Ватутин недоверчиво и настороженно посмотрев на Рокоссовского.
Но Рокоссовский был доброжелателен и, несомненно, искренен.
— Я считаю, что вы на своем месте. А исправить кое- что нужно. Давайте вместе решим, что делать.
Ватутин и раньше слышал, что Константин Константинович Рокоссовский человек сердечный. Теперь и сам убеждался в этом. Повеселел. Что касается отдельных промахов, то он их теперь видит ясно. Дадут возможность — исправит положение.
Ватутин внимательно прислушался к советам и указаниям представителя Ставки. Вместе с Рокоссовским они рассмотрели возможности нанесения контрудара, подсчитали силы и резервы.
Собираясь уезжать, Рокоссовский связался по ВЧ с Верховным:
— Товарищ Сталин! Я ознакомился с положением у Ватутина. Допущенные ошибки уже исправлены. Убежден, что командующий 1-м Украинским фронтом находится на своем месте, войсками руководит твердо.
Сталин недовольно переспросил:
— Вы уверены?
— Уверен.
Сталин молчал.
Рокоссовский, чтобы еще раз подтвердить свою убежденность в ненужности организационных мер, спросил:
— Разрешите вернуться в свой штаб?
Тоном, в котором трудно было почувствовать одобрение действий Рокоссовского, Сталин разрешил:
— Возвращайтесь!
И положил трубку.
Когда Константин Константинович Рокоссовский уезжал из штаба 1-го Украинского фронта, Николай Федорович Ватутин не говорил громких слов, не расточал благодарностей. Два генерала обменялись крепким рукопожатием.
Разве этот случай не пример солдатской взаимопомощи и взаимовыручки?
Николай Федорович Ватутин до самой своей трагической гибели продолжал успешно командовать войсками 1-го Украинского фронта, умело громил врага, и его имя по праву вошло в число имен выдающихся полководцев Великой Отечественной войны.
Не ошибся тогда Рокоссовский!
ЧЕСТЬ МУНДИРА
Генералы, офицеры, солдаты — все советские воины верно и строго хранят незапятнанной честь своего мундира, высокую и благородную честь защитников родной земли.
Но есть еще и честь мундира в кавычках, когда сугубо личные интересы ставятся выше общего дела, когда проявляется хлопотливая забота о своем авторитете, когда ударяются в никчемную амбицию и носятся с уязвленным самолюбием.
Умение отбросить все наносное и мелкое, презреть заботу о превратно понятой чести мундира — для этого тоже нужен характер прямой, открытый, большой нравственной силы.
***
Был и такой эпизод в жизни Рокоссовского.
В феврале сорок четвертого года 3-я армия, которой командовал опытный военачальник генерал А. В. Горбатов, провела ряд успешных боев. Войска армии захватили плацдарм за рекой Друть, с боями овладели очень важным плацдармом на берегу Днепра, освободили город Рогачев, перерезали железную дорогу на участке
Могилев—Жлобин. Немалыми были и их трофеи. Сотни гитлеровцев оказались в плену.
Одним словом, бойцы поработали неплохо. Взвесив все это и справедливо желая дать войскам небольшую передышку, Военный совет армии принял решение перейти к обороне, и командующий армией доложил об этом командующему фронтом К. К. Рокоссовскому.
Но Рокоссовский не согласился с таким решением Военного совета армии.
— Приказываю продолжать наступление на Бобруйск!
Велик был авторитет Рокоссовского в войсках. Он пользовался всеобщим уважением. Не было еще случая, чтобы командование армии расходилось с ним во мнениях. И вот...
Генерал Горбатов — бывалый воин. Еще с тех давних времен, когда он пять лет прослужил солдатом в старой русской армии, он твердо усвоил: приказы вышестоящих командиров должны выполняться безоговорочно.
Но знал Горбатов и другое: продолжать сейчас наступление — значит поставить войска армии в очень трудное положение. Неизбежны неоправданные потери, может быть, придется даже оставить плацдарм за Днепром.
Как же быть? Решился на крайнее средство: нарушить установленный порядок и обратиться в Ставку.
Нелегко было генералу принять такое решение. «Но лучше, — думал он, — поплачусь я один, чем допущу потери в войсках».
Ставка Верховного Главнокомандования разобралась в создавшейся ситуации и поддержала Военный совет армии.
Генерал Горбатов немедленно представил командующему фронтом письменное объяснение своего поступка и попросил доложить это объяснение Верховному Главнокомандующему. Он был уверен, что его теперь, конечно, переведут на другой фронт: не сработался с Рокоссовским.
Рокоссовский доложил Ставке объяснительную записку командующего армией и одновременно попросил оставить Горбатова на его прежнем посту.
И Горбатов продолжал командовать армией.
Служба службой, а дружба дружбой. Горбатов, естественно, предполагал, что после случившегося не будет уже между ним и Рокоссовским прежних добрых отношений.
И ошибся. Все пошло по-старому. Рокоссовский по- прежнему относился к нему по-дружески, словно и не было неприятного конфликта. Командующий фронтом оказался выше мелких обид и уязвленного самолюбия.
Генерал Горбатов стал еще больше уважать этого человека.
«БАГРАТИОН»
Весны военных лет не имеют названий. А жаль! Ведь каждая из них навсегда осталась в народной памяти, обрела свое неповторимое лицо, отмечена неизгладимой печатью тех дней.
Весну сорок второго года следовало бы назвать весной тревожного ожидания. Куда бросится фашистский зверь, зализавший раны, нанесенные ему под Москвой, накопивший новые силы для удара по нашим войскам?
Весна сорок третьего года отмечена первой радостью. Выиграна грандиозная битва на Волге. Сломлен хребет фашистского зверя. Пусть он еще бодрится, пусть еще вынашивает коварные планы. Новая весна — наша весна. Она сулит нам новые радости.
Весна сорок пятого года — весна Победы. Май. Поверженный Берлин. Красное знамя над рейхстагом. Безоговорочная капитуляция врага.
А весна сорок четвертого года? Как назвать ее?
...На Бородинском поле, на Семеновских флешах — потом названных Багратионовыми, — в 1812 году был смертельно ранен русский генерал, участник итальянского и швейцарскою походов Суворова, соратник Кутузова — Петр Иванович Багратион.
Герой Отечественной войны 1812 года скончался на руках своих солдат, а имя его навечно вписано в книгу воинской доблести нашего народа.
Прошло сто тридцать лет. Славное имя Багратиона из анналов истории снова призвали на действительную военную службу, поставили на защиту родной земли, воскресили для новой бранной славы. Его присвоили одной из крупнейших наступательных операций Советской
Армии в годы Великой Отечественной войны — операции по освобождению белорусской земли.
Нерасторжима связь времен...
Ставка Верховного Главнокомандования разрабатывала план наступательных боев в Белоруссии летом сорок четвертого года. Плану присвоили кодовое название «Багратион». Четыре фронта — 1-й Прибалтийский, 3-й Белорусский, 2-й Белорусский и 1-й Белорусский — должны были участвовать в новой операции.
Командующий 1-м Белорусским фронтом генерал армии Константин Константинович Рокоссовский, изучив условия местности (полесские болота), пришел к выводу, что на правом участке фронта целесообразней нанести первый удар в направлении на Бобруйск, второй — на Слуцк.
Такое решение было необычным. Испокон веков считалось, что нельзя распылять силы, надо наносить один концентрированный удар в одном направлении.
Все же Константин Константинович Рокоссовский решил иначе.
Почему?
Идея такого решения основывалась на доскональном изучении обстановки и состояния вражеской обороны. При одном ударе командование фронта не имело возможности сразу внести в бой крупные силы — не было соответствующих дорог, местность изобиловала болотами, густо стояли леса. Противник же при начале наступательных действий мог свободно перебросить свои войска в район главного удара.
План Рокоссовского давал возможность сразу же ввести в действие крупные силы, поставить противника в трудные условия, не позволить ему свободно маневрировать своими войсками.
Субординация — это воинское послушание, система служебного подчинения младших старшим. Без строгой субординации невозможны воинская дисциплина и воинский порядок.
Но означает ли субординация, что младший должен лишь «есть глазами начальство», твердить бездумно: «Так точно!», «Слушаюсь!» — смотреть вопросительно: «Как прикажете?»?
Константин Константинович Рокоссовский был солдатом в самом высоком и благородном значении этого слова и первейшим своим долгом считал соблюдение строжайшей дисциплины, воинского порядка, субординации.
Но вместе с тем он полагал для себя обязательным отстаивать свою точку зрения, высказывать не те соображения, которые угодны начальству, но те, которые он считал правильными. Будет приказ — он подчинится, но, пока решается вопрос, он высказывает свое мнение без оглядки на то, нравится или не нравится оно вышестоящему начальству.
Константин Константинович Рокоссовский рассказывал:
— Когда в Ставке окончательно отрабатывался план «Багратион», я мотивированно доложил свои соображения.
К сожалению, Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин, заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков и другие члены Ставки не согласились с моим мнением.
Я же отстаивал свою точку зрения. Дело прошлое, скажу только, что было нелегко.
Сталин, явно недовольный моей несговорчивостью, предложил:
— Пройдите в соседнюю комнату и обдумайте ваше предложение.
Пришлось удалиться и еще раз все взвесить, прикинуть, проверить...
Когда меня снова вызвали на заседание Ставки, Сталин, сдерживая раздражение, спросил:
— Ну как?
Все, кто был в кабинете, выжидающе смотрели на меня. Дескать, пора бы уже и согласиться с мнением Сталина, с мнением большинства.
Я спокойно сказал:
— Нет, я все снова обдумал и остаюсь на прежней точке зрения.