Настал час свободы! Слушайте, слушайте нас! Слушайте, наши братья и сестры в болотах и трясинах, в горных ручьях и лесных родниках! Настал час свободы! Теките к нам, спускайтесь к нам, спешите к нам! Вливайтесь в Бьоркшёэльвен, ревите, шипите, час настал! Настал час сбросить столетнее иго, бастионы тирании уже зашатались и скоро падут! Смерть Экебю!
А час и вправду настал. Белые лохматые головы, не жалея себя, бьются в стену дамбы, каждая вносит свою лепту в давно задуманный мятеж.
Очумевшие от вновь обретенной свободы, с каждым мигом набирающие силу и решимость, волны отрывают от стены камень за камнем и уносят их с бурлящим потоком.
Но почему люди не сопротивляются, почему позволяют реке своевольничать?
Нет, люди тоже здесь. Растерянные, беспомощные, отчаявшиеся люди. Темная безлунная ночь, они не видят друг друга, не видят даже тропу, по которой идут. Грозно ревет водопад, но еще страшнее пушечный грохот ломающихся льдин и глухие удары бревен в плотину. Люди не слышат своих голосов из-за непрерывного, выматывающего душу грохота, они оглушены, бессильны, и самое странное – им тоже передается безумие, охватившее природу.
Внезапно в оглушительную симфонию распада врывается надтреснутый удар заводского колокола.
– Слушайте, слушайте, у кого есть уши. Мы погибаем. Здесь, рядом с кузницей Экебю, с минуты на минуты прорвет плотину. Кузница в опасности, мельница в опасности, наши маленькие, но дорогие сердцу дома в опасности!
Волны довольно переглядываются: вокруг ни души, зато заторопились ручьи и родники – надо помогать, хватит уже, пожили с этими людишками. Наверняка этот колокол зовет их помочь взбесившимся волнам.
– На помощь, на помощь! – надрывается колокол.
– Идем, идем, – успокаивают его волны. – Мы уже здесь.
Ревущий поток и мерные удары колокола сливаются в похоронный марш. Хоронят честь и славу Экебю.
Все время шлют гонцов в усадьбу: может, кавалеры что-то придумают? Но какое там, их даже на порог не пускают.
Станут кавалеры думать о каких-то кузницах и мельницах! В Экебю гости, не меньше ста человек. Торговка вениками ждет в кухне. Волнующий момент с каждой минутой все ближе. Шампанское пузырится в бокалах, патрон Юлиус готовится произнести речь, уже встал, вытер губы салфеткой. Старые авантюристы с удовольствием предвкушают, как онемеют от изумления ничего не ведающие гости.
Там, на берегу озера Лёвен, молодая графиня, рискуя жизнью, спешит в Экебю, чтобы словами, шепотом, криком умолить Йосту Берлинга не губить свою жизнь. Там, у водопада, свирепые волны грозят смыть с лица земли честь, славу и богатство Экебю. А тут, в просторных залах, царит веселье и радостное ожидание, сияют свечи, вино льется рекой. Здесь, в тепле, никто и не думает о том, что творится за стенами усадьбы этой безлунной, грозной ночью.
И вот наступает торжественный момент. Йоста медленно встает – пора идти за невестой. Ему надо пройти через прихожую. Дверь широко открыта. Он не сразу идет в кухню – открывает входную дверь, останавливается на пороге, глубоко вздыхает и всматривается в бурную, непроглядную ночь.
И он слышит! Он слышит!
Он слышит надрывный звон колокола, слышит удары тяжелых бревен в спину дамбы, слышит рев ополоумевшей от сознания своей непобедимости реки, эту песню сбросившего оковы титана.
И он, Йоста Берлинг, забыв все, бросается в эту мрачную, пугающую ночь. Пусть они там стоят с поднятыми бокалами хоть до скончания века. Ему уже нет до них дела. Пусть подождет невеста, пусть торжественная речь патрона Юлиуса тихо скончается у него на устах. Обмен кольцами не состоится. Не в такую ночь. И блестящее общество подождет другого случая, чтобы онеметь от изумления.
А теперь берегитесь, взбунтовавшиеся волны! Теперь вам всерьез придется побороться за свою независимость. Люди приободрились – Йоста Берлинг с ними, у них появился предводитель, они уже не похожи на стадо испуганных, мечущихся в смертельном мраке овец. Сердца запылали надеждой, войска осажденной крепости полезли на дамбу – предстоит великая битва.
Как он командует! Откуда взялись эти забытые колокольные, проповеднические нотки в его голосе?
– Света, больше света! Пусть мельник спрячет свой рожковый фонарь, здесь не место для игрушек. Хворост! Видите кучи хвороста? Это работа для детей и женщин! Собирайте хворост, как можно больше хвороста, тащите на откос и поджигайте! И нам будет светлее, и люди увидят и прибегут! Быстро, быстро, и не давайте костру погаснуть. Солома, хворост – все, что горит! Пусть будет пламя до небес!
Мужчины, беритесь за пилы и топоры! Бревна, доски, все что под рукой, – делаем щит, надо сколотить щит и опустить его перед дамбой! Ищите камни, мешки с песком – любые грузы, чтобы щит не всплыл! Пусть грохочут топоры и молотки, пусть сверла и пилы вгрызаются в дерево, да так, чтоб искры летели!
