Теперь уже каждый из окружающих вслушивался в эти слова, поелику Гейрбальд говорил громко; все понимали, каким будет приказ Походного Князя, и потому не стали медлить, а разошлись по делам – к своим доспехам, местам сбора каждого из родов. Гейрбальд еще только заканчивал свое слово, но Хиаранди уже привел мужа с огромным рогом; так что когда Тиодольф вскочил на ноги и приказал трубить поход, тот был уже под рукой. Прозвучал боевой рог, и всякий знал, о чем говорит его голос; посему ратники торопливо вооружались, а конные – бывшие лишь среди Медведичей и Вольфингов – заседлали коней. Тем временем из уст в уста передавалась весть о том, что Римляне вступили в Среднюю Марку и жгут святилища Бэрингов. Войско спешно приготовилось к походу, и Вольфинги заняли свое место во главе походного порядка. Тогда вышел Тиодольф из рядов своих родичей, и сильные руки подняли его на огромный щит; стоя над ратью, он молвил:
Тюра сыны, внемлите, поражения боль горька,
Но, взявшая меч, рубит и снова рубит рука.
Сражаться – вот наша участь, и верю, настанет день,
Когда чужестранцы канут в черную смертную тень.
Мы их порубили на Гребне, но беда все равно у дверей.
Огромное войско явилось к нам от дальних морей.
Предатели вели Римлян, мы тем же пойдем путем
По вереску, между буков – туда, где Бэрингов дом.
Вчера я думал об этом, но не мог торопить нашу рать,
Но Оттер сказал свое слово и нам велел поспешать.
Утро настало и прежде, чем приблизится ночь,
Мы сразимся с врагами и погоним их прочь.
Тем, кто видит во мне провидца, я сказать сегодня готов:
Вижу спасение племени, вижу бегство врагов.
Вижу, как своею рукой отсылаю их предкам вослед.
Пусть, быть может, этим виденьям правды неведом свет,
Но иных недостойно видеть, выйдя с мечом на рать,
Перед воинством вражьим стоя, о победе лишь должно мечтать.
Но все же забавно: каким бы сегодня битвы ни вышел исход,
Не погибнут все люди Марки, будет жив Порубежный Народ.
Выйдут новые воины с мечами на новую брань,
Погонят новые девицы стада в предрассветную рань,
Выйдут жнецы на поле, пшеница падет под серпом,
И будет новое поле окружать отстроенный дом.
Внемлите, сегодня труд легок: надо выжить и победить,
Или погибнуть, чтоб честно в предков чертог вступить.
Тут он велел опустить себя и пешком направился во главу рати Вольфингов, сопровождаемый могучим криком родовичей, к которому примешивался звавший в поход голос рога.
Все войско построилось – родовичей оказалось более трех тысяч душ, мужей добрых и испытанных, готовых встретиться с врагом в чистом поле, лицом к лицу – и дружно выступило, со всей скоростью, на которую были способны пешие, и в отменном порядке. Небо просветлело над головами ратников, но дальний гром все еще взрыкивал за лесом. Гейрбальд и Виглунд присоединились к Вольфингам и пошли возле Вольфкеттля; Хиаранди же перешел к своим родичам, шедшим в колонне вторыми.
Глава XXОттер вместе со своими людьми приходит в Среднюю Марку
Оттер со своей ратью ехал своим путем вдоль Чернавы – не замедляя шага и только изредка позволяя коням передохнуть; наконец ранним утром они добрались до Битвенного Брода. Тут родовичи остановили коней, ибо сладка была трава на лугу, да и вода находилась неподалеку.
Посему, отдохнув здесь неполный час и перекусив на скорую руку, они перебрались бродом на другой берег и отправились далее вдоль Чернавы между лесом и рекой, но ехали уже помедленнее – чтобы не утомить коней. Словом, к полудню Готы выбрались из леса на просторы Средней Марки. И как только перед ними открылась вся равнина, родовичи сразу заметили то, что и предполагали увидеть – ибо никто не сомневался в повести Росшильд: столбы дыма, поднимавшиеся прямо в воздух, ибо полдень выдался жарким и безветренным. Великий гнев вспыхнул в сердцах воинов Марки; и многие сильные руки дрогнули – от гнева, не от страха – когда Оттер поднял свою десницу, указывая ею на сей знак, говорящий о гибели и разрушении. Родовичи не стали медлить, но и не ускорили шага, ибо знали, что окажутся у Чертога Бэрингов еще до ночи, и хотели повстречаться с Римлянами, сохранив силы после дневного перехода. Полные гнева, продолжали воины Марки свой путь.
По пути попадались им жилища родовичей; впрочем, если не считать Голтингов-Глиничей, весей по восточную сторону реки между Кровом Бэрингов и лесной дорогой было немного: здесь чащи подходили к самой реке, прижимая луговины к воде. Посему Голтинги были великими следопытами и охотниками на лесную дичь. Вместе с Геддингами-Щучичами, Ирингами и Визингами-Ивичами, они добывали свое пропитание отчасти в Чернаве (как делали и Лаксинги-Лососевичи, обитатели Нидермарки), ибо в реке хватало и заводей и водоворотов, и прогретых солнцем отмелей, где мечет икру форель; изобиловала она и островками от которых вниз по течению отходили каменистые мелководья.
