Беглецы рассказали, что скитаются по лесу уже более девяти лет, а потому мало знают о том, что происходит в их родной долине в последнее время. Впрочем, они подтвердили поведанное Даллахом о смуглолицых. Они сказали, что смуглолицые находят удовольствие в лицезрении мучений и унижений. Они даже полагали, что смуглолицые могут оказаться и не людьми вовсе, а троллями. Беглецы рассказали также, что с тех пор, как они поселились в лесу, они убили немало врагов, поджидая их при случае в засаде, и что в этой войне они уже потеряли двоих из числа своих товарищей. Когда Божественноликий спросил, каково, по их мнению, число смуглолицых, беглецы ответили, что считали их ещё прежде, чем те ворвались в Розовую долину. Тогда, если они всё верно помнят, смуглолицых было около трёх тысяч человек – все воины. Менее одной тысячи напали на Розовую долину, некоторые из них погибли, а сколько ещё ушло в диколесье в числе небольших отрядов, никто не знает. Число же смуглолицых в Серебряной долине не уменьшилось, так как спустя два года после того, как рассказчики сбежали в лес, в Серебряную долину прибыло ещё три отряда или племени смуглолицых по триста шестьдесят человек каждый. С их приходом жестокости и унижения в долине во много раз увеличились, и невольники начали умирать ещё чаще. Это заставило смуглолицых выйти за пределы Серебряной долины, потому они и напали на Розовую долину. Когда вождь спросил, сколько исконных жителей ещё могло остаться в Серебряной долине, лица беглецов помрачнели. Казалось, беглецы чрезвычайно разгневались. Они ответили, что хотели бы надеяться, что те, кто не был убит во время войны, все уже были мертвы, но они боялись, что там оставались ещё живые, и среди них, возможно, было немало женщин.
Наступило время, когда отряд должен был продолжить путь, и разговор прекратился. После ужина, во время ночной остановки, Божественноликий попросил Даллаха привести к нему уже кого-нибудь из тех, кто сбежал из Серебряной долины недавно. Даллах привёл мужчину и женщину, спасшихся оттуда только в этом месяце. Если воины благородного народа были немногословны из-за снедающего их гнева и долгой жизни в диком лесу, то мужчина, которого теперь привёл Даллах, мало говорил из-за своей тупости и усталости от притеснений. Зато язык женщины был довольно хорошо подвешен, и она, казалось, получала удовольствие, рассказывая о том, как её унижали. Как уже было сказано, она была одета лучше, чем большинство беглянок из Розовой долины. В самом деле, можно было заметить, что наряд её яркий, и если он в некоторых местах и был испачкан или порван, то это случилось во время скитаний по лесу, а не во время рабства. Она была молодой и красивой женщиной с чёрными волосами и серыми глазами. В тот день она умылась из лесного ручья, пересекавшего отряду дорогу, и оправила, как могла, своё платье, нарвала лесной дымянки и из неё сделала себе венок. Теперь она сидела напротив Божественноликого, а её товарищ стоял, прислонившись к дереву, и пылко смотрел на неё. Воины Дола собрались вокруг, чтобы услышать её историю, и теперь дружелюбно разглядывали двоих беглецов. Женщина улыбнулась воинам, особенно благосклонно улыбнулась Божественноликому и начала свой рассказ:
– Ты послал за мной, господин, и, думаю, ты хотел бы услышать короткий рассказ. Ведь если рассказывать мою историю подробно, рассказывать обо всём, что я перенесла, то рассказ выйдет слишком печальным, не смотри, что у меня гладкая кожа да красивое тело. Я была наложницей одного из вождей смуглолицых. В его доме собиралось множество прославленных воинов, а потому вы можете задавать мне любые вопросы – я немало слышала из их разговоров, и, возможно, вспомню услышанное. Вы спросите меня, бежала ли я от стыда – ведь я, свободная женщина, рождённая свободным народом, должна была безвозмездно делить ложе с врагами моих родичей – должна признаться, что не со стыда. Жители нашей долины слишком долго были невольниками, чтобы стыдиться. Если вы, опять-таки подумаете, что я бежала, потому что под ударами кнута несла печальную ношу, то взгляните на мои руки и на моё тело, и вы увидите, что на их долю выпало немного трудов. Бежала я и не потому, что не могла больше выносить побоев, то и дело достававшихся мне, а этого невольники натерпелись, даже те, кого ценят за красоту и с кем стараются обращаться мягче. Невольники умеют хорошо переносить побои, они хорошо сносят и страх умереть от таких побоев. Но предо мной стояла ужасная и верная смерть. Я решилась бежать сама, никому не сказав об этом из страха, что кто-нибудь невольно проговорится. Я сказала только тому, кто меня охранял – вот ему. Он бежал не от страха, а от любви ко мне, и я дала ему всё, что могла дать. Мы выбрались из дома и спустились по долине под покровом ночной тьмы. Целый день мы прятались в самой долине. Я дрожала от страха, даже думала, что умру от него, но мой спутник радовался тому, что он был рядом со мной, тому, что ему больше не надо было работать, тому, что прекратились побои – пусть даже всё это могло продлиться всего лишь день. Следующей ночью мы бежали дальше и ещё до наступления зари укрылись в лесу. Мы чуть не попались тем, кого послали в погоню за нами, так как они нас обогнали, пока мы прятались в долине. Что рассказать вам об этом? Они нас не увидели, иначе мы не были бы здесь, а лежали на земле, разбросанные по частям. Мой спутник знал лесные тропы, так как сопровождал в лесу своего хозяина, любившего охотиться в диких местах, не то что те люди. Он даже как-то провёл ночь на том утёсе. К нему он и привёл меня, зная, что окрестные места изобилуют лёгкой дичью, а у него с собой был лук. Там мы и встретили других из нашего народа, что бежали раньше нас, а с ними и Даллаха. А Даллах рассказал нам то, во что трудно поверить: будто есть один прекрасный молодой человек, похожий на божество, и будто ведёт он отряд искусных воинов, и будто они разыскивают нас, чтобы отвести в мирную и счастливую землю. А он (она указала на мужчину, бежавшего с ней) не хотел идти, опасаясь, что попадёт в неволю к другому народу, где меня у него заберут. Но я сама пошла бы, не взирая ни на что: я устала от леса, от грубой земли и трудного пути, и если у меня появится новый хозяин, то вряд ли он будет хуже предыдущего, даже в его лучшие времена, а ведь и того я могла выносить! Вот я и пошла, и рада этому. И буду рада, что бы вы со мной ни сделали. А теперь я отвечу на все ваши вопросы.