Мальчишки! Где вы попрятались? Все сюда, дикари-разбойники! В бой! Берите багры, спускайтесь к воде, не пугайтесь пены, отталкивайте бревна, льдины, спасайте дамбу. Не давайте камням вываливаться, прыгайте в воду, если надо, держите их руками, зубами, чем хотите! Сражайтесь ребята, сражайтесь, бездельники! Все на дамбу! Будем биться за каждый дюйм!
Йоста занял место на дамбе, среди ревущих волн, в лицо ему летят клочья пены, плотина дрожит, волны грохочут и с яростью набрасываются на него. Кажется, его вот-вот смоет, такой риск и в самом деле есть, но его отчаянное сердце жаждет опасности, жаждет боя. Он хохочет и кричит, теперь что-то уж вовсе нечленораздельное, но отвага и решимость заразительны. Никогда в жизни он даже не мечтал пережить такую волнующую, такую роскошную, такую вдохновенную ночь.
Работа быстро наладилась, полыхают огромные, до неба, костры, ночь оглашает дробный стук молотков. Дамба держится.
Гости и кавалеры, не дождавшись героя дня, тоже пришли на берег, и не только они – отовсюду, завидев костры на берегу, бегут люди с топорами, лопатами, кто с чем, и сразу подключаются к работе – кто помогает у костра, кто подтаскивает доски и бревна для щита, кто набивает мешки песком на шаткой каменной дамбе.
Но вот щит готов, теперь его надо опустить перед разваливающимся волноломом. Готовы и мешки с песком, и обвязанные канатом камни – всё, чтобы щит не унесло ревущим потоком. Победа останется за людьми, взбесившаяся река должна не бунтовать, а служить, как верный раб.
И вдруг в самый решающий момент Йоста Берлинг замечает, что у самой воды на камне сидит женщина. Освещенная неровным багровым светом полыхающих костров, она уставилась на воду и не шевелится. Рассмотреть ее как следует невозможно из-за стоящего в воздухе водяного тумана, но он не может отвести от нее глаз. Он продолжает командовать, но то и дело поворачивается в ее сторону.
Странная история: работают сотни людей, работают из последних сил, а она сидит неподвижно, и он все время косится на нее – как можно усидеть на месте в такие минуты?
Сидит совсем близко к воде, брызги окатывают ее с головы до ног, наверняка промокла насквозь. В темной одежде, черный платок на голове, сидит, сжавшись в комочек, подперла подбородок руками и смотрит, смотрит… на воду или на него? Он чувствует, как этот взгляд манит его и притягивает к себе, хотя он не только глаз, он даже лица не может различить. Взгляд словно зовет его, и он не может ни о чем думать, кроме этой женщины, сидящей у самой воды.
Это русалка. Лёвенская русалка, думает он. Ее послали, чтобы погубить меня. Смотрит и смотрит, манит и манит. У людей нет такой силы. Надо ее прогнать.
И вдруг он понимает, что волны, черные пенящиеся волны, на самом деле никакие не волны. Это ее войско, и она командует ими, подзуживает их, она ведет их в атаку на него, на Йосту Берлинга.
Надо ее прогнать, иначе толку не будет.
Он хватает багор и сбегает с дамбы на берег.
Оставляет свое командное место на рушащейся дамбе и бежит к ней. Вот кого силы тьмы послали, чтобы его уничтожить и унизить! Русалку! Он точно даже не знает, кто это, русалка или, может быть, лесовичка, но знает точно, что ее послал дьявол.
Ах, Йоста, Йоста, как же ты мог оставить свой пост в решающий миг! Крепкие, закаленные работники уже подтащили щит, выстроились по краю волнолома и готовы опускать этот щит, их единственную надежду. Все готово – и камни, и канаты, и мешки с песком. Нужна команда, потому что без команды щит просто рухнет, нужен кто-то, кто направлял бы их действия.
Они ждут, прислушиваются, оглядываются. Где же командир! Где этот колокольный, притягивающий голос, где эти команды, которым хочется следовать?
А командир гоняется за русалкой. Йоста Берлинг посчитал, что важнее прогнать русалку. Его голоса не слышно, не слышно команд. Что ж, времени нет, надо опускать щит, иначе будет поздно. И они опускают щит, но опускают медленно и неровно, и волны с усиливающейся яростью бросаются на хлипкую деревянную конструкцию, открывают мешки с песком, поднимают щит на свои могучие плечи и швыряют на каменный волнолом. Это еще что за жалкие попытки? Утопите это чудище в Лёвене, ревут волны.
И снова набрасываются на беззащитную дамбу.
А Йоста Берлинг, организатор и командир, гоняется за русалкой. Она его заметила, испугалась и побежала. Но не в воду, как он ожидал, а в сторону суши.
– Ах ты, нечисть! – кричит Йоста Берлинг и преследует ее с занесенным багром.
Она запуталась в кустах ольшаника и остановилась.
И Йоста словно прозрел – отбросил багор и положил ей руку на плечо.
– Не поздно ли для ночных прогулок, графиня Элизабет?
– Оставьте меня в покое, господин Берлинг, оставьте меня! Мне надо домой.
Он пожал плечами, отвернулся и пошел к дамбе.
Молодая графиня, разумеется, настоящая светская дама, в этом сомнений нет. Но не забывайте, что она еще и женщина необыкновенной доброты, которой невыносима сама мысль, что она стала причиной чьего-то несчастья. Не забывайте, что она из тех фей, что неутомимо собирают цветы, из тех, чьи корзины всегда полны роз, из тех, кто посыпает их лепестками самые трудные, самые пустынные, самые невыносимые тропы.