Теперь, когда всадники Готов приблизились к жилищам Ивичей, можно было видеть как люди – в основном женщины – сгоняют скот к острогам, а на расположенных рядом холмах женщины собирались целыми стайками, и все смотрели на знак погибели, повисший в небе над чистой равниной. Завидев же войско, они принимались размахивать руками и всем, что было в них, а ветерок доносил до ушей ратников пронзительные звуки – ведь среди женщин могли затесаться лишь мальчишки. Однако же на всхолмии у реки собрались парни, а с ними несколько трэлов; были меж ними несколько вооруженных ратников и верховые, которые, завидев войско, поехали ему навстречу, а приблизившись, вскричали от радости, приметив своих родичей, ибо воины этого рода также ехали с войском. И ратников этих было трое стариков и один ветхий старец с удивительно длинными седыми волосами, с ними четверо рослых парней зим пятнадцати отроду, и еще четверо крепких кметей из трэлов с луками и небольшими щитами. Эти ехали позади юношей. Небольшой отряд присоединился к своим.
Бряцая оружием, продвигалась вперед рать, подымая к небу облако сухой торфяной пыли, гром конских копыт сотрясал землю; тут сердце долговласого старца вострепетало, вспомнились ему юные дни, когда ноздри его ощущали запах конского пота, к которому примешивались и благие испарения тел воинов, колено к колену скакавших по полю. Посему, возвысив голос, запел он:
Едет войско, и горит
У плеча соседа щит.
Песенку мурлычет меч,
Вспоминая радость сеч,
Стрелам объясняет лук
Славу боевых разлук.
Скоро возвыситься голосу их в грохоте битвы
В звоне и грохоте, в лязге и в крике молитвы.
И мужу тогда суждено позабыть о златой рукояти,
Рукам – биться, а ртам не ведать печати.
Когда на брани влившись в ратное море,
Взмахнет железом наша сотня врагу на горе.
На полях сегодня жгут
Девы свой вчерашний труд.
Дымен Бэрингов чертог,
В пламени его порог.
Багряница над стеной,
У соседей злой разбой.
Там, где в прежние дни разливались медовые реки,
Там, где легли наши тропы – их не забыть вовеки,
Там, где ждала любимая, где утром, грозен и строг,
Будил нас похода нового ярый и гневный рог.
Ныне кольцом железным стоит неведомый враг,
Что мечет детей на копья, а старцев кидает в овраг.
Так скорей, скорее в бой!
Ты неси меня, гнедой!
Если ж дня погаснет свет,
Будет и другой совет:
Мудрость стариковских уст,
И не будет дом наш пуст.
А теперь косари на поля – рубите, косите.
Жизнь вы заслужите – если опять победите.
Пели мы прежде над серпом и косою,
Коростелей пугали, что путались под ногою.
Пой же теперь над сталью, мечом отягченной дланью.
Отмщенье яви края, отданного закланью.
Так пел старец, и великий крик поднялся среди окружавших его родовичей, и пронесся сей крик над всей ратью, хотя многие и не знали, почему кричат. Тогда воинство убыстрило шаг, спеша по гладкой равнине.
Словом, скоро достигли они жилища Ирингов, и не было вокруг него ни коровы на лугу, ни женщины в поле: весь скот давно загнали в острог, а все, кто не мог держать в руках оружие, стояли у ворот и глядели через просторы Марки на дым, подымавшийся над жилищем Бэрингов. Заметив своих, Готы разразились громкими криками. А навстречу рати от дома отъехал небольшой отряд: двое стариков, с ними двое юношей, сыновей их, а еще двенадцать трэлов, вооруженных длинными копьями… все они сидели на конях. Быстро поравнялись они со своими родичами, и войско не стало задерживаться, поспешая по лугу: все гуще становился дымный столп, еще черней делался он вверху, и ржавым огнем пылало уже основание его.
Наконец достигли они обители Геддингов, и там говяда и овцы уже были загнаны в острог; а вооруженные ратники лежали или стояли на речном берегу, беседуя или весело распевая – как будто мир по-прежнему почивал на всей земле. Заметив приближавшуюся рать, они повскакали на ноги и с криками бросились к лошадям. Этот отряд оказался побольше прочих – Геддинги были многочисленным родом – и к войску присоединились семеро старцев, десятеро парней и десятеро же трэлов с длинными копьями, какие в ходу у Ирингов. Но не успели новоприбывшие отыскать своих родичей, как ратники заметили еще больший отряд. Это пришел род Голтингов, и среди них было десятеро воинов во цвете сил, зашедших далеко в лес на охоту, когда был объявлен сбор рати, и потому опоздавших; с ними ехали восемь стариков и пятнадцать парней, а еще восемнадцать трэлов. Парни и трэлы кроме мечей были вооружены луками, и не у всех были кони, так что некоторые ехали по двое. С громкими криками они присоединились к рати, громко трубя в оказавшийся у одного из них рог, пока не заняли свое место в строю; родичи их были с Тиодольфом, и посему они последовали за Щитовичами-Шилдингами. Теперь все войско соединилось, а когда селение Голтингов осталось позади, ничто более не лежало между ратью и Медвежьей Весью, и не нуждались родовичи в новых подкреплениях. Тут уж нельзя было встретить в поле скотину, а рядом с ней пастуха; все оставшиеся дома готовились за своими дверьми – если потребуется – к бегству в лес. Но едва ратники миновали эти домишки, войско нагнали два парня возрастом зим по двадцати, а с ними крепкая девица – их сестра. У этих троих не было другого оружия кроме кинжалов и коротких копий; с одежды их капала вода, ибо пришлось им только что переплыть Чернаву. Молодцы и девица принадлежали к роду Вольфингов, они пасли овец на западном берегу реки, когда увидели собравшееся к битве воинство. И не стали сдерживать себя, но, сев на коней, переплыли через быстрые и глубокие воды, чтобы присоединиться к своим родичам и с ними выжить или умереть. Сказывают о них, что все трое сразились в битвах, о которых речь еще впереди, и не погибли, хотя вступили в бой без оружия, и даже прожили еще много лет. Однако незачем более говорить о них.