– Если бы он не отправился в Тумэнь, то все было бы хорошо. – Я опустила голову.
– Нет смысла гадать, – тихо заметила мать, – он сделал необратимый выбор. Увы, никто не предполагал, что все сложится именно так. Я пряталась двадцать лет, но в конечном итоге не смогла избежать своей судьбы. Я много чего видела во время своих мистических путешествий, но не свою жизнь и не будущее своих близких…
Мое сердце дрогнуло, я крепко сжала мамину руку, оказавшуюся холодной.
Кап. Кап. Капли крови упали мне на тыльную сторону ладони, и я с ужасом обнаружила, что родимое пятно на ее руке сочится кровью.
Испугавшись, я прикрыла кровоточащее пятно, но кровь просачивалась сквозь пальцы.
– Потомков Черной птицы, раскрывающих тайны небес, обязательно настигает божья кара. – Из непостижимой пустоты послышалось мрачное предупреждение и проникло мне в самое сердце.
Слезы застилали мне глаза, а бледное, решительное лицо матери в моем сознании наложилось на лицо госпожи Сяо.
– Ланьсинь, послушай, как я читаю «Небесную музыку». Сможешь ли ты распознать содержащийся там ритм «Дачжан»?
«Небесная музыка» медленно полилась из ее уст, я слышала каждую ноту, но они не достигали моей души. Эти ноты, словно весенний ветерок, обволакивали сердце, оставляя в нем теплую грусть.
– Я не могу распознать. – От боли я покачала головой, слезы текли по моим щекам и капали на руки, сливаясь с теплой маминой кровью.
«Ха-ха-ха-ха! Ее сердце заковано в лед, она не чувствует ритма… Госпожа, вы поведали Ланьсинь столько всего о небесах и Священной горе, но почему умолчали, что, даже если в мире вновь появятся ноты «Дачжан», это его не спасет? Ланьсинь, пусть наложница Сяо и украла из моей памяти «Дачжан», но людям все равно пришлось использовать «Небесную музыку» для воссоздания нот «Дачжан». Хотя «Небесная музыка» и была обнаружена твоей матерью, музыку «Дачжан» никогда не исполнить в человеческом мире!»
Мамины руки задрожали. Я в ступоре наблюдала за богом Энигмы в белом одеянии, сидящим на облаках и играющим в вэйци; его глаза были темными, как глубокий омут.
«Так как семь небесных тонов были утрачены в момент, когда сердце Синей птицы было запечатано, сейчас на земле нет ни одного человека, который смог бы исполнить “Дачжан”, созданную императором Яо в древности. Ланьсинь, вернись в Тумэнь, заверши то, что должна, и будешь свободна. Я прощу все твои прегрешения».
Он махнул рукавом, и на кровоточащую мамину руку упал обжигающий белый свет – кровь тут же остановилась. Видение бога Энигмы вмиг исчезло.
В ошеломлении я посмотрела на мать.
– Чжу прав. С тех пор, как сердце Синей птицы было сковано льдом Священной горы, ритм «Дачжан» нарушен, а привычный порядок в мире рухнул, никто больше не способен исполнить древнюю музыку небес. После Шан династия Чжоу уделяла много внимания обрядам и музыке, но никто не смог воссоздать гармонию семи тонов небесной мелодии. Тысячу лет назад наложница Сяо заметила исчезновение гармонии семи тонов, но она так и не смогла открыть свое сердце до самой смерти… Ты еще помнишь последнюю фразу в «Небесной музыке»?
Я закрыла глаза и погрузилась в воспоминания. Свечи мерцали слабым и как будто грустным светом, открывая мне события тысячелетней давности. На меня выжидательно смотрела госпожа Сяо.
Свет тысячелетней свечи вспыхнул в моем сердце и быстро погас.
– «Гармония неба и земли, семь тонов Сеси. С первым звуком в мире воцарится мир», – проговорила я последнее предложение «Небесной музыки».
– Да, в небесно-земной гармонии изначально было семь тонов: пять в мире людей, один на небе и один в земле. Однажды император Яо отправился в долину Сеси, чтобы послушать чудесное пение синих птиц. На основе звуков неба и земли он создал «Дачжан». А так как твое сердце закрыто, то два тона неба и земли тоже молчат. И несмотря на то что госпожа Сяо в мире людей нашла музыку «Дачжан» с помощью ясновидения, записанная в «Небесной музыке» на языке муя она имела лишь пять тонов, двух не хватало.
– Мама, а можно ли вообще найти эти два тона?
– Только тебе это под силу.
– Мне?
– Да, раньше именно ты управляла звуками неба и земли. Восстанови утраченные воспоминания, открой сердце, и тогда ты сможешь расслышать голоса неба и земли. В твоем сердце есть три чувства: осознание, энергия и просветление. Когда Лэй нашел тебя на Священной горе и разбудил, он открыл чувство «осознания». Все, что ты испытала в княжестве муя, невольно открыло «энергию», дав способность испытывать эмоции и обострив интуицию. Последнее и самое важное – «просветление», которое устанавливает связь между небом, землей и людьми, оно все еще тебе недоступно. Когда-то ты оставила людям костяную флейту из долины Сеси, которая может воспроизводить семь тонов. Сюжеты об этом есть и на фресках в Тумэне. В «Каноне муя» предсказано, что тысячу лет спустя в мире снова появится костяная флейта, откроются все три чувства и произойдет последнее сражение между небесной мелодией и вэйци.
