А нет — в сраженье войско поведу я».
Тут вспыхнул шах: «Пусть знает Ниятус,
Что от Зардушта я не отрекусь,
Не отрекусь от веры славных предков,
Моих священных и державных предков.
Никто не думал вспоминать Христа,
Чисты от оскорбления уста,
Но верен я Зардушту и Яздану,
Христианином никогда не стану.
Я видел Рум, я знаю край родной,
Кто ты такой, чтоб в спор вступать со мной?»
«Я возмущенье войска успокою,
Я Ниятуса помирю с тобою, —
Сказала мужу мудрая Марьям, —
Пусть твой Бандуй пойдет со мной к шатрам,
Клянусь, его обратно приведу я,
Но пусть румийцы взглянут на Бандуя.
Без повода зачем стремиться в бой?
Не лучше ль мирною пойти тропой?»
Пришелся шаху тот совет по вкусу,
Отправил он Бандуя к Ниятусу,
Велел он десяти богатырям
Сопровождать Бандуя и Марьям.
Нужна владыке мудрая царица,
На чьих устах всегда совет хранится!
«Начни, — сказала, — с дядей разговор,
Ты, легкомысленный зачинщик ссор!»
Скажи ему: «Иль ты забыл, что вместе
Кайсар и шах идут во имя чести?
Что с ним родством связал себя кайсар,
Сокровища отправил шаху в дар?
Иль ты забыл, что слышал от кайсара:
«Не отвернется шах от веры старой!»
Иль хочешь ты, сердитый Ниятус,
Чтобы распался двух держав союз?
О нашем благоденствии ревнуя,
В свои объятья заключи Бандуя!»
Полезен был племянницы совет,
И рассмеялся Ниятус в ответ,
Бандуя щедро одарил вельможа,
Пошел с ним рядом, сердца не тревожа.
Шах молвил, Ниятуса увидав:
«Бандуй, затеяв ссору, был неправ.
Лишен ума, с разгоряченной кровью,
Он из-за веры предался злословью.
А ты, воитель, будь его умней,
Не затемняй ты солнца наших дней.
Ужель труды кайсара мы развеем?
Еще мне битва предстоит с злодеем,
Я жажду отомстить за кровь отца,
Чтоб радовались чистые сердца,
Ормузд мне завещал свои проклятья,
Хочу его убийцу покарать я!»
Ответил Ниятус: «О царь царей,
Привержен вере пребывай своей,
Мудрец к чужим святыням не стремится,
Ты не сердись на пьяного румийца!»
Они беседовали за столом,
И к войску Ниятус пошел потом.
Глава пятьдесят пятаяДары Хосрова Ниятусу и румийцам и проводы их в Рум. Послание вельможам Ирана
Наутро шахиншах сказал Харроду:
«Румийцы опоясались к уходу.
Укрась чертоги пышно и светло,
Устрой прием, поведай мне число
Отрядов старых и новоприбывших,
Всех воинов, мне честно послуживших.
Обидеть никого я не хочу,
Двойную плату каждому вручу».
А самым храбрым, сверх обильной платы,
Коней вручили, ценные халаты,
А Ниятусу дали жемчуга,
Подарен также был ему слуга,
Украшенный алмазным ожерельем,
И конь, скакавший с шумом и весельем.
Так много было роздано даров,
Что говорили: «Превзошел Хосров
Все мыслимые щедрости границы!»
Отправились на родину румийцы.
Он Руму города вернул назад,
Те, что Кисро завоевал, Кобад,
С румийцами провел два перехода, —
Яд горечи сменила сладость меда.
Потом отправился он в храм огня.
Завидев купол, он сошел с коня,
В слезах к святому подошел он месту,
Он две недели там читал Авесту.
Когда настало празднество огня,
Хосров, обычаи отцов храня,
Предписанные совершил обряды,
Прося прощенья, помощи, отрады.
Он столько дервишам раздал добра,
Алмазов, золота и серебра,
Диргемов столько, что кругом сказали:
«Теперь в жилищах наших нет печали».
