Когда император Шунь вернулся в столицу, Юй с мечом Гуня приветствовал его на въезде в город.
– Государь, народ поднял мятеж, и я их казнил, – сложив руки на груди, сообщил Юй.
– Почему бы тебе не убить и меня? – резко спросил Шунь. Ему донесли о событиях в столице.
– Государь, вы напуганы… – Ни на секунду не смутившись, Юй деловито приказал взять императора под стражу, и два могучих стражника встали по обе стороны от Шуня.
В главном зале собраний на троне сидел бледный, поникший правитель, а кресло советника, располагавшееся ранее внизу, теперь стояло возле трона.
– Государь – правитель страны, чье предназначение заключается прежде всего в совершенствовании добродетели. Поэтому позвольте нам, вашим министрам, заниматься делами государства, чтобы вам не о чем было беспокоиться. – Голос Юя эхом разлетелся по залу, слившись с одобрительными возгласами чиновников.
Император поджал губы и посмотрел на Шан Цзюня, своего старшего сына, стоявшего перед министрами. Тот, склонив голову, хранил молчание. В глазах Шуня отразилась глубокая тоска. Он равнодушно посмотрел на придворных и произнес:
– Все правильно, Юй. Вы мои глаза и уши в этой стране. Отныне за дела в государстве отвечаете вы.
– Чжу, ты запрешь его во дворце так же, как он запер твоего отца? – спросила меня Черная птица.
Я взглянул на черный игральный камень в центре поля, схватил его и швырнул далеко в снег.
– В императоре должна течь чистая кровь императора Хуан-ди, а Чунхуа простолюдин, с чего ему быть запертым? – холодно ответил я.
В зале собраний трон Шуня сдвинули с центра, а кресло Юя поставили вплотную к трону. Советник захватил власть в стране, император же стал марионеткой в его руках. Старший сын Шуня Шан Цзюнь был сослан в Юйчэн. Перед отъездом он долго разговаривал со своей матерью Нюйин.
– Матушка, Фанфэн из народа дунъи уже много раз присылал людей, выражая готовность объединить силы и вернуть трон. Что мне делать?
Нюйин поднялась и подошла к окну, в задумчивости глядя на луну.
Спустя некоторое время она медленно заговорила:
– Послушай, сынок, не связывайся с иноземцами. Престол не принадлежал твоему отцу по праву. Чтобы занять его, он убил министра Гуня, сослал моего брата Чжу и запер в покоях бывшего императора Яо… Все возвращается на круги своя. Теперь Юй, сын Гуня, заточил во дворце твоего отца и высылает тебя. Я ожидала что-то подобное. У тебя есть возможность стать правителем в Юйчэне и простить все обиды, чтобы твои потомки не враждовали с потомками Юя.
Шан Цзюнь кивнул со слезами на глазах.
– Матушка, я не знаю, когда увижу тебя вновь. И сильно переживаю за отца. Он слаб и уязвим. Не представляю, как поступит с ним Юй в отместку за смерть Гуня…
– Сын мой, не печалься о нас, – спокойно сказала Нюйин. – У каждого своя дорога, поэтому сам будь осторожен.
В свете луны глаза сестры наполнялись отчаянием. Мое сердце дрогнуло. В горах пошел мокрый снег.
Я выставлял белые камни, окружая еще одну группу черных камней, среди которых были те, что обозначали моих сестер – Эхуан и Нюйин.
Партия подходила к завершению, и вдруг я почувствовал, что меня неумолимо клонит в сон. Невидящими глазами я смотрел, как на доску падает снег.
Шунь отрекся от престола в пользу Юя, как все и ожидали.
Люди приветствовали доблестного Юя, обуздавшего воду в реках, и мудрого Шуня, уступившего власть, а в небесах слышалось пение. Создавалось ощущение, что я уже когда-то видел подобное. Знакомые сцены прошлого и настоящего. Я усмехнулся. Как эти глупцы могли не разглядеть за восторженным фарсом кровавый след, ведущий за кулисы истории?
Я наблюдал, как император Шунь в одиночестве вышел из дворца, неверными шагами прошел к повозке, запряженной тощей лошадью, и неспешно уселся в нее, сохраняя полное равнодушие на лице. Стражник опустил полог, скрыв от провожающих постаревшее и усталое лицо императора. За повозкой последовало несколько слуг. Одинокая повозка и плачущие сопровождающие исчезли в клубах дорожной пыли.
Император Шунь проехал тысячи миль на юг, прежде чем добрался до незнакомой ему земли Цанъу. Этот момент стал еще одним красивым эпизодом для будущих учебников истории – вместе с добрым именем императора Яо и отречением императора Шуня он будет вписан в летопись.
Не думаю, что хотел бы знать, вспоминал ли обо мне и о Юе отрекшийся император во время своей ссылки в бесплодные южные земли, представленной как инспекционный поход. Я неотрывно следил за призраком на доске, за тем, как повозка увозила его все дальше от родины. В пустых глазах Шуня за все время пути не промелькнуло ни проблеска мысли, ни отблеска жизненной силы. Когда обоз достиг горы Цзюи, было пасмурно. Лошадь встала как вкопанная и заржала, отказываясь двигаться дальше.
Император Шунь был серьезно болен. Он делался слабее с каждым днем с тех пор, как покинул столицу, и не мог слышать ржание лошади. Я видел стражников, которые в призывном плаче опустились перед ним на колени. По изможденному лицу императора текли ручейки слез.
