— Этот сумасшедший мелет какой-то вздор! — сказала жена Цинь Гуя. — Не стоит его слушать.
— Вздор! — усмехнулся монах. — А вы прочтите сверху вниз первые знаки каждой строки, и поймете!
Цинь Гуй прочитал — получилось слово «узурпатор».
— Ах ты лысый осел! — рассердился он. — Ты еще смеешь оскорблять первого министра! Слуги, хватайте его и бейте палками до тех пор, пока он не сдохнет!
Слуги Цинь Гуя набросились на монаха, как свора собак. Монах уцепился за ножку стола и вопил:
— За что меня хотят убить? Я же никого не погубил!
Жена потихоньку шепнула Цинь Гую:
— Оставьте пока этого сумасшедшего. Все равно ему некуда деться. А завтра ваши люди его прикончат. Зачем поднимать шум из-за пустяков?
Цинь Гуй признал разумным совет жены и приказал:
— Отпустите его! Да чтоб больше не болтал! Эй, послушник, дай ему две лепешки с медовой начинкой, и пусть уходит.
Послушник принес лепешки, но сумасшедший швырнул их на пол.
— Что хлебом кидаешься? — упрекнул его Цинь Гуй. — Если сейчас не хочешь, съел бы после!
— Пусть едят другие, кому хочется! Кто знает, чем вы эти лепешки начинили?!
В каждом ответе безумного Цинь Гуй чувствовал намек на какой-нибудь свой бесчестный поступок и едва сдерживал гнев.
— Убогий! — сказала Ван. — Уходи-ка ты в западный флигель и не говори глупостей господину первому министру. Тебя там накормят чем-нибудь постным.
Монахи бросились к сумасшедшему и стали выталкивать его вон.
— Не толкайте! Не толкайте! — кричал он. — Госпожа посылает меня в западный флигель есть постное, а сама будет есть рис[59] у восточного окна!
С трудом удалось монахам вывести сумасшедшего за дверь. Расстроенный Цинь Гуй заторопился домой. Монахи, обливаясь от страха холодным потом, проводили первого министра до ворот кумирни и долго отвешивали земные поклоны. Сумасшедшего посадили под замок, чтобы он не сбежал; ведь если он понадобится Цинь Гую, а его не будет на месте, всем монахам придется распроститься с жизнью!
А сейчас речь пойдет о Ши Цюане, который обосновался в горах Тайхан и все время думал о том, как отомстить за Юэ Фэя. Однажды он явился к Ню Гао и заявил, что уходит в разведку.
Добравшись тайком до Линьани, Ши Цюань поплакал и принес жертвы на могиле Юэ Фэя. Узнав о том, что Цинь Гуй молится в кумирне Успокоения духов, и возвращаться будет через мост Всеобщего спокойствия, он спрятался под этим мостом.
А в это время первый министр в окружении свиты ехал обратно и ломал голову над странными речами монаха.
«Как мог этот сумасшедший проникнуть в наши с женой тайны?»
Эта мысль не давала ему покоя.
У моста Всеобщего спокойствия конь вдруг взвился на дыбы. Цинь Гуй изо всех сил натянул узду — конь захрапел и отступил на несколько шагов назад.
В тот же момент на Цинь Гуя с кинжалом бросился Ши Цюань. Он уже поднял руку, чтобы нанести удар, и тут почувствовал, что она онемела. Подскочили телохранители Цинь Гуя, сбили Ши Цюаня с ног, связали и потащили во дворец первого министра.
Дорогой читатель, ты знаешь, что Ши Цюань — отважный военачальник, способный в одиночку сражаться с целым войском! Почему же его так легко одолели? А потому, что Юэ Фэй не позволил своему другу убить предателя, ибо это убийство запятнало бы и его честное имя. К тому же Юэ Фэй хотел, чтобы Ши Цюань тоже прославился своей честностью и преданностью долгу!
Между тем Цинь Гуй приехал домой и, когда самообладание к нему вернулось, приказал ввести Ши Цюаня.
— Ты кто такой? — рявкнул он, — Как у тебя хватило смелости поднять на меня руку? Говори, кто тебя подослал? Если сознаешься — пощажу!
— Мерзкий предатель! Ты обманываешь государя, губишь честных людей, продаешься врагам родины! Каждый настоящий воин Поднебесной съел бы тебя живьем! Знай же, я — Ши Цюань, бывший подчиненный Юэ Фэя! Я пришел мстить! Но, видно, судьба не назначила тебе умереть сейчас! Погоди же, придет и твой конец!
Ши Цюань обрушил на Цинь Гун такую лавину брани, что тот и рта не мог раскрыть. Он только приказал страже увести преступника в тюрьму при храме Правосудия и на следующий день казнить на базарной площади.
Потомки сложили стихи, в которых воспевают доблесть Ши Цюаня:
Гремит молва о том, кто был
Великой силой наделен,
Путь к добродетели — увы! —
Не прост и для таких, как он!
Юй Жан[60], что жил в года «Чуньцю».
Отмстил и умер, не дрожа,
А Ши Цюань эпохи Сун
Ужели не второй Юй Жан?
Велик был благородный гнев,
Он мог повергнуть реки в дрожь,
Могуч был богатырский пыл —
Он ужаснул бы звездный Ковш!
Пусть светит солнце высоко,
Пусть проплывают облака,
Героев славных имена
Переживут века!