Затем, чтобы вкусить земных даров,
В богатый город поскакал Хосров.
Был изобилен этот край счастливый,
Сады цвели и золотились нивы.
Там пребывал когда-то Нуширван:
В том городе построил он айван.
Царю обрадовались горожане,
Трон для него воздвигли на айване.
Воссел Хосров на дедовский престол,
Велел, чтобы к нему писец пришел,
Чтоб написал советник белоглавый
Посланье обитателям державы.
Приняв совет Бандуя, шахиншах
Густахма, искушенного в делах,
Исполненного разума и знаний,
Наместником назначил в Хорасане.
Бурзмехр, приятный станом и лицом,
Назначен был советником-писцом.
Потом щедроты шах излил без края,
Ситарха, Даробгирда одаряя.
Был награжден обильно Ромбарзин,
Велел послать Шапуру властелин
Дары, овеянные благодатью,
Послание, скрепленное печатью.
Другим посланием был награжден
Вельможа родовитый Андиён:
Шах дал ему все города Кирмана,
Чтоб справедливо правил, без обмана.
Решив Гардую целый край отдать,
Он снова приложил свою печать.
Болуя, с кем дружна была удача,
Назначил шахиншах владыкой Чача.
Тухвору молвил: «Утром и в ночи,
Храни от всех сокровищниц ключи».
Затем взглянул Хосров на ратоборцев,
На малых и великих царедворцев,
Сказал вельможам твердые слова:
«Харрод Бурзин отныне ваш глава.
Он шахскими делами будет править,
Свое на всех указах имя ставить».
Все войско, до единого бойца,
Что шаху было верным до конца,
И деньги получило, и халаты,
Поехало на отдых в край богатый.
Глашатаи, правдивые мужи,
Весьма красноречивые мужи,
С воззванием помчались по державе:
«О подданные шаха! Вами вправе
Лишь справедливый править властелин, —
Покорности достоин он один.
Не надо крови проливать в Иране
И совершать не надо злодеяний.
А если вас обидит кто-нибудь,
На вашу жизнь захочет посягнуть,
То будет притеснитель тот повешен,
В огне святом сгорит за то, что грешен.
Принадлежат вам и добро, и дом,
Что вы добыли собственным трудом.
Пусть ест и пьет свободно каждый сущий,
А нет — пусть к нам прибегнет неимущий.
Есть в каждом городе у нас казна:
Она трудами предков создана.
Раздать мы приказали казначеям
Голодным людям все, чем мы владеем,
Чтоб нищие надежду обрели,
И пищу, и одежду обрели.
О них забота будет недреманна,
Все из казны получат по три мана».
Дивился мир деяниям его!
Благодаря даяниям его
Держава сделалась цветущим раем,
Повсюду был Парвиз благословляем.
Такой владыка лучше во сто крат
Отступника, что знаньями богат!
Лишь тех должны хвалы мы удостоить,
Кто хочет свой народ благоустроить.
Глава пятьдесят шестаяПлач Фирдоуси на смерть сына
Вот жизнь прошла, мне шестьдесят шестой,
Не надо мне гоняться за тщетой.
Отцу о смерти сына думать надо,
И в этой думе будет мне отрада.
Был мой черёд покинуть этот свет,
А милый сын ушел во цвете лет.
Спешу тебе навстречу, друг далекий,
А встречусь — выскажу свои упреки:
«Был мой черёд, а ты, в расцвете сил,
Ушел и разрешенья не спросил.
Ты защищал от бед отца родного,
Но ты ушел от спутника седого.
Не потому ли от меня ушел,
Что молодого спутника нашел?»
Тридцать седьмой зимы не пережил он,
Обманутый в мечтах, уйти решил он.
Он постоянно был суров со мной…
Не в гневе ль ныне стал ко мне спиной?
Но он ушел, а боль со мной осталась,
Мне тяжкая тоска в удел досталась.