Пала ночь, высыпали звезды, восстала луна, а Вольфинги и спутники их не останавливались, ибо видели, что следом за ними шли ратники из других частей Марки – Средней и Нижней, и не подобало замедлять шаг.
Так шли жители Порубежья между лесом и водою по обеим берегам Чернавы, пока не сгустилась ночь и не опустилась луна, так что шедшим по обоим берегам пришлось зажечь факелы, чтобы осветить себе путь. Но наконец достигли они урочища, где деревья отступали от реки, образуя луг, звавшийся Привальным; обилие травы для скота и говяд позволяло находившимся на западному берегу заночевать там. Тогда, направив свои повозки к краю леса, они сошли с протоптанной дороги, чтобы не мешать следовавшим за ними направиться дальше, потом назначили в ночь дозорных; прочие устроились спать на траве под деревьями, и был недолог короткий летний ночлег.
Не говорится в предании о том, чтобы кто-то из ратников видел во сне нечто, достойное того, чтобы можно было сообщить остальным; многим вообще снились не война и поход, а предметы мелкие, даже смешные – воспоминания об ушедшей поре, которых разум не сдерживал ночью.
Лишь тому Бимингу приснилось, что он вернулся домой и видит как горшечник, один из домашних трэлов, сидит за своим колесом и лепит горшки да чаши. Тогда, подобрав с земли кусок глины, он решил слепить из него игрушку, конька для расстроенного мальчика. Долго старался он, но так и не сумел ничего сделать, ибо глина рассыпалась в его руках. А потом она вдруг сама собой собралась вместе, образовав не лошадь, а великого вепря, священного зверя Фрейи. Усмехнувшись во сне, он обрадовался, подскочил, извлек меч измаранными в глине руками, чтобы взмахнуть им перед Земляным Вепрем и поклясться в своей доблести. И вдруг оказалось, что он и впрямь стоит на ногах, пробудившись вместе с холодной зарею, а в правой руке держит стволик клена, росшего рядом. Тут он вновь усмехнулся, лег на землю и снова заснул, пока солнце и голоса друзей не пробудили его.
Глава VIIОни приходят на Племенной Сход
Настало утро, и рать Порубежья проснулась сторонам реки; позавтракав, воители быстро построились и продолжили путь. Войско теперь еще более растянулось, ибо расстояние между водой и лесом снова уменьшилось, и пройти рядом могли только десять мужей, а смотрящему вперед казалось, что чаща поглощает и реку, и дорогу. Но ратники торопились вперед с радостью в сердце, ибо их ждали новые встречи с соплеменниками, а картина будущей битвы становилась все более ясной для их глаз. Шедшие рядом роды обменивались приветственными кличами через реку… друг окликал друга, и над водоворотами Чернавы слышны были смех и шутки.
Так шли они вперед, но вот лес широко расступился перед ними, образуя другую поляну, чем-то похожую на Среднюю Марку. Каменистые берега тоже как бы раздвинулись, и между ними появились островки, увенчанные ивой и ольхою, или же в середине своей заросшие осиной.
Равнина же, впрочем, многим отличалась от Средней Марки. Обступивший ее лес поднимался к югу на небольшие холмы, за которыми вдалеке синели горки повыше, по большей части лишенные деревьев, и не то чтобы очень крутые, но служащие пастбищем дикому туру и зубру. Населял их в ту пору народ редкий и слабый – охотники и пастухи, возделывавшие самую малость земли, – и родственные людям Черты и союзные с ними. Говорили старые сказы, что в эти края они пришли позже племени Марки; кроме того, утверждали они, что в прежние времена на этих высотах жили люди, враждебные Готам, великие недруги Порубежного Народа. И вот однажды спустились они со своих холмов великой ратью, вместе со своей пришедшей роднею и направились через чащобы на Верхнюю Марку. Там произошла ужасная битва, продлившаяся целых три дня; в первый день чужаки брали верх над людьми Рубежа, которых было немного, ибо пришли только те из них, кто жил в Верхней Марке. И чужаки сожгли их дома, перебили стариков, увели с собою детей и женщин; уцелевшие родовичи со всем немногим, что еще оставалось у них, укрылись тогда на острове посреди Чернавы и укрепили берега всем, чем могли, чтобы выстоять ночь, потому что ожидали помощи от своей родни в Средней и Нижней Марке, которым отослали походную стрелу, получив первое известие о нападении чужаков.
Потом, на рассвете, они принесли в жертву Богам двадцать вражеских вождей, которых сумели захватить в плен, а с ними деву из своего собственного рода, дочь Походного Князя, чтобы она повела могучее воинство прямо к Дому Богов. Она не противилась и своей волей отправилась вместе с ними.