Шунь так и не проронил ни слова. С момента отъезда из столицы он словно потерял дар речи.
Я безмолвно наблюдал за ним. Именно такого конца я желал для него. Слезы этого человека кололи мою душу, как острые льдинки. «Не проявляй сочувствия, слабости, он не заслуживает этого», – говорил я себе. Пламя внутри меня ревело и металось, как загнанный зверь, и попеременно с холодом разрывало сердце на части. Я опустил голову, пытаясь усмирить боль в груди.
В момент, когда Чунхуа испустил последний вздох, черный камень, обозначавший его на доске, вспыхнул ослепительным светом. Огонь в груди отозвался восторгом. Я протянул ладонь к потоку света и, как только коснулся его, мощная сила прошла от кончиков пальцев к сердцу. Необычайное ликование охватило все мое естество, я жадно впитывал энергию крови. Чем могущественней и влиятельней правитель из земного мира, тем лучше питает меня и вэйци его кровь.
Я с усмешкой посмотрел на его пепельно-серое лицо. Когда на кону такая сила, милосердие излишне. Убрать его из игры было наилучшим решением, я ни о чем не жалел.
Новость о смерти императора Шуня во время путешествия на юг достигла Пинъяна. Юй отменил приемы и объявил по всей стране трехлетний траур, во время которого запрещалось пить алкоголь и исполнять музыку. Таким он видел заключительный акт великолепного спектакля под названием «Южное путешествие и смерть императора Шуня в диких землях Цанъу».
Партия была окончена. Черные камни моих сестер одиноко лежали в окружении белых.
Я наблюдал за сестрами в черных одеждах, которые отправились на юг искать останки императора Шуня. Когда женщины достигли реки Сяншуй, горе потери возобладало над ними, и они не нашли в себе сил двигаться дальше.
Стоя лицом к бурной реке, две жены императора надрывно плакали друг у друга в объятиях. Что случилось? Почему их горе тронуло мое сердце? Я закрыл уши руками, кровь бурлила в груди, а проклятые вэйци яростно дрожали, как и все мое тело.
– Чжу, убей их! – Дева трясла меня за плечо. – Не будь слабаком!
– Нет! – Я застучал зубами от напряжения.
– Они – твоя слабость, они простые смертные, а ты неизмеримо далек от человеческого мира.
– Нет, они мои родные сестры!
– Убей их! Из-за твоей слабости пострадает вэйци! Если она будет разрушена в третий раз, ты погибнешь вместе с ней!
Женщины продолжали плакать, вэйци дрожала все сильнее. Мир содрогался, гремел гром и сверкали молнии, поднялся сильный ветер, подгоняя огромные волны на реке. Мое лицо побледнело, я не решался дотронуться до двух черных камней на доске. Соприкосновение с ними сразу вызывало воспоминания о Гуне, об отце и дяде, сердце наполнялось тоской… Сестры принадлежали к человеческому миру, они едва ли не последние, кто будил жизнь в моем холодном сердце, а я должен отказаться от них, отсечь их от себя.
Дева вложила в мою дрожащую от нерешительности руку два черных камня. С силой брошенные в небо, они прочертили две изогнутые линии на голубом, словно вода, небе и исчезли в бескрайних снегах.
– Сестры! – закричал я с болью и, высвободившись из крепкой хватки Черной птицы, бросился к тому месту, где упали камни. На снегу не было никаких следов от них. Я стал отчаянно раскапывать снег, до крови на руках.
Игральные камни вдруг перестали вибрировать, а Дева Девяти небес многозначительно посмотрела на меня. И тут я все понял. Я подбежал к доске и увидел, как обе мои сестры прыгнули в бурный речной поток.
– Нет! – Я припал к игральной доске, чтобы оказаться у реки Сяншуй.
– Чжу, ты не можешь уйти! Если покинешь священную гору, то вновь станешь человеком! – Она крепко держала меня за руку.
Слезы потоком хлынули из моих глаз.
– Все люди рано или поздно умирают, – равнодушно проговорила она, смотря, как две женщины погружаются в бурлящий поток. Вода в реке успокоилась, а листья растущего по берегам бамбука покрылись каплями, похожими на слезы.
– Ах! – Я рухнул на землю, обхватил голову руками и завыл, словно раненый зверь. – Ты убила моих сестер, – прошипел я сквозь стиснутые зубы.
– Для твоего и для их блага. Что их ждало в земном мире? Только страдание. Партия, которую ты затеял, и концовка, которую ты спланировал, ничего другого не обещают. Их смерть – на твоей совести.
– Нет, я не убивал сестер. Они были живы в том мире, живы и на игральной доске, – слабо отозвался я.
– Ты убил их мужа и сослал их сыновей. Оставил бедняжек без помощи и надежды.
Я закрыл глаза. Да, верно, когда человек теряет всякую надежду в жизни, смерть кажется лучшим решением. Шунь ушел из мира, чтобы избавиться от сковывающей его боли. Так же поступили и мои сестры.
Два прекрасных фиолетовых огонька поднялись из снега и устремились к моей груди, навстречу бушующему пламени. В растерянности я посмотрел на эти сияющие искорки и дрожащими руками потянулся к ним. Покружившись, они вспыхнули на кончиках моих пальцев.