После того как Ши Цюань ушел в разведку, Ню Гао места себе не находил от беспокойства и наконец послал самых опытных разведчиков на розыски. Те скоро вернулись с печальной вестью.
Ню Гао метал громы и молнии. Он хотел немедленно двинуть войска в Линьань, чтобы отомстить за брата, но Ван Гуй его отговорил:
— Дух Юэ Фэя с самого начала не хотел, чтобы мы за него мстили. Брат Ши Цюань сам виноват! Зачем полез в ловушку? Разве можно быть таким легкомысленным?
Поплакали о погибшем, устроили жертвоприношения, с горя выпили.
Скорбь Ван Гуя и Чжан Сяня была так велика, что в ту же ночь они слегли. Но лекарство принимать отказались и через несколько дней скончались. Ню Гао тяжело переносил этот новый удар.
А теперь вернемся к Цинь Гую. Покушение Ши Цюаня на его жизнь так потрясло первого министра, что он заболел.
Встревоженная жена говорила ему:
— Господин мой, вы помните стихи, которые сочинил сумасшедший монах, когда мы были в кумирне Успокоения духов? Нет сомнения, этот негодяй был в сговоре с Ши Цюанем.
— Ты права, жена! А я об этом и не подумал! — воскликнул Цинь Гуй и велел Хэ Ли доставить во дворец сумасшедшего монаха.
Верный слуга с десятком стражников явился в кумирню и объявил монаху волю первого министра.
— И что вы так торопитесь? — улыбнулся тот. — Взгляните: я — карлик, у меня не хватит сил даже на то, чтобы справиться с курицей. Неужели вы думаете, что я от вас убегу? Я сам знаю, что рассердил министра дерзкими речами, и поэтому заслуживаю смерти. Но прежде чем явиться к нему во дворец, позвольте мне хоть умыться!
— Хорошо, иди! — согласился Хэ Ли. — Только поживее собирайся!
Монах скрылся в келье. Прошло довольно много времени, а он не выходил. Хэ Ли забеспокоился: «Что такое? Может быть, он покончил с собой?»
Хэ Ли приоткрыл дверь и заглянул в келью — там было пусто! На столике стояла шкатулка с надписью на крышке: «Все, что есть внутри, принадлежит Цинь Гую».
Хэ Ли не оставалось ничего иного, как забрать шкатулку и вернуться во дворец первого министра. Цинь Гуй открыл шкатулку — в ней лежал лист бумаги со стихами:
Я в облике безумного монаха
Пришел в тот мир, где люди зло творят,
И, обличив предателя Цинь Гуя,
Вновь возвратился в свой старинный сад!
А если ты и впрямь узнать захочешь,
Где я живу, где жил я до сих пор, —
Иди прямым путем к юго-востоку,
Меня найдешь на первой же из гор.
Прочитав стихи, Цинь Гуй в гневе напустился на Хэ Ли:
— Ах ты пес! Недавно я посылал тебя схватить колдуна Дао-юэ, а ты за взятку его освободил! Сумасшедшего тоже отпустил, а теперь какой-то шкатулкой морочишь мне голову! — Тут первый министр повернулся к своим приближенным и приказал: — Всю его семью бросьте в тюрьму! Завтра же он пойдет на эту самую Первую юго-восточную гору и приведет мне сумасшедшего монаха! Не приведет — казню его вместе со всей родней!
Перепуганный Хэ Ли только кивал головой да поддакивал.
На следующий день он стал искать на карте Поднебесной Первую юго-восточную гору. Такая гора была, но на ее вершине находилась обитель бессмертных. Разве подняться туда простому смертному?
Однако другого выхода не было — пришлось выполнять приказание. Хэ Ли явился в тюрьму, попрощался с матерью, женой, детьми и отправился в путь.
После казни Ши Цюаня первый министр Цинь Гуй постоянно ощущал тупую боль в пояснице. Через несколько дней на спине у него появилась опухоль. Гао-цзун прислал придворных лекарей.
К сожалению, вести рассказ можно только об одном событии. Поэтому оставим пока Цинь Гуя и вернемся к Юэ Тину.
Поклонившись могиле отца, Юэ Тин и его названые братья направились через горы в Юньнань. Долго они шли. Наконец добрались до владений Чай-вана, явились во дворец и приветствовали хозяина и его мать. Юэ Тин представил госпоже Юэ своих названых братьев и рассказал о дорожных приключениях.
Молодые люди от души благодарили госпожу Чай за ее заботу о госпоже Юэ, и старуха расчувствовалась.
— Смотрю я, как вы почтительны, и очень хочу, чтобы вы побратались с моим сыном! — воскликнула она.
— Не смеем даже надеяться на такую высокую честь!
— Не отказывайтесь, я так хочу!
— Конечно, матушка! Об этом не стоит и говорить! — подхватил Чай-ван.
Он тут же велел принести столик и курильницу, и молодые люди поклялись отныне быть братьями.
Подошел праздник Середины осени. Во дворце Чай-вана был устроен большой пир.
— Давайте поедем завтра на охоту в горы, — сказал за столом Чай-ван. — Кто убьет тигра или барса — за тем первый подвиг, за сайгу или оленя — второй, а за всякую мелочь — штраф три чашки вина.
Эта затея всем понравилась, и на следующий день юноши отправились со слугами в охотничий стан.