А там принялись ожидать нападения. Но уже утром – в самом начале битвы – появилась рать Средней Марки и с такой свирепостью набросилась на чужаков, что враги отступили, а засевшие на островке Готы, перебравшись на берег по броду, вступили в сражение, орошая воду своею кровью и кровью врагов. Потом чужаки отступили по всему лугу, но, оказавшись возле холмов и у полусгоревших руин, уперлись флангами в лес и остановились, так что бой разгорелся заново, ибо было много врагов, и много было лучников между ними. Пал на этом месте и Походный Князь людей Марки, ради победы принесший жертву собственную дочь. Звали его Агни, и усадьбы, возле которых он пал, с той поры носили его имя. Весь день шло сражение по всей равнине, и многие приняли смерть среди чужаков и воинов Порубежья, хотя последние побеждали. Тем не менее, когда солнце зашло, Враги еще оставались на земле Верхней Марки, огородившись телегами; униженные и сильно уменьшившиеся в числе, они, тем не менее, еще оставались ратью. Люди Порубежья тоже понесли большие потери, много было убитых, еще больше раненых, ибо чужаки умели стрелять из луков.
Однако наутро, как говорит старый сказ, пришли воины Нижней Марки, свежие и не имевшие ран, так что на южном рубеже Верхней Марки, где засели чужаки за повозками, вновь закипел бой. Но недолог он оказался, ибо люди Черты в ярости своей захватили град на Колесах и перебили всех, кто был там. Великое случилось побоище… такое великое, что, как повествует древнее предание, чужаки эти более не смели нападать на Народ Порубежья.
Итак, войско Марки по-прежнему шло вдоль обоих берегов реки в земли Верхнего Порубежья, и на западном, вдоль которого продвигались Вольфинги, откос поднимался полого склоном, образуя невысокий холм, с чела которого видна была вся окруженная лесной чащей равнина с рассыпавшимися по ней селениями родовичей; за лесом синели холмы, обитель пастухов, а еще дальше – белым облаком на крае неба – виднелись снежные вершины огромных гор. Так что, глядя на эту равнину, люди Марки видели ее как бы расшитой многочисленными собраниями людей, знаменами родов и оружием; многие урочища здесь носили имена в честь древней битвы и великого побоища. По левую руку лежала река, вместе с которой вступили они в Верхнюю Марку, течение ее разливалось широкими плесами, усеянными песчаными островками, среди которых своей величиной выделялся один, в середине своей образовывавший невысокую горку, покрытый травою и лишенный даже дерева или куста. На этом самом острове стояли родовичи в первый день Великой Битвы, и теперь он звался Островом Богов.
К нему вел брод, надежный и твердый, мало менявшийся от года к году, так что все в Марке знали его и называли Битвенным Бродом. Пришедшие с востока теперь перебирались по нему через реку: пешие и конные, свободные и трэлы, повозки, знамена – с криками, хохотом, зовом рогов, мычаньем скота – заполняли уже всю оконечность равнины.
Перебравшись через реку, обитатели областей восточных задерживаться не стали, но должным образом окружив знамена, направились к первому из поселков на западном берегу реки; ибо к югу от него, неподалеку, находилось место Тинга Верхней Марки, возле которого собирался весь народ, когда война угрожала с юга. Точно так же, если враг шел с севера, встреча назначалась на Тинге Нижней Марки. Рати западного берега оставались на челе того невысокого холма, ожидая своей очереди, и только потом направились следом.
Так Вольфинги и друзья их приблизились к селению самых северных своих родичей Дейлингов-Дневичей, на знамени которых был лик восходящего солнца. Земля стала здесь более гористой и неровной, чем в Средней Марке, и Великий Кров Дейлингов – дом весьма внушительной величины – стоял на холме, все стороны которого, кроме одной, оставленной в качестве моста, были вручную срезаны по отвесу, облегчая ратный труд обороняющимся в нем.
И теперь все остававшиеся дома Дейлинги стояли вокруг чертога и радостными криками приветствовали проходящих ратников. Только один старец, сидевший в кресле перед крутым склоном, глядя на боевые порядки и заметив перед собой знамя Вольфингов, поднялся, вглядываясь в хоругвь, а потом печально качнул головой и осел в кресло, прикрыв лицо ладонями. И когда народ это увидел, рожденное холодным страхом молчание легло на людей, ибо все считали того старца как ясновидящим. Но когда три приятеля, о вчерашней беседе которых был уже сказ, приблизились и увидели старого кметя – в тот день они ехали рядом – муж из рода Бимингов-Деревян положил руку на поводья Вольфкеттля и молвил:
– Слушай, о сосед, твоя Вала[3] ничего не увидела, однако старцу этому кое-что открылось, и, похоже, именно то, что видел наш мальчишка. Многие сыновья своих матерей лягут под волошскими мечами.
Но Волчий Котел стряхнул его руку с уздечки, покраснев лицом, как человек рассерженный. Тем не менее он хранил молчание, но Илкинг сказал:
– Да будет так, Тоти! А оставшийся в живых расскажет эту повесть ведунам, чтобы те становились мудрее.
Тогда рассмеялся Тоти – с видом человека, не слишком озабоченного завтрашним днем, а Вольфкеттль со складом и напевно молвил:
Воины, род Вольфингов будет жить или умрет;
И живым он будет крепок – как дуб, когда лето цветет.
И мертвым он будет крепок, как тесаный ствол.
Что держит надежно крышу и подпирает престол.