Завидев, что юноша заворочался, все трое воззрились на него, и старший молвил:
– Добро пожаловать тому, кто некогда не смог просветить нас!
А второй подхватил:
– Хоть теперь просвети нас.
Но третий, удручённый, воскликнул вслух, говоря:
– Где же та Земля? Где же та Земля?
Ответствовал Халльблит:
– Похоже на то, что Земля, которую вы ищете, – та самая, откуда пытаюсь я бежать. И ещё не утаю: сдаётся мне, видел я вас и прежде, и было это в Кливленде-у-Моря, когда жилось мне веселее.
Все трое кивнули в знак согласия и закричали:
– Где же та Земля? Где же та Земля?
Халльблит поднялся с песка и молвил:
– Вы исцелили меня от смертельного недуга, и я сделаю всё, что могу, дабы исцелить вас от недуга скорби. Пойдёмте со мною вверх по перевалу, и я покажу вам издалека искомую землю.
Тут все вскочили на ноги, словно вернулись к ним проворство и молодость, и Халльблит повёл своих спутников через гребень хребта и в тесное ущелье, где впервые пришёл в себя; а оттуда показал им пятнышко зелёной земли между двумя скалами, на которое сам любовался не так давно; и странники застыли на месте, не сводя с него глаз, и зарыдали от радости.
Тут заговорил самый старый из пилигримов:
– Покажи нам дорогу к той земле.
– Нет, – ответствовал Халльблит, – не могу; потому что, когда пожелал я покинуть тот край, не смог я уйти по своей воле, но был перенесён сюда, не ведаю как. Ибо едва приблизился я к границе Земли вопреки воле Короля, он сокрушил меня, а затем вышвырнул прочь. Засим, поскольку не в моей власти помочь вам, ищите землю сами и позвольте мне уйти, благословляя вас, и выбраться из пустыни тем же путем, каким пришли вы. Ибо есть у меня дело в мире людей.
Отозвался самый молодой из пилигримов:
– Ныне ты обручился со Скорбью и должен идти не туда, куда сам желаешь, а туда, куда она поведёт; а она влечёт тебя вперёд, к жизни, а не назад, к смерти.
И добавил средний из пилигримов:
– Ежели мы отпустим тебя в пустыню, ты непременно погибнешь, ибо отсюда до населённых мест и до Града Купцов, откуда мы идём, месяц пути, и на всей дороге не встретишь ты ни снеди, ни питья, ни птицы, ни зверя, и никакой зелёни; а поскольку мы нашли тебя умирающим с голоду, можно с уверенностью заключить, что еды у тебя нет. Что до нас, запас наш невелик; так что, ежели до Сверкающей Равнины значительно более трёх дней пути, мы, чего доброго, сами скончаемся от истощения и испустим дух, уже различая впереди Поля Бессмертных. Тем не менее, то малое, что у нас есть, мы с тобою разделим, коли поможешь ты нам отыскать благословенную землю; так что ещё удастся тебе отречься от Скорби и снова принять Радость в дом и на ложе.
Халльблит понурился и ничего не ответил, ибо запутался в сетях злоключений, и душа его ныла в преддверии мучительной смерти. Тут удручённый пилигрим заговорил снова и молвил:
– У тебя есть дело, говоришь ты? Исполнит ли его мёртвый?
Задумался Халльблит, и в исстрадавшейся, измученной душе его возникло видение: морские волны плескали о борт чёрного корабля, а на палубе стоял человек, и кто же, как не он сам, обретший свободу продолжить поиски, и сердце юноши забилось быстрее, и молвил он:
– Благодарствую; я вернусь с вами, поскольку нет для меня иной дороги, кроме как назад в ловушку.
Трое пилигримов весьма тому обрадовались, а второй проговорил:
– Хотя смерть настигает, а жизнь – впереди, мы тебя чрезмерно торопить не станем. Было время, когда я стоял во главе воинства и узнал, как проигрывают битвы из-за недостатка отдыха. Так что отоспись теперь, дабы прибыло у тебя сил нам на подмогу.
Молвил Халльблит:
– Не нужно мне отдыхать; нельзя мне отдыхать, отдыхать я не желаю.
Возразил удручённый пилигрим:
– Можешь отдохнуть на законном основании. Так говорю я, кто был некогда говорителем закона.
Добавил Убелённый Сединами старец:
– А я повелеваю тебе отдохнуть: я, что встарь был королём могучего народа.
А Халльблит и в самом деле безмерно устал к тому времени; так что прилёг он и сладко заснул на каменной пустоши в окружении трёх пилигримов: старого, удручённого и весьма старого.
Пробудившись, юноша вновь ощутил себя здоровым и сильным, и вскочил на ноги, и оглянулся, и увидел, что заворочались трое пилигримов, и по солнцу заключил, что настало раннее утро. Удручённый пилигрим извлёк на свет хлеб, и воду, и вино, и друзья утолили голод, а после того заговорил он и сказал:
– Ныне в суме и бутыли остаётся ещё припасов на одну трапезу для нас всех, и не более того, ежели не считать крошек и глотка-другого вина, коли распорядимся мы им с толком.
Молвил второй старец:
– Тогда в дорогу, и поторопимся! Я тут поосмотрелся, и, сдаётся мне, хотя и долог путь, не вовсе он для нас безнадёжен. Взгляни-ка, сын Ворона: разве нет там тропы, что вьётся вверх по кромке оврага? И, как уже разглядел я, уводит она и дальше, вниз от помянутого выступа.
