Хозяин принял гостей радушно и угостил их тем, что было в его кладовых. Кроме него самого в доме тогда было ещё пятеро мужчин: его сыновья и родственники, были также и его жена, три дочери и ещё две девушки. И вот они отужинали тем, чем обычно ужинают жители Леса, и незадолго до полуночи отправились спать. Два часа спустя хозяин дома проснулся от слабого шума. Он пошёл посмотреть, в чём дело, и увидел посреди зала своих гостей в полном боевом облачении. С ними были две его младшие дочери – девушки пятнадцати и двенадцати зим. Воины связали им руки и завязали тряпьём рты, чтобы пленницы не кричали. Хозяин появился как раз тогда, когда ночные посетители собирались увести их. Увидев это, добрый хозяин, ещё не успевший даже одеться, достал свой меч и напал на похитителей. Хотя те и приготовились к нападению, он успел серьёзно ранить одного и повернулся уже ко второму, когда тот ударил его стальным топором в плечо, нанеся сильную рану, а затем выбежал в открытую дверь и кинулся прямо в лес.
Хозяин позвал на помощь (правда, в этом не было необходимости, так как в зал уже сбежались люди, и мужчины хватали оружие), а потом сразу же выбежал вслед за похитителем прямо в том виде, в каком был. Несмотря на ноющую рану, он нагнал врага недалеко от дома, ещё до того, как тот успел скрыться в чаще. Враг был силён и проворен, а его преследователь не мог драться в полную силу из-за своего ранения. К тому времени, как остальные с криками прибежали к ним, хозяин успел получить ещё две серьёзные раны и теперь душил противника голыми руками. Он упал на руки родичей, теряя сознание от слабости и, несмотря на все их усилия, скончался через два часа от раны в плече, нанесённой топором, от другой в голову и от третьей, нанесённой кинжалом в бок. Было же ему шестьдесят зим.
Чужак, убежавший в лес, был убит. Другой, которого хозяин поразил в зале, умер ещё прежде, чем наступил рассвет. Он отказывался от любой попытки помочь ему и не произнёс ни слова.
Всем в городе эти вести показались важными, а особенно Златогривому. Он и многие другие взяли своё оружие и по Дороге Дикого Озера пришли в поселение жителей Леса. Те уже сложили тела нападавших на траве пред дверьми дома Лесного Сумрака (так звали хозяина, на которого напали эти двое). Соседи сказали, что не будут хоронить проклятых, а отнесут их в лес, чтобы те не смердели, и оставят в чаще волкам, диким котам и горностаям. С тел не будут снимать ни оружия, ни серебра. Лесные жители считали неблагородным оставлять себе вещи этих негодяев – никто не стал бы носить их.
Когда узнали, что идут соседи из города, вокруг тел собралась большая толпа. Все расступились, пропуская пришедших и крича от радости. Жители Дола прокляли убийц, погубивших такого доблестного мужа, и восхвалили его смелость, узнав, как он, нагой, выбежал ночью в лес в погоню за врагом, будучи сам прежде ранен, и как пал подобно своим предкам, жившим в стародавние времена.
Весеннее солнце ярко освещало лесную поляну, и жители Дола могли хорошенько рассмотреть убитых врагов. Златогривый, бывший до того тихим и мрачным, теперь стал веселым и словоохотливым. Он видел тела, видел, как сильно эти люди отличаются от окружавших его: нападавшие были невысокими, с кривыми ногами и длинными руками, и очень крепкими для своего роста. С голубыми глазами, курносым носом, широким ртом, узкими губами, смуглой кожей, они совершенно не походили на местных жителей. Юноша, как и остальные, мог только гадать, откуда пришли эти двое – никогда прежде в Доле не видели таких. Жители Леса, часто принимавшие в своих домах сбившихся с дороги путников самых разных родов и племён, также говорили, что никогда прежде не видели подобных этим. Только Камнеликий, стоявший рядом в Златогривым, покачал головой и произнёс:
– Диколесье богато на диковины, и это одна из них. Это отродье зла, зло вдохнуло в них жизнь. Подобные им тают, как снег. Возможно, так будет и с этими телами.
Некоторые старцы из жителей Леса, те, что стояли близко к нему, услышав эти слова, согласились, сочтя их мудрыми. Они вспомнили древние предания и множество рассказов, напоминавших этот случай.
Постояв какое-то время у трупов чужаков, горожане, те, что поместились, зашли в жилище Лесного Сумрака – это жилище не было ни богатым, ни большим. Тело хозяина в полном боевом снаряжении покоилось на возвышении. Оно лежало под последней потолочной балкой, на которой были искусно вырезаны разнообразные узоры: орнамент, цветы, переплетающиеся стебли и среди них – Волк Пустоши с разинутой пастью. Вдова и дочери погибшего вместе с другими женщинами поселения стояли вокруг похоронных носилок и тихо пели старые песни. Некоторые всхлипывали, ведь все сильно любили погибшего. Здесь же находились и многие жители Леса, в доме стоял полумрак.
Горожане по-дружески поприветствовали всех и вновь начали восхвалять погибшего. Говорили, что его деяния ещё долго будут помнить в Доле и далеко вокруг, называли его бесстрашным воином, которому не было цены. Женщины, слушая, перестали тихо напевать и плакать. Теперь они стояли, гордо подняв головы и сверкая глазами. Когда же мужи города закончили говорить, женщины, встав в ряд (их было десять) на возвышении этого небогатого дома, лицом к фронтону и к той потолочной балке, что была украшена изображением волка, вновь запели, но уже громко и ясно, не обращая внимания на то, что происходило за их спиной.
