Сказание о „Сибирякове” — страница 20 из 33

[17]. На нем было четыре семидесятипятимиллиметровых и столько же сорокапятимиллиметровых орудий. Отошла от причала и "Кара", груженная взрывчаткой. Штаб, приказал увести ее под прикрытие берега. Снялся с якоря стоящий на рейде "Революционер" - пароход, также имевший на борту несколько легких пушек. Он двинулся вслед за "Дежневым", чтобы помочь ему в трудную минуту. Маленький северный поселок превратился в крепость, пусть слабо вооруженную, но с мужественным гарнизоном, полным решимости дать отпор любому, самому грозному врагу.

Когда "Дежнев" получил приказ отойти от причала, командир его Гидулянов находился в штабе и не успел вернуться на судно. Командование принял на себя старший помощник капитана Кротов, опытный моряк, плававший на этом ледокольном пароходе еще до той поры, как он стал называться "СКР". Кротов стоял на мостике с неразлучной трубкой в зубах. Он вынимал ее только тогда, когда нужно было подать команду.

Уже недалеко и пролив - ворота в открытое море. Туда устремлены взоры всего экипажа. Где же противник?

Гурген Тонунц, восемнадцатилетний матрос, застыл у зенитного пулемета. Юноша волновался: первое морское сражение в его жизни. Два года назад он поступил в Мурманское мореходное училище, решив стать капитаном дальнего плавания. То была мечта его жизни, вернее - одна из двух дорог, которые его звали. Вторым увлечением Гургена был театр.

Когда началась война, он вместе с товарищами проходил практику на "Дежневе". Курсанты попросили зачислить их в команду. Просьбу ребят удовлетворили, так они стали матросами. И вот первый бой.

Когда же появится противник? Тонунц смотрел то на мостик, где стоял Кротов, то в сторону пролива.

Наконец из серой мглы проступили очертания большого корабля. В нескольких кабельтовых от мыса Наковальни он стал медленно разворачиваться бортом к бухте. Фашисты рассчитывали застать Диксон врасплох.

Яркие вспышки вдали, шипящий свист тяжелых снарядов возвестили о том, что пират начал свое черное дело. Спящая вода бухты в миг проснулась, с ревом из нее вырастали высоченные белые султаны. В ответ заговорили орудия "Дежнева" и "Революционера". Бухнули шестидюймовки лейтенанта Корнякова. Гром взрывов и выстрелов разносило по берегам разноголосое эхо, все вокруг гудело и стонало. Еремеев видел с пристани, как один из вражеских снарядов разорвался на берегу, неподалеку от порта, другой - на палубе "Революционера". Бой разгорался

Николай Александрович начал готовить для эвакуации документы на случай, если враг попытается высадить на остров десант. Ему помогали молодые сотрудники штаба синоптик Фролов и гидролог Сомов[18].

В это время "Дежнев", набирая скорость и ведя огонь, двинулся в бухту Самолетную. За ним оставалась стена дымовой завесы, закрывающая порт. Вслед за "Дежневым" двинулся "Революционер", на котором уже вспыхнул пожар. Линкору пришлось оставить в покое порт и весь огневой удар обрушить на суда. Однако даже прямые попадания не останавливали их. Сколько мужества и самообладания нужно было иметь, чтобы выдерживать смертоносный шквал! Артиллерия рейдера почти в десять раз превышала по количеству и калибру все пушки советских судов и порта. Огромные снаряды, рассчитанные на встречу с броней, насквозь прошивали тонкие корпуса, пароходов и взрывались в воде уже с другой стороны. Но ни начавшиеся пожары, ни пробоины не заставили "Дежнева" и "Революционера" прекратить неравную дуэль.

Еремеев не сразу понял, что задумал командир "Дежнева". Только когда корабль начал разворачиваться бортом к рейдеру, все стало ясно. Орудия малого калибра не могли издали причинить вреда врагу. Поэтому Кротов, не задумываясь, пошел на сближение. На фашистском крейсере все чаще и чаще взлетали брызги разрывов.

* * *

Теперь Гурген хорошо видел фашистский линкор. Матрос, стиснув зубы, нажимал гашетки. Он досадовал, понимая, что его пулемет - слишком слабое оружие в таком бою, и радовался, когда на палубе рейдера всплескивались разрывы советских снарядов.

Дым повис над водой клубящейся черно-серой стеной. Тонунц увидел разложенные на борту судна дымовые шашки. Кротов стоял на мостике, его поддерживали под руку два сигнальщика. "Дежнев" дал задний ход, отошел от завесы, потом снова помчался к ней и вынырнул перед линкором уже в другом месте. На корме разорвался снаряд: из шести человек орудийной прислуги остались только двое - Никандров и Хайрулин. Их товарищи были убиты. Гурген бросил пулемет и начал подавать артиллеристам снаряды. Он уже не смотрел в сторону противника, все его внимание было сосредоточено на орудии и кранцах[19], от которых он подносил боеприпасы. Шесть шагов туда, шесть шагов обратно.

И опять все утонуло в густой мгле. "СКР" спрятался за дымовым занавесом, чтобы внезапно появиться из-за него снова. Такой маневр хотя бы на время уберегал корабль от прицельных выстрелов. Гурген бросил взгляд на мостик, там никого не было. Это продолжалось какое-то мгновение, но вот из-за поручней поднялось несколько бескозырок, потом фуражка старшего лейтенанта Кротова. Сигнальщики держали его на руках, над собой, и он руководил боем.