– Костяная флейта! – Мне сразу вспомнилась лекция Му Фэна. – Согласно легенде Синяя птица была так тронута добродетелью императора Яо, что из своей локтевой кости она сотворила флейту. Звуки, издаваемые флейтой, превышая допустимый диапазон человеческого слуха, резонировали с небом и землей. С помощью флейты Яо создал «Дачжан». Найденный музыкальный инструмент на острове Цяньхэн подтверждает легенду.
То, о чем тогда рассказывал Му Фэн, крепко засело у меня в голове.
– Флейта уже обнаружена?
– Конечно… Мама, мне нужно кое с кем увидеться, – проговорила я, закусив губу.
Я помню посещение студии Му Фэна во всех подробностях. Вид на море из окна, солнечные лучи, ослепительными бликами рассыпавшиеся по водной глади. Те эмоции и сказанные слова как будто были из прошлой жизни.
Я не знала, как далеко я смогу продвинуться, не видела, что ждет меня впереди, когда на меня обрушится гнев бога Энигмы. Каждый проживаемый мною день мог стать последним.
Я сообщила Му Фэну, что хочу увидеть настоящую костяную флейту.
– Она находится в музее на острове Цяньхэн, который довольно далеко отсюда, к тому же флейта не выставлена в экспозиции.
– Почему не выставлена?
– Случилась неприятность.
– Какая? – спрашивала я настойчиво.
– Старый хранитель музея был первым археологом, который занимался изучением этой флейты. Он рассказывал, что когда впервые наткнулся на нее, то услышал исходящий от нее странный звук, из-за которого он потерял сон. Позже археолог внезапно исчез вместе с флейтой. Спустя три дня его нашли в подвале музея с флейтой в руках, напевающего «Небесную музыку» и полностью лишившегося рассудка. Он так и не пришел в себя… Подобные флейты стали находить и на берегах Тумэньцзян. Учитель Цю предложил мне написать дипломную работу о костяной флейте, поэтому я отправился на Цяньхэн.
– Ты ее видел?
– Видел, она хранится в подвале под антирадиационным стеклом в вакууме. Хранитель музея признался мне, что после несчастного случая с прежним хранителем специалисты всесторонне исследовали флейту. В ходе осмотра выяснилось, что эта флейта действительно излучает странную радиоактивную энергию. По мнению ученых, если длительное время находиться вблизи инструмента, излучаемая ею радиация может повредить центральную нервную систему, свести с ума.
– Му Фэн, я должна съездить на остров Цяньфэн, – спокойно сказала я.
– Посмотреть на флейту?
– Да.
– Странное любопытство.
– Любопытство тут ни при чем.
– Флейта не выставляется, ты ее не увидишь.
– Прошу, познакомь меня с хранителем музея, – попросила я.
– Нет. – Му Фэн покачал головой.
– Му Фэн, ну пожалуйста.
Он взглянул на меня и улыбнулся, как будто уступая.
– Ланьсинь, чую, ты втягиваешь меня в какую-то авантюру.
Он согласился. Я так хотела улыбнуться ему, но не могла.
Перед отъездом, собирая чемоданы, я нашла кулон с полуптицей, который мне подарил отец, и надела его. Амулет сверкал холодным блеском. Закрывая глаза, я отчетливо видела образы, посылаемые мне полуптицей.
Я снова видела пылающий костер на берегу реки Тумэньцзян. Люди вокруг костра, благоговея, поклонились в сторону горы Энигма. Они преклоняли колени во имя благородных идеалов, пели духовные песни, разбивали сердца о несбыточную мечту, готовые отказаться от всего, что у них есть. Нет ничего более страшного в мире, чем убивать во имя спасителя.
– Синяя птица, верни меня домой. – Ланьжэ смотрела на меня своими проникновенными глазами.
– Ты Синяя птица и принадлежишь народу муя, возвращайся, – говорил отец с серьезным выражением лица.
– Синяя птица, не уходи! Ты… не можешь уйти, мы погибнем вместе, разве ты этого хочешь? – Во взгляде бога Энигмы сквозило одиночество.
Я криво усмехнулась и сняла кулон – призраки исчезли, и воцарилась тишина.
– Чжу, я не принадлежу ни Священной горе, ни народу муя, ни человеку, ни божеству…
Я открыла коробку и положила амулет-полуптицу на газетные вырезки, где на одной черно-белой фотографии на отце был этот кулон. Смотря на его застывшую улыбку, я испытывала смешанные чувства.
– Прощай, папа, – пробормотала я и вспомнила себя, восьмилетнюю девочку, которая не хотела отпускать отца в последнюю поездку.
Я захлопнула коробку и расплакалась.
Бессонная ночь. Я проговорила с матерью ночь напролет, избегая тем о Тумэне и муя; вдыхала аромат ее духов, и в памяти распускались теплые цветы воспоминаний.
Она хотела поехать со мной, но перед самым отъездом вдруг передумала и осталась. Прислонившись к двери, мать с порога дома махала мне на прощание. Розовый утренний свет окутывал ее силуэт.
– Береги себя, мам. Я скоро вернусь!
Если есть хотя бы маленький шанс отыскать небесную мелодию на острове Цяньхэн, я должна попытать удачу.
В аэропорту я заметила знакомую фигуру.