Вот что они пели:
Почему вы нагими сидите в прядильном зале?
Почему вы нагими ткёте на ткацком станке?
Мы нагие, как в небе луна, и в прядильном зале
Ткём без устали мы на древнем ткацком станке.
Что за лихо прокрасться может в работу вашу?
Не проклятье ли вы нашлёте на древний род?
Да, работа наша сложна, и проклятье может
Перекинуться с ткани на древний и славный род.
Вы одежду живому шьёте иль саван трупный?
Для кого шерстяная пряжа, льняная нить?
Заполощется пряжа с льняною цветною нитью
Между миром загробных и светлым миром живых.
Чем же день ваш окончится, что будет с вами после,
Как работу оставив, вы встанете, чтобы уйти?
А окончится день наш назавтра, когда издалёка
Трубный глас боевого рога услышим мы.
Где впервые предстанет пред взором людским работа,
Эта ткань, что пронизана лунным холодным светом?
Там, где войско сбирается и ожидает битвы,
Там, на склонах горных, отвесных, высоких, крутых.
Сколько там развеваться по ветру вашей работе,
Когда согнуты луки и вынут из ножен меч?
От утра и до вечера, с вечера до рассвета
Развеваться по ветру работе нашей тогда.
Что за зверя на ткани вышили вы, что за чудо?
Кто на созданном вами полотнище будет жить?
На полотнище вышили мы дар войны прекрасный,
Волка древнего, что от пращуров к нам перешёл.
Так пели женщины и девушки, и это пение взволновало всех: каждый припомнил прошедшие дни, когда живы были их предки и знамя их развевалось по всему свету.
Лесные жители угостили горожан чем могли, а затем гости разошлись по домам, но через день жители Дола вновь отправились в лес – Лесного Сумрака схоронили в кургане при великом стечении народа.
Многие поговаривали, что, несомненно, двое нападавших были из тех, что ограбили Гроша Долговязого и Оленебоя. В числе этих многих был сперва и Щетина, но несколько позже, поразмыслив, он изменил своё решение. Он говорил теперь, что такие, как эти, сперва перебили бы всех, а затем уже принялись грабить. Те же, кто не любил ни Гроша Долговязого, ни Оленебоя, решили, что не станут утруждать себя поисками ограбивших дома двух наихудших людей Дола, если потеря награбленного была потерей только для них самих.
Златогривый же думал только о том, что его друзья с горы не могли иметь ничего общего с этими происшествиями.
Так постепенно проходили дни за днями.
Глава XVI. Наречённая говорит с Божественноликим
Окончился февраль, и наступил март. Шёл двенадцатый день марта, ясный и солнечный. До полудня оставался ещё час. Божественноликий сидел на лугу, менее чем в миле к западу от города. Он только что перегнал быка в коровник одного из горожан. Коровник находился недалеко, но юноше потребовалось немалое терпение, чтобы увести разгорячённого весенним теплом и свежей травой быка с поля. Теперь юноша, пребывая в хорошем настроении, отдыхал на небольшом лужке, очень приятном для отдыха. С одной стороны его ограничивал большой сад, или, вернее, роща сладкого каштана, оканчивавшаяся только у подножия Южных Утёсов. Луг пересекал прозрачный ручей, впадающий ниже в Реку Бурную. Ручей был расчищен от больших камней, зато в некоторых местах преграждён плотинами, чтобы в низинах он разливался и орошал луг, служивший горожанам пастбищем. Трава подступала к самой кромке воды. Со стороны каштановой рощи берег был низким, словно кто-то, когда каштаны были ещё молодыми деревцами, соорудил возле них дамбу, которая теперь совсем разрушилась, оттого что по ней прошло множество людей и животных. Сейчас её густо покрывали цветущие примулы, и то тут, то там виднелись низкие терновые кусты в полном цвету. С середины луга до кромки воды густо росли цветы шафрана, а иногда встречались и нарциссы. В деревьях и кустах пели птицы, и громче всех из них – дрозды.
Божественноликий сидел на берегу ручья и отдыхал после трудов. Он был счастлив: через два дня ожидания он отправится к Девичьей Заставе на поиск знака, что укажет ему путь в Долину Теней. Юноша сидел и вспоминал Подругу – такой, какой она явилась ему в последний раз. Он всё пытался мысленно представить себе девушку на цветущей траве перед собой, и, наконец, вся красота луга стала казаться ему пустой без неё. Затем Божественноликий вспомнил, что этот луг был излюбленным местом для его свиданий с Наречённой. Часто, ещё с детства, они приходили сюда, чтобы насобирать в роще каштанов, а затем болтали, сидя на старой дамбе. А по весне, когда было тепло, они, бывало, ходили босиком по ручью и искали небольших форелей, цветы и отшлифованные водой камешки агата. Да и не так давно они ещё встречались тут как влюблённые и сидели на этом самом берегу. Как прекрасны были тогда дни, как нежны! И он, и она любили это место за обилие цветов, за высокую траву, прекрасные деревья и прозрачный журчащий ручей.