине: «Мой зложелатель —
Из всех врагов единственный храбрец,
Отважный и воинственный боец.
Лишь он один от нас лица не прячет,
Без трепета по полю мести скачет.
Хотя с драконом вышел он на бой,
Повел всего лишь горстку за собой.
При нем десяток всадников, не боле, —
Не различаю их на бранном поле.
Низвергнут им, кем буду я? Никем!
Чем будет радость бытия? Ничем!
Но кто скрывает доблесть в этом мире?
Хотя бесстрашных нас всего четыре, —
Хосрова разгромим богатырей:
Моя звезда его звезды светлей!»
Все войско, что стальной стеной стояло,
Он отдал Джонфурузу под начало,
А сам вперед, с отважными тремя,
Погнал коня, доспехами гремя.
Воскликнул шах: «Война передо мною:
Я здесь, а Чубина — передо мною!
С ним трое, вас — четырнадцать мужей,
Нам пораженье гибели страшней».
Тут волею-неволею румийцы,
Чтоб видеть, как дерутся две седьмицы,
С которыми кайсар вступил в союз,
Взошли на холм. Повел их Ниятус.
Их войско, опоясано для битвы,
Шептало, трепеща, слова молитвы,
И каждый вопрошал: «Ужель Хосров
Престола ради умереть готов?
В бездействии он держит стан военный,
А сам на битву он идет, надменный!
О шахе молодом душа скорбит,
Сомненья нет, что будет он убит!»
Бахрам с его свирепым, алчным взглядом
Был для иранцев — волком, войско — стадом,
Решили: будет побежден Хосров
Тем дивом, вырвавшимся из оков.
Богатыри Хосрова заметались
И лишь Густахм с Бандуем с ним остались.
Хосров на них взглянул, стыдом объят,
И поневоле поскакал назад.
Сказал Густахму: «Пусть пришлось мне трудно,
Но бегство с поля боя — безрассудно.
Увидели и знатный, и простой,
Что повернулся я к врагу спиной».
«Смотри, — Густахм сказал, — летит убийца,
А ты один. Ужель ты будешь биться?»
Шах оглянулся с трепетом в груди,
И четырех, с Бахрамом впереди,
Увидел он врагов перед собою.
Тогда он снял с себя доспехи боя,
Чтоб легче стал он в этот страшный час,
Чтоб конь его от верной смерти спас.
Помчался юный шах сквозь ветер дикий.
Два спутника отстали от владыки.
За ним — жестокосердный, гневный враг,
Пред ним — огромной глубины овраг,
А трое тигров мчатся врассыпную,
А пропасть подошла к горе вплотную!
Кто в этот миг счастливца поддержал?
Он спешился и в гору побежал,
Он побежал, смятенный и усталый,
Но выросли пред ним крутые скалы.
Он побежал, а по его пятам
Помчался огнедышащий Бахрам,
Крича: «Коварный трус, постыдна робость!
С твоим величьем повстречалась пропасть,
Зачем же к ней бежишь ты от меня,
В пути свой разум бросив и коня?»
Как шаху быть? Судьба его зажала
Меж камнем гор и острием кинжала.
Он молвил: «Бог, мои продли ты дни,
Униженному руку протяни!
Забуду я о Тире и Кайване,
Когда меня избавишь от страданий!»
Внезапный шум раздался в вышине.
Суруш спустился с неба на коне.
Он был одет в зеленые одежды,
А конь его скакал тропой надежды.
Взял шаха за руку посол небес —