И в самом деле, обнаружилась там тропинка, уводящая через каменные завалы пустоши; так что странники двинулись по ней, воспряв духом, и шли весь день, но так и не встретили ничего живого, ни листочка травы и ни струйки воды; ничего, кроме бурых, опалённых солнцем скал; и хотя верили они, что дорога ведёт их в нужном направлении, более не довелось им увидеть проблеска Сверкающей Равнины, потому что на севере стеною воздвигся высокий кряж, и шли они словно бы вниз по гигантскому котловану, проложенному среди скал, хотя то и дело путь им преграждали овраги, и бугры, и хребты.
На закате путники сделали привал и подкрепились, ибо весьма устали; а после прилегли и заснули так крепко, словно находились в роскошнейшем из дворцов. На следующий день друзья рассудительно поднялись спозаранку и пошли дальше, почти не переговариваясь, и казалось им, что дорога по-прежнему уводит вперёд. А тем временем северный горный кряж поднимался всё круче и круче, так что перебраться через него не представлялось возможным; но ограждённая с одной стороны тропинка так и не оборвалась. С наступлением вечера странники расположились на отдых и доели-допили то немногое, что ещё у них оставалось, ежели не считать глотка-другого вина, а затем пошли дальше в лунном зареве, ибо луна светила так ярко, что взгляд по-прежнему различал тропу. И так случилось с Халльблитом, как оно нередко случается с усталыми путниками, что брёл он вперёд и вперёд, почти не осознавая, где находится и кто его попутчики, и что они вообще при нём есть. В полночь они снова прилегли в каменной пустыне, голодные и измученные. Поднялись они на рассвете и отрешённо двинулись вперёд, уже не смея надеяться; ибо теперь северный горный кряж подступил к самой тропе, словно отвесная стена матового камня, через которую никому не дано перебраться, разве что крылатой птице; так что поначалу тем утром путники ничего иного не ожидали, как только сложить свои кости в жуткой пустыне, где никто их не отыщет. Но пока, одержимые голодом, с трудом пробирались они по узкой тропе, из пересохшего горла Халльблита вырвался глухой крик, и померещилось, будто в ответ ему раздался другой, похожий; и обернулись пилигримы, и увидели, что спутник их указывает на отвесный склон, и ло! – на полпути вверх по матовому, опалённому солнцем камню, в расщелине, уселись два ворона, хлопая крыльями и каркая, вытягивая шеи и вращая головами; в следующее мгновение сорвались они с места и принялись парить в разреженном чистом воздухе над головами путников и хрипло каркать, словно радуясь встрече или потешаясь над незадачливыми странниками.
Тогда Халльблит воспрял духом, и ударил в ладоши, и запел древнюю песнь своего народа, там, среди скал, где нечасто звучали песни людей:
Куда и откуда ты,
прадедов птица?
В какой стороне
побывала, скажи?
В полях, где дружинам
назначено биться,
Где ратные шлемы
сверкают во ржи?
Несёшь ли рассказ
о народе бесстрашном,
О залах, где копья
сверкают в тени,
Где крыльями бьёт
чёрный ворон на башне,
И чествует песней
грядущие дни?
С рассветом мужи
выступают в дорогу,
Покуда в траве
серебрится роса,
Мчат кони на рокот
призывного рога,
И в сумраке крепнут
ветров голоса.
О, прадедов птица,
над кряжем взлети ты,
На недругов рати
взгляни с вышины.
Вить воронам гнёзда
на поле убитых,
Птенцам станут братьями
клана сыны!
И зашагал Халльблит вперёд, высоко вскинув голову, а вороны летали над ним, громко каркая, словно отвечали на его песню по-дружески.
Вскорости после того тропа резко свернула в сторону, к утёсам, и пилигримы изрядно опешили, но Халльблит побежал вперёд и увидел, что в стене камня разверзлась пещера и к ней подводит дорога: так что юноша обернулся и окликнул своих спутников, и те ускорили шаг и вскорости оказались перед входом в пещеру, во власти радости и сомнения, ибо подумали, что, вероятно, достигли врат Сверкающей Равнины, но, может статься, что и врат смерти.
Удручённый пилигрим повесил голову и молвил:
– Уж не подстерегает ли нас новая ловушка? Что станем делать? Ждёт ли тут что иное, кроме смерти?
Отозвался Старейший из Старцев:
– Разве смерть не подступила уже и справа, и слева, ровно так же, как измена окружает трон короля?
А второй подхватил:
– Да, мы – словно воинство, для которого нет иного пути, кроме как через вражеские полчища.
Но Халльблит рассмеялся и ответствовал:
– Так что же вы оробели? По мне, ежели здесь смерть, так скоро же закончились мои поиски.
С этими словами он первым вошёл во тьму пещеры, и едва люди оставили за спиною свет дня, вороны с карканьем закружились над утёсом. Пещера поглотила дорогу, и день, и ход времени утратили для странников смысл; но они шли вперёд и вперёд, выбиваясь из сил, едва передвигая ноги, однако отдыхать не решались, ибо позади ждала смерть. Порою казалось путникам, что слышат они шум воды, и иногда – пение птиц; а Халльблиту мерещилось, будто зовут его по имени, и тогда подавал он голос в ответ; но, едва затихало эхо, снова воцарялась тишина.