Мелькнула мысль: хорошо бы завтра с утра пораньше поехать на рыбалку вместе с командирами дивизий! Тоже измотались. Вряд ли скоро представится возможность ранним летним утром посидеть с удочкой на берегу тихой украинской речки.
Картина рыбной ловли, нарисованная истосковавшимся воображением, была так заманчива, так красочна, что Рокоссовский тут же приказал дежурному по штабу:
— Разбудите меня завтра пораньше.
Уже собрался домой, когда явился озабоченный начальник штаба. Доложил:
— От пограничников поступила тревожная информация. Какой-то ефрейтор немецкой армии, поляк из Познани, перешел границу. Перебежчик утверждает, что немцы начнут войну против Советского Союза рано утром в воскресенье 22 июня.
— Может быть, провокация?
— Может быть... А если?..
— Воскресенье-то завтра.
— Завтра.
Какая уж тут рыбалка! По телефону соединился со всеми командирами частей, рассказал о ефрейторе, предупредил:
— Быть начеку!
Ясный субботний день — самый длинный день в году — медленно, как бы нехотя, клонился к вечеру. Ночь не спешила опуститься над военным городком, словно знала, что ей, и без того короткой, предназначена судьбой совсем крохотная жизнь.
Как хорош июнь на благодатной Украине!
Наливаются пшеничным весомым золотом нивы, тяжелеют яблоневые сады, в человеческий рост вымахивают травы на заливных лугах. Теплые короткие ночи с дальними зарницами, с одурманивающим запахом ночных цветов, с внезапным всплеском жирующей рыбы на темной реке, зачарованной колдовской красотой украинской земли;
...Рокоссовский шел из штаба домой, а вокруг — на небе и на земле — царственно властвовала украинская ночь.
Отступили дневные тревоги с разведывательными донесениями, с показаниями перебежчиков, с мрачными прогнозами пессимистов. Нет, не может начаться война в такую волшебную ночь! Мирную ночь на мирной земле.
И пожалел: зря отменил рыбалку.
Есть дни в жизни человека, да и целого народа, которые как бы ломают ее ровное течение, круто изменяют ее ритм и темп. Таким днем, вернее ранним утром, для людей нашего поколения был рассвет 22 июня сорок первого года.
По-разному советские люди провели эту ночь. Юноши и девушки — вчерашние десятиклассники — веселились на выпускных вечерах. Алексей Стаханов опускался в забой — Советской стране нужен уголь. Алексей Толстой дописывал последнюю страницу своего нового романа...
Благословенная мирная ночь раскинула звездный шатер над мирной страной.
А генерал-майор Константин Константинович Рокоссовский заснул с мечтой о рыбалке, которая, увы, не состоится.
ВОЙНА!
Дежурный по штабу прибежал на квартиру командира корпуса.
«Опростоволосился малый, — с досадой подумал Рокоссовский, когда его разбудили. — Я ведь отменил рыбалку»...
Но почему у запыхавшегося дежурного в руках какая- то бумага? Вид взволнованно-официальный. И голос торжественный:
— Товарищ, генерал! Только что получена срочная телефонограмма из штаба армии.
Рокоссовский еще не знал, какой текст заключает в себе листок бумаги, принесенный дежурным, но чувствовал: там могут быть только подробности, уточнения, приказания...
Главное он уже знал. Знал с твердой убежденностью. В том листке война! Предчувствие? Может быть. А разве живая природа не предчувствует приближения грозы?
Он еще не прочел те несколько слов, что были написаны на листке. А сердце уже стучало взволнованно, словно ему вдруг стало тесно в грудной клетке.
Война!
Война!
Война!
Он ее предвидел. Он готовился к ней сам, готовил к ней бойцов и командиров своего корпуса. Знал — будет!
И все же война грянула неожиданно, как землетрясение. Смысл телефонограммы был предельно ясен: Вскрыть особый секретный оперативный пакет.
Рокоссовский нахмурился:
— Всех офицеров в штаб!
Несколько минут на бритье, умывание и прочие процедуры. Был спокоен. Только испуганные, неотступно следящие за ним, широко раскрытые глаза Юлии тревожили, бередили душу.
Прощаясь, как ребенка, погладил по голове маленькую родную женщину, сказал с нежностью:
— Не волнуйся, все будет хорошо. Главное, помни: все будет хорошо! Береги Аду!
Он тогда еще не знал, что многие месяцы не только не будет видеть жену и дочь, но даже не будет знать, где они, что с ними. За тысячи верст яростный ветер войны унесет его семью и надолго скроет в бескрайнем море взволнованного вашего народа.
Быстро собрались офицеры штаба, — видно, и они в короткие июньские ночи видели не слишком спокойные и мирные сны.
Рокоссовский еще раз обратился к телефонограмме.
Подпись заместителя начальника оперативного отдела штаба армии.
Командир корпуса хорошо знал: вскрыть секретный пакет можно только по распоряжению Председателя Совета Народных Комиссаров СССР или Народного комиссара обороны СССР.
Только!
А тут распоряжение, подписанное каким-то заместителем начальника оперативного отдела штаба армии.
Как быть?
Со всех сторон посыпались советы:
— Запросить Луцк!
— Запросить Киев!
— Запросить Москву!
Все легко и просто: запросить. Действовать, как положено по инструкции. За это никто не осудит.
Но начальник штаба доложил мрачным голосом:
— Связи нет ни с Москвой, ни с Киевом, ни с Луцком. Все линии повреждены. Принимаются меры к восстановлению связи, но... — и развел руками.
Что же делать? В инструкции сказано ясно: только! Надо подождать. Восстановят связь — запросить...
Все правильно, справедливо. Подождать!
Но есть одно «но». Маленькое «но». Это «но» — война!
Значит, дорог каждый час, каждая минута. Вот уж поистине: промедление смерти подобно. Как старый солдат, он знает, что такое дисциплина, и понимает, что грозит ему за нарушение строжайшего указания: «Вскрыть особый секретный пакет только по распоряжению...»
Но он не простой исполнитель. Партия и народ возложили на него самую высокую ответственность: защищать родную землю.
Рискнуть. Что ж, он уже не раз рисковал головой. Рисковал головой в боях с колчаковцами, рисковал головой, громя банды барона Унгерна, рисковал головой, отражая провокацию на КВЖД...
Рискнул. Вскрыл пакет.
В наступившей тишине — не зря такую тишину в художественной литературе называют зловещей — плотная бумага конверта рвалась с оглушительным треском, как коленкор.
Короткая сталь приказа: «Немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель...»
Как он и ожидал, это могло означать лишь одно: война! Война с гитлеровской Германией.
Рокоссовский посмотрел на стоявших вокруг него командиров. Напряженные строгие лица.
Война!
Одно дело — ожидать войну, готовиться к ней, предвидеть ее неизбежность. Совсем другое — узнать, что война началась, что жизнь страны, народа, армии, твоей семьи и твоя личная жизнь начинается с новой, бог весть какой страницы...
Война!
Понимая состояние офицеров, особенно молодых, начинающих свою первую войну, Рокоссовский проговорил спокойно, чтобы сразу установить в штабе деловую, рабочую атмосферу:
— Объявляю боевую тревогу. Командиров дивизий Новикова, Калинина и Черняева немедленно вызвать на мой НП. — Прикинул в уме: — Войскам быть готовыми выступить сегодня в четырнадцать ноль-ноль.
В чем состоит искусство командования? Слагается оно из многих компонентов, и один из них, и немаловажный, — лично принимать решения, порой смелые и даже рискованные, быть готовым отвечать за них. Не зря старая русская армейская поговорка гласит: риск — благородное дело!
Командир не только послушный исполнитель воли вышестоящего начальства, следующий приказам, уставам, распоряжениям и инструкциям, но и человек творческий, мыслящий, проявляющий разумную инициативу.
Командир должен брать на себя ответственность в решении срочных вопросов, не бояться высказать вышестоящему начальнику свое мнение, не приноравливаться к его возможным взглядам, не смотреть искательно ему в глаза.
Таким и был Рокоссовский.
Быстро, со все нарастающей стремительностью развивались события. Корпус, поднятый по тревоге, готов выступить в указанный час в указанном направлении. Но многого еще не хватает для успешного марша в сторону границы, для первых схваток с врагом.
Недалеко расположены центральные склады Наркомата обороны. Но, чтобы получить со складов недостающее, нужны разрешения армии, округа, Москвы. Таков твердый порядок. Его нельзя нарушать.
Сколько времени пройдет, пока будут получены все полагающиеся разрешения, визы, подписи! А интенданты твердо стоят на своем, держатся за свои параграфы и инструкции. Они по-своему правы: порядок есть порядок.
Но разве он не прав? Он должен вести людей в бой хорошо вооруженными.
Рокоссовский, не колеблясь, берет ответственность на себя, ломает сопротивление интендантов. По его приказу вскрывают склады. Корпус получает все необходимое.
Он не прислушивается к осторожным, предупреждающим и угрожающим голосам:
— Вы рискуете...
— Головой! Двум смертям не бывать... А что касается расписок, обязательств и всего прочего — сколько угодно напишу. После войны сочтемся.
Есть в городе гарнизонный парк автомобилей. А машины сейчас так нужны... Но та же история:
— Предъявите разрешение, завизированное...
Приказал: склады вскрыть, машины взять. Нужны расписки, обязательства — пожалуйста. Ах, еще визы нужны? Визы после войны!
Интенданты в своих инструкциях и циркулярах нашли пункт, по которому при начале военных действий надо снабдить командный состав петлицами и знаками различия защитного цвета.
Разумный пункт. Надо беречь командиров — костяк армии.
— Выдавать?
Рокоссовский на минуту задумался. Уж слишком большое моральное напряжение будут испытывать молодые, не нюхавшие пороху красноармейцы в первые дни войны. Пусть же бойцы видят сейчас всех своих командиров рядом с собой в обычной форме. Легче будет у них на душе.