Женщина аккуратно сложила руки и с обожанием посмотрела на Божественноликого, а мужчина, что был с ней, немного нахмурился, но лицо его разгладилось, когда он перевёл взгляд на женщину.
Божественноликий подумал немного, а затем спросил женщину, слышала ли она в последнее время разговоры о делах и планах смуглолицых. Он попросил:
– Прошу тебя, сестра, ответь мне правдиво, ибо это важно.
Женщина молвила:
– Как я могу сказать тебе что-нибудь кроме правды, мой милый господин? Я хорошо помню последние разговоры: мой хозяин дурно обращался со мной, он ударил меня, и я была мрачной, а он, насмехаясь надо мной, сказал: «Вы, женщины, думаете, что мы не можем жить без вас, но вы глупы и ничего не знаете. А мы собираемся захватить новую землю, где женщин много и где они гораздо более красивые, чем вы. А вас мы оставим работать в поле, как и других невольников, или добывать серебро». Думаю, ты понимаешь, что это означает. Ещё он сказал, что они отдадут нас новому племени, более дикому, чем они сами. Прихода этого племени ожидали в долине в течение месяца, потому наши хозяева и должны были искать новые земли. И точно такой же разговор мы слышали каждый раз, когда им хотелось подразнить своих наложниц. Это, мой милый господин, только чистая правда.
Немного помолчав, Божественноликий снова попросил:
– Скажи, сестра, слышала ли ты о том, чтобы смуглолицых убивали в лесу?
– Да, – ответила женщина и побледнела. У неё перехватило дыхание, словно она подавилась. Но затем она продолжила: – Только говорить мне об этом труднее, чем обо всех горестях, что я перенесла. О них я многое могу тебе поведать и как-нибудь поведаю, если ты согласишься выслушать. Но это мне тяжко рассказывать из-за страха. Ведь это и было причиной, по которой я бежала. Моего хозяина убили в лесу стрелой. В ближайшие три дня его должны были возложить на погребальный костёр и сжечь, а с ним и трёх его наложниц, да трёх лучших его невольников, предав их пред этим страшным мучениям. Потому я и бежала, спрятав на груди кинжал, чтобы меня не настигли живой. Но жизнь мне слишком дорога, а потому я вряд ли убила бы себя.
Женщина горько расплакалась перед всеми от жалости к себе. Божественноликий спросил:
– Скажи, сестра, знаешь ли ты, кто убил твоего хозяина?
– Нет, – ответила она, всё ещё всхлипывая, – я ничего об этом не слышала, да и не поняла бы из-за своего страха. Гибель других смуглолицых, убитых ещё прежде, гибель многих из них – мы не знали, от чьей руки – сделала их ещё более жестокими к нам.
Она снова расплакалась. Божественноликий по-доброму обратился к ней:
– Не плачь больше, сестра, – теперь все твои страдания закончатся. Я сердцем чувствую, что мы победим этого недруга, мы положим конец их власти, и тогда наш Дол станет твоим домом: живи в нём спокойно!
– Я никогда не вернусь в Розовую долину! – И женщина, обернувшись к Божественноликому, поцеловала его ноги, затем она встала и повернулась к своему спутнику, он схватил её за руку и увёл прочь и, похоже, сделал это с большим облегчением.
Отряд расположился на ночлег в лесу и ранним утром снова отправился в путь, торопясь попасть в Дол до наступления ночи. Когда в полдень ненадолго остановились, чтобы все могли пообедать, Божественноликий вновь поговорил с беглецами. На этот раз он обратился к жителям Розовой долины и слушал одну и ту же историю, рассказываемую на разные лады, пока его сердце не утомилось от неё.
В этот последний день их пути Божественноликий вёл отряд напрямую через лес, чтобы оказаться на Дороге Дикого Озера, не заходя в Лесную деревню. И вот солнечным днём позднего марта часа в четыре пополудни отряд вышел в Дол. Там их встретила стража и сказала, что важных новостей нет. Воины Ликородного в дубовом лесу близ Кабаньей ловушки наткнулись на врагов числом