Ничего не мог добавить Василько. И с той поры о тех неведомых, чье имя было татары или таурмены, никаких вестей не было. Год прошел, и другой, и третий. Как пришли враги — и ушли, «мнози зла сотвориша».
Опять принялись князья, как и прежде, то ссориться, то мириться, водили полки один на другого. В Суздальской земле по велению князя Юрия строились храмы белокаменные.
Богатую свадьбу сыграли в городе Москве. Женил князь Юрий племянника Василька на писаной красавице княжне Марии Михайловне Черниговской. Почестей пир целую неделю гремел.
И увез Василько молоду жену в град Ростов, в свой терем узорчатый. Стали они там жить и детей плодить. И была меж ними любовь, как у сокола с соколицей.
Сказал летописец про молодого князя такие слова:
«Бе же се Василко лицьм красен, очима светел и грозен взоромь, и паче меры храбор, сердцем же легок».
И не думали тогда на Руси, что татары в тот свой поход на разведку приходили.
Владыка их наибольший — Чингисхан многие земли повоевал — Китай, и Хорезм, и другие царства от Тихого океана и до самых берегов Каспийского моря и до Волги. Пожелал хан дознаться, а дальше на запад какие царства лежат, и богато ли дальние народы живут по другую сторону покоренных им народов, и крепки ли у них города, и храбро ли их войско?
Лелеял Чингисхан думу тайную: от царства к царству покорить все народы до самого Последнего моря. А где то море — никто не знал.
Но не суждено было сбыться его гордым думам. В 1227 году он умер.
Стал верховным владыкой сын его Угедей. Сыновья и внуки Чингисхана разделили меж собой все покоренные земли. Внуку его, хану Батыю, достались степи по Нижней Волге, по берегам Каспийского моря и до самых гор Кавказских.
Мало показалось Батыю этих земель, пожелал он большего, захотел с дедом своим славой сравняться. Не год и не два готовил он к великой войне свои тумены[34] и собрал столько войска, сколько в степи ковыля.
Целый месяц переправлялись татары через Волгу, все лето пасли коней по степям донским. А к осени двинулись они на Русь. Было это в 1237 году. Первым на их пути лежало Рязанское княжество.
Как прослышал Рязанский князь Юрий Ингваревич о приближении полчищ несметных и неведомых, так послал старшего брата своего Федора с богатейшими дарами — с золотыми и серебряными сосудами, табун лучших скакунов привели русские.
Принял Батый подарки. А какой-то предатель шепнул ему, что есть жена у Федора Евпраксия — красавица, как звезда утренняя.
И потребовал Батый:
— Отдай мне свою жену!
Как перевел толмач слова басурмана, так потемнел лицом Федор и сказал:
— Лучше помереть мне на месте, но такого бесчестия не будет.
И тотчас же зарезали его слуги Батыевы.
Двинулись татары на Рязань. Топтали они озимые посевы, сжигали деревни, все на своем пути сметали. А тех, кто в руки им попадался, убивали без пощады.
…Идуть от Дона и от моря.
И от всех стран. Рускыя плъкы оступиша,
Дети бесовы кликом поля прегородиша.
Некованные кони их были резвы и выносливы, а кривые сабли остры, как осока. Метко стреляли татары из луков. И военачальников своих слушались, как сыновья отцов. А кто в битве коня заворачивал, того на месте закалывали. Оттого и славились татары своей отвагой.
Послал Рязанский князь Юрий гонцов во Владимир к своему тезке великому князю Юрию.
— Поспешай немедля. Собирай полки. Забудем прежние распри. Идет на нас сила небывалая. Сына моего любимого убили.
В стародавней вражде с Рязанью были князья Суздальские. Надумал великий князь Юрий недобрую думу:
«Не сыщут татары дороги во Владимир. Преградила им путь Ока широкая, далее леса и болота раскинулись, по тропе узкой лишь гонец проскачет. Не добраться татарам до берегов Клязьмы. А коли побьют и пожгут они рязанцев — видно, такова соседям судьба».
И не направил Юрий свои полки на подмогу.
Ничего другого у рязанцев не оставалось, как взяться за оружие и идти к рубежам своей земли, навстречу полчищам Батыя. Встретились обе рати, но силы были слишком неравны. Однако победа досталась врагам дорогой ценой, погибло их множество. И рязанцы все до одного, вместе со своим князем, пали смертью храбрых.
Подступили татары к Рязани. Встали на стенах все жители — и стар, и млад, и жены. Лили они на врагов смолу горячую, камни кидали.
Но славились татары своим умением осаждать и скоро брать города. Были у них стенобитные тараны, называемые пóроки. Вешали они на цепях на особые станки комлем вперед двадцатиаршинной длины вековые сосновые лесины, раскачивали их туда-сюда, били торцом по дубовым бревнам стен и разбивали стены. Таких хитроