Цинь Си от страха не смел вымолвить ни слова.
— Нечего его допрашивать! — крикнул Ню Гао. — Дать ему сорок оплеух.
Изнеженный юноша с трудом перенес наказание. Лицо его распухло и стало похожим на задницу.
Тогда Чжоу Сань-вэй обратился к Чжан Цзюню:
— Ты тоже совершил немало преступлений, но я хочу спросить тебя только об одном: как наказывают военачальника, который помогает предателям губить честных людей?
Чжан Цзюнь молчал.
— Да что его спрашивать! — вспылил Ню Гао. — Сорок оплеух негодяю!
Служители мгновенно исполнили приказание.
— А ты что скажешь? — спросил судья у Вань Сы-во.
— Я сам никаких преступлений не совершал, — ответил тот. — Я только исполнял приказы Цинь Гуя.
Тогда Чжоу Сань-вэй обратился к Ло Жу-цзи:
— Как ты, главный судья государства, мог допустить, чтобы Юэ Фэя безвинно казнили?
— Что я мог поделать, если так приказали Цинь Гуй и Вань Сы-во? Они все решали без меня, — оправдывался Ло Жу-цзи.
— Вранье! — завопил Ню Гао. — Дать этим собакам по сорок палок!
Служители набросились на Вань Сы-во и Ло Жу-цзи, как коршуны на ласточек, и так избили, что на них живого места не осталось.
Затем Чжоу Сань-вэй взял кисть и написал приговор:
«Цинь Гуй и его жена тайно служили Учжу, предавали государство и обманывали государя, губили честных и преданных людей. Посему надлежит извлечь их трупы из могил и обезглавить.
Их сын Цинь Си плел интриги и подрывал порядок в государстве. Он вызвался написать историю династии, но преднамеренно в своих трудах искажал истину.
Чжан Цзюнь был полководцем, но не думал о службе, а, пользуясь властью, чинил смуту в государстве и разорял народ.
Вань Сы-во и Ло Жу-цзи были пособниками предателей, лестью и подкупами добились высоких должностей. Они губили честных людей и ради личной корысти поступались интересами государства.
Посему все они подлежат смертной казни, а их жены и дети приговариваются к каторжным работам на дальнем юге».
Приговор был представлен ко двору на следующий день, и Сяо-цзун утвердил его. Казнь должна была свершиться перед гробницей Юэ Фэя. По распоряжению императора госпоже Юэ было выдано из казны пятьсот цзиней железа, чтобы отлить из него фигуры коленопреклоненных предателей Цинь Гуя, его жены Ван, Чжан Цзюня и Вань Сы-во и поставить их на могиле Юэ Фэя.
Узнав о государевом указе, жители Линьани ликовали.
В тот же день госпожа Юэ приготовила все необходимое для жертвоприношений и вместе с сыновьями отправилась на могилу мужа.
Вскоре по приказанию Чжоу Сань-вэя связанных преступников повели к месту казни. Впереди процессии выступал начальник стражи, за ним несли знамя. Дальше шел палач и его подручные, которые вели осужденных. Гремели гонги.
Вдоль дороги стояли тысячи людей и громкими криками выражали радость — наконец-то предателей постигло заслуженное возмездие!
Перед могилой Юэ Фэя за судейским столом восседал Ню Гао в парадном одеянии. Он приказал открыть гробы Цинь Гуя и его жены, обезглавить их трупы и положить головы на жертвенный алтарь. После этого должны были казнить Чжан Цзюня, Цинь Си, Ло Жу-цзи и Вань Сы-во.
Поистине:
Убеждаю людей делать тысячи дел —
Лишь от злых и жестоких стараюсь отвлечь.
Но не зря занесен меч длиною в три чи —
Преисполненный правды и святости меч!
Пусть свершится теперь справедливая казнь,
Недостойны злодеи иного конца:
Если раньше раскаянье к ним не пришло, —
Значит, черные души у них и сердца!
Когда подручные палача подвели четверых преступников к гробнице, за воротами поднялся шум. Ню Гао вздрогнул, встревожилась и госпожа Юэ: уж не вздумал ли кто-нибудь освободить осужденных и помешать казни?
Госпожа Юэ послала телохранителей разузнать, что случилось.
Если вы этого тоже не знаете, то прочтите следующую главу.
Глава семьдесят четвертая
Разъяренная толпа расправляется с подлым Чжан Цзюнем. Доблестный Ван Бяо мстит за отца родственникам предателей
Если хочешь мудро рассудить,
Обратись сначала к небесам,
А потом на землю посмотри:
Что сильнее — правда или ложь?
Тот, кто прежде честных осуждал,
Ныне осужден за это сам;
Тот, кто был в опале, — отомстил,
Но его бесчестным не сочтешь!
Итак, госпожа Юэ услышала шум и послала телохранителей разузнать, в чем дело. Те скоро вернулись и доложили:
— У ворот собралась толпа. Оказывается, Чжан Цзюнь притеснял людей, отбирал у них землю и имущество, насиловал женщин, и сейчас обиженные требуют мести.
— Конечно, если покончить с негодяем одним ударом меча, это не удовлетворит народ. — согласилась госпожа Юэ. — Давайте выдадим преступника толпе, и пусть она чинит над ним расправу.
Когда объявили волю госпожи, толпа возликовала. Люди опустились на колени и низко поклонились вдове полководца. Затем они схватили Чжан Цзюня и поволокли его к озеру. Один били злодея кулаками, другие пинали ногами. Началась свалка.
— Остановитесь, люди! — крикнул один из участников расправы, выбираясь из толпы. — Мы все хотим отомстить злодею! А что получается? Одни колотят, а другим и подступиться невозможно! Давайте выведем его на открытое место, каждый по очереди будет подходить, называть свои обиды и кусать подлеца. Согласны?
— Согласны! — зашумела толпа.
Чжан Цзюня притащили на поляну и привязали к дереву.
Один за другим к нему подходили обиженные:
— Проклятый злодей, ты за что отнял у меня жену?
— Грабитель, почему ты отобрал у меня землю?
— Мерзавец, за что ты своими кознями довел до смерти моего отца?
И каждый зубами выдирал кусок мяса из тела преступника. Наконец, когда люди утолили жажду мести, Ню Гао приказал отрубить осужденному голову и выставить ее на шесте у ворот гробницы.
После этого казнили Цинь Си, Вань Сы-во и Ло Жу-цзи. Их головы положили в ряд перед могилой Юэ Фэя, совершили возлияние жертвенного вина и сожгли бумажные деньги.
А в это время ко двору прибыл срочный доклад, в котором сообщалось:
«Полчища чжурчжэней движутся на Чжусяньчжэнь. Положение опасное, просим поскорее прислать подкрепление».
Чжан Синь представил доклад императору. Сяо-цзун вызвал Юэ Лэя и пожаловал ему звание великого юаньшуая Северного похода. Ню Гао получил должность главного инспектора войск, Чжугэ Цзинь — должность военного наставника, а всем остальным военачальникам были обещаны награды и повышения после того, как они совершат подвиги.
Юэ Лэй поблагодарил государя, попрощался с ним и покинул дворец, а на следующий день выступил в поход.
Об этом написаны такие стихи:
Вы, братья, выполнили долг:
Невинные отомщены!
Пожаловал вам государь
Не зря высокие чины!
Так пусть на севере страны
Победой кончится война.
Вы оправдаете в боях
Святых цилиней имена!
Повременим пока рассказывать о том, как Юэ Лэй вел войско навстречу врагу. Вернемся лучше к Дун Сяню, который когда-то обосновался в горах, а потом вместе с Чжан Сяном перешел на сторону Юэ Фэя.
Когда он уходил из родных мест, его жена, урожденная Цянь, осталась в деревне у подножья гор Цзюгуншань. С нею жил ее малолетний сын Дун Яо-цзун. Впоследствии, когда Дун Сянь погиб, Юэ Фэй часто посылал им деньги на пропитание.
Время летело незаметно, Яо-цзун вырос и стал настоящим богатырем. Лицо у него было черное, как закопченное дно котла, и силой он обладал необыкновенной. Излюбленным его оружием был трезубец весом в сто десять цзиней.
Односельчане боялись Яо-цзуна и за глаза называли его Затаившимся тигром.
Однажды юноша развлекался в кругу своих сверстников, как вдруг кто-то случайно упомянул о гибели Юэ Фэя. Эти слова до глубины души потрясли Яо-цзуна. Он собрался в дорогу, простился с матерью и отправился в Линьань мстить за юаньшуая.
Через несколько дней юноша добрался до гор Лефын. Начинало смеркаться. Надо было позаботиться о ночлеге, и он ускорил шаги.
Вдруг навстречу ему из леса вышел высокий молодой человек лет двадцати, с лицом желтым, как глина. На нем был синий халат с узкими рукавами, шелковая повязка, легкие сандалии; в руке — дубинка.
— Плати за дорогу! — грозно рявкнул он.
— Что?
— Плати за дорогу, говорю!
Яо-цзун рассмеялся:
— С каких это пор дорога стала твоей?
— Все дороги в Поднебесной — мои! Не заплатишь — не пройдешь!
— А не кажется тебе, что требовать с меня деньги все равно что дразнить тигра? — усмехнулся Яо-цзун, — Не хочешь уходить, могу угостить трезубцем!
Юноша поднял оружие. Взбешенный его упрямством, противник двинулся на него, размахивая дубинкой. Много раз сходились они в поединке, но никто не мог взять верх.
«Неплохо дерется малый, — мне бы его в помощники», — подумал Яо-цзун и, отразив очередной удар, крикнул:
— Послушай, друг! Мы уже долго бьемся, а я так и не узнал твоего имени.
— Мне таиться нечего! Я — Ван Бяо. Тигром, сокрушающим горы, прозвали меня за мою силу!
— И тебе, богатырь, не совестно заниматься грабежом, вместо того чтобы совершать подвиги во славу государства?
— Не болтай зря! — заревел Ван Бяо. — Неужели ты думаешь, что сын соратника Юэ Фэя способен стать разбойником? Я никого не граблю! Просто попросил у тебя денег на дорогу до столицы.
— Так ты говоришь, что твой отец служил у юаньшуая Юэ Фэя? — спросил Яо-цзун. — Как его звали?
— Моего отца знают все — его звали Ван Хэн!
— Вот оно что! — воскликнул пораженный Яо-цзун. — А я сын Дун Сяня, по прозвищу Железное Лицо.
Ван Бяо опустил дубинку.