(Комедия справедливости)
Of JURGEN eke they maken mencioun,
That of an old wyf gat his youthe agoon,
And gat himselfe a shirte as bright as fyre
Wherein to jape, yet gat not his desire
In any countrie ne condicioun.[1]
Глава IПочему Юрген совершил мужественный поступок
Эту историю в Пуактесме рассказывают так. В стародавние времена жил один ростовщик по имени Юрген. Но жена частенько называла его куда более дурными именами. Она была вспыльчивой женщиной, не обладавшей особым даром молчания. Говорят, имя у нее было Аделаиза, но люди обычно называли ее госпожой Лизой.
Рассказывают также, что в стародавние времена, закрыв как — то на ночь окна лавки, Юрген по пути домой проходил мимо цистерцианского монастыря, а один из монахов споткнулся на дороге о камень. Он проклинал дьявола, положившего его здесь.
— Фу, брат! — говорит Юрген. — Разве у дьявола недостаточно силы, чтобы перенести его?
— Я никогда не соглашался с Оригеном, — отвечает монах. — И, кроме того, у меня страшно болит большой палец.
— Тем не менее, — замечает Юрген, — богобоязненному человеку не надлежит говорить с неуважением о божественно назначенном Князе Тьмы. Для еще большего смущения рассмотри промысел этого монарха! Ты можешь заметить, что он денно и нощно трудится над задачей, поставленной перед ним Небесами. Такое можно сказать лишь о нескольких причастниках, но никак не о монахах. Подумай, к тому же, о его изящном искусстве, о котором свидетельствуют все те опасные и прелестные ловушки сего мира, бороться с которыми твое дело, а мое — ссужать на это деньги. А не будь его, мы оба остались бы без работы. Рассмотри также его филантропию и взвесь, насколько невыносимо было бы наше положение, если б ты и я, да и все наши прихожане сегодня водили бы дружбу с остальными зверями в Саду, отсутствие которого мы притворно чувствуем по воскресеньям! Встать со свиньей и лечь с гиеной?.. О, нестерпимо!
Так он пошел дальше, придумывая поводы для того, чтобы не размышлять слишком сурово о Дьяволе. Большей частью это были отрывки стихов, сочиняемых Юргеном в лавке, когда дела шли вяло.
— Я считаю, что все это чепуха и ерунда, — была реплика монаха.
— Без сомнения, в твоей точке зрения больше чувства, — заметил ростовщик, — зато в моей — красоты.
Затем Юрген миновал цистерцианский монастырь и уже подходил к Бельгарду, когда повстречал некоего черного господина, который поприветствовал его и сказал:
— Благодарю, Юрген, за доброе слово.
— Кто вы такой и почему меня благодарите? — спрашивает Юрген.
— Мое имя большой роли не играет. Но у тебя мягкое сердце, Юрген. Да будет твоя жизнь лишена забот!
— Спаси нас от зла и вреда, мой друг, но я уже женат.
— Эх, господа, такой изящный и умный поэт, как ты!
— Я уже с давних пор занимаюсь поэзией.
— Конечно же! У тебя темперамент художника, который не совсем соответствует ограничениям семейной жизни. Я предполагаю, что у твоей жены особое мнение о поэзии, Юрген.
— В самом деле, сударь, ее мнение нельзя повторить, ибо уверен, что вы не привыкли к таким выражениям.
— Весьма печально. Боюсь, жена не совсем тебя понимает, Юрген.
— Сударь, — говорит пораженный Юрген, — вы умеете читать самые затаенные мысли?
Черный господин казался весьма удрученным. Он сжал губы и начал что — то считать на пальцах: когда те двигались, острые ногти сверкали, словно язычки пламени.
— Весьма плачевно для тебя, — говорит господин в черном, — оказаться первым человеком, в котором я нашел готовность замолвить доброе слово о зле. Да к тому же, за все эти века! Это же самый прискорбный пример дурного управления! Неважно, Юрген, утро вечера мудренее. Теперь же я, разумеется, награжу тебя!
И Юрген вежливо поблагодарил прямодушного старика. А когда Юрген пришел домой, его жены нигде не было видно. Он искал ее, где только можно, и расспрашивал всех подряд, но безрезультатно. Госпожа Лиза исчезла во время приготовления ужина — внезапно, бесследно и необъяснимо, словно (в юргеновских образах) пронесся ураган и оставил позади себя спокойствие, которое, по контрасту, казалось жутким. Ничто не могло пролить свет на это чудо, своего рода магию, и Юрген вдруг вспомнил странное обещание черного господина. Юрген перекрестился.
— Как же несправедливо, — говорит Юрген, — в благодарность создавать людям скверную репутацию! Но я осознаю, насколько я мудр, что в этом мире сплетников всегда обо всех говорю любезно.
Затем он приготовил себе ужин, а после лег в постель и спал очень крепко.
— У меня безоговорочная уверенность в Лизе, — говорит он. — У меня исключительная уверенность в ее способности позаботиться о себе при любых обстоятельствах.
Все было очень хорошо, но время шло, и поползли слухи, что госпожа Лиза разгуливает по Морвену. Ее брат, бакалейщик и член городского совета, пошел туда проверить это сообщение. И действительно, в сумерках там бродила жена Юргена и непрестанно что — то бормотала.
— Фу, сестра! — говорит член городского совета. — Это весьма недостойное поведение для замужней женщины, и об этом, похоже, начнут говорить.
— Следуй за мной! — отвечает госпожа Лиза. И член совета последовал за ней в потемках, но, когда она пришла на Амнеранскую Пустошь и продолжала идти дальше, он понял, что лучше за ней не следовать.
На следующий вечер в Морвен отправилась старшая сестра госпожи Лизы. Эта сестра была замужем за нотариусом и считалась весьма проницательной женщиной. Как следствие этого, вечером она взяла с собой очищенный от коры ивовый прут. А по Пустоши в сумерках разгуливала жена Юргена и непрестанно что — то бормотала.
— Фу, сестра! — говорит жена нотариуса, которая была проницательной женщиной. — Разве ты не знаешь, что сейчас Юрген сам себе штопает носки и опять положил глаз на графиню Доротею?
Госпожа Лиза вздрогнула, но сказала лишь то же самое:
— Следуй за мной!
И жена нотариуса последовала за ней на Амнеранскую Пустошь и пересекла эту Пустошь, а там оказалась пещера. Об этом месте ходила дурная слава. В сумерках навстречу им вышел, высунув язык, тощий пес, но жена нотариуса трижды хлестнула его прутом, и молчаливый зверь оставил их. Госпожа Лиза молча прошла в пещеру, а ее сестра повернулась и, плача, отправилась домой к детям.
На следующий вечер Юрген сам пошел в Морвен, поскольку родственники жены убедили его, что нужно совершить этот мужественный поступок. Юрген оставил лавку на Уриена Вильмарша, считавшегося весьма достойным служащим. Юрген последовал за своей женой через Амнеранскую Пустошь и достиг пещеры. Юрген охотно оказался бы где — нибудь в другом месте.
Там сидел пес на задних лапах и, казалось, ухмылялся Юргену. А вокруг были и другие твари, летавшие в сумерках низко над землей, как совы. Но они были значительно крупнее сов, и от этого становилось не по себе. И, более того, все это происходило сразу после заката в канун Вальпургиевой ночи, когда случается даже более чем невероятное.
Тогда Юрген сказал немного брюзгливо:
— Лиза, моя дорогая, если ты войдешь в пещеру, мне придется последовать за тобой, поскольку нужно совершить этот мужественный поступок. А ты знаешь, как легко я простужаюсь.
Голос госпожи Лизы казался тонким и причитающим, он престранным образом изменился.
— У тебя на шее крест. Ты должен его выбросить.
Юрген носил крест из сентиментальных воспоминаний, поскольку тот когда — то принадлежал его покойной матери. Но теперь, к удовольствию жены, он снял эту безделушку и повесил на барбарисовый куст. И с мыслью, что дело, похоже, принимает скверный оборот, он последовал за госпожой Лизой в пещеру.
Глава IIПринятие примечательного одеяния
История рассказывает, что там было темно и Юрген не мог никого разглядеть. Но пещера тянулась вперед и вниз, а в дальнем конце мерцал свет. Юрген все шел и шел, и вскоре наткнулся на кентавра, и это его вовсе не удивило, поскольку Юрген знал, что кентавры являются воображаемыми существами.
Определенно, на него было интересно посмотреть. Нижняя часть была телом прекрасного гнедого коня, верхняя — загорелого молодого юноши, который смотрел на Юргена суровым, но далеко не недружелюбным взором. Кентавр лежал у костра, в котором горели кедровые и можжевеловые дрова и чем — то намазывал себе копыта. Это вещество по мере того, как кентавр втирал его пальцами, делало копыта похожими на золотые.
— Приветствую тебя, мой друг, — говорит Юрген, — если ты творенье Бога.
— Твое условное предложение звучит не совсем по — гречески, — замечает кентавр, — поскольку в Элладе мы не делаем таких оговорок. Кроме того, тебя волнует не столько мое происхождение, сколько цель моего путешествия.
— Хорошо, мой друг, куда же ты собираешься?
— В сад между рассветом и закатом, Юрген.
— Это, несомненно, прекрасное название для сада! И я бы с радостью увидел это место.
— Садись ко мне на спину, Юрген, и я доставлю тебя туда, — говорит кентавр и поднимается на ноги. Заметив же, что ростовщик колеблется, кентавр добавляет: — Поскольку, как ты должен понять, другого пути нет. Этот сад не существует и никогда не существовал там, что люди забавно называют реальной жизнью. В него могут войти, конечно же, лишь воображаемые существа вроде меня.
— Это звучит весьма разумно, — оценивает предложение Юрген, — но так случилось, что я ищу свою жену, которую, как я подозреваю, утащил дьявол. Бедняжка!
И Юрген начал объяснять кентавру, что произошло.
Кентавр рассмеялся.
— Возможно, по этой причине я здесь и нахожусь. В любом случае, существует лишь одно средство достижения этой цели. Над всеми дьяволами и всеми богами, — так мне говорят, но, несомненно, и над всеми кентаврами, — власть Кощея Бессмертного, который создал все таким, какое оно есть.