- Что с командиром? - бросил Гурген пробегавшему мимо старшине Васенину.

- Руки и ноги перебило.

Старшина вдруг страшно вытаращил глаза и громко крикнул:

- Кранцы горят! Вынимай снаряды!

Он первым бросился к борту и начал вытаскивать из ящиков боеприпасы. Ему помогал Леня Кацман, матрос, друг Гургена еще по училищу.

- Тонунц, давай снаряды! - услышал Гурген голос Никандрова. Наводчик остался один у орудия - Хайрулин был ранен осколком в живот.

- Снаряды давай!

Гурген схватил ящик, подбежал к пушке, но поскользнулся в кровавой луже и упал. В это время палубу потряс страшный взрыв: один из кранцев разметало. Гурген почувствовал, как по ногам что-то ударило, словно бичом ожгло руку. Но сознания он не потерял.

- Снаряды давай! - снова закричал Никандров. - Ходить можешь?

- Могу, - ответил Гурген и, с трудом переставляя сразу потяжелевшие ноги, пошел за новым ящиком. Пронесли на носилках Васенина, заметил: одной руки у старшины не было. С трудом узнал окровавленное лицо Лени Кацмана...

- Уходит, уходит, гад! - кричали сразу несколько голосов.

Гурген не удержался на ногах и повалился на палубу.

- Уходит, слышишь, Тонунц! - услышал матрос над собой голос Никандрова. Наводчик поднял юношу на руки...

* * *

На палубе рейдера разорвались два снаряда береговой батареи. Шестидюймовки нащупали врага, он не выдержал и стал ретироваться, поставив дымовую завесу. Бой продолжался всего семь минут. Ненадолго хватило наглости у пирата.

- Николай Александрович, спешите к судам! Им нужна помощь. Организуйте вывозку раненых, - подбежав к пристани, сказал Минеев. - Фашисты не уйдут так просто. Вот увидите, захотят взять реванш. Надо смотреть в оба. И побыстрей уводите "Кару"!

- Старшина Анютин! - крикнул Еремеев. - Дмитрий Васильевич, включайте мотор!

Маленький катер помчался к пылающим пароходам. Они медленно отходили в гавань, ближе к острову. Пробоин было много. Рассчитывали, если не удастся их залатать, выброситься на мелководье.

На борту "Революционера" Еремеев застал картину последней схватки с пожаром. Люди победили огонь. Моряками руководил капитан Федор Дмитриевич Панфилов. Несколько дней он был тяжело болен. В начале сражения еще находился в своей каюте, отдавая распоряжения оттуда. После первых же попаданий каюта загорелась, выход через дверь оказался отрезанным. Тогда он вылез через иллюминатор на палубу и продолжал командовать.

Убедившись, что на этом судне пожар ликвидируется, Еремеев направился к "Дежневу", где разрушения были еще сильнее: сверху огонь, в трюмах вода. Команда предпринимала неимоверные усилия, чтобы отстоять судно, спускала раненых в шлюпки.

На острове разорвалось несколько больших снарядов. Еремеев по радио связался со штабом.

- Где линкор?

- Огибает остров. Идет на северо-восток. Кстати, мы уже точно установили, что это за корабль. "Шеер" - тот самый "карманный" линкор, который десять дней назад вышел из Нарвика. Немедленно выводите "Кару"!

Катер помчался в гавань. Через несколько минут Еремеев был на борту судна, и оно осторожно двинулось в ту сторону, откуда еще недавно изрыгал огонь вражеский рейдер. Скоро "Кара" легла на выходные створы и повернула на юг, в Енисейский залив.

Получив неожиданный отпор, линкор в бешеной злобе начал бомбардировать остров, двигаясь на север. Не умолкая, била вся его артиллерия. Но тяжелые снаряды рвались впустую. Пострадали лишь дом, где жили артиллеристы, да бревенчатая баня. Смерчи разрывов окружили и радиостанцию "Новый Диксон". С писком рвались антенны, перебитые осколками, но ключ ни на минуту не умолкал, посылая в эфир точки и тире.

Возвращаясь в гавань, Еремеев увидел, как загорелись угольные склады и соляр на островке Конус. C берега вновь ударили шестидюймовки, и по тому, где поднялись водяные столбы, он понял: "Шеер" вышел к островку Сахалин. Выстрелы батареи лейтенанта Корнякова оказались точными. На корме линкора возник пожар. Он взял курс на северо-запад и исчез во мгле.

Штаб морских операций запрашивал порт, поселок. Отовсюду доносили: "Жертвы незначительные, пожары потушены..." Обратимся снова к записям в бортовом журнале гитлеровского рейдера. Перед началом налета в нем были зафиксированы несбывшиеся планы фашистского корсара. Чуя провал операции "Вундерланд", он хотел отыграться на Диксоне, разрушить порт, станции. Он надеялся "высадить десант для захвата врасплох находящихся на острове людей, так как советская воздушная разведка занята поисками ледокола...".

Ниже командованию "Шеера" пришлось записать в журнале о том, что "в 1.38 (по нарвикскому времени.- Авт.) огонь был окончательно прекращен, и крейсер, развив скорость до 26 узлов, ушел в северо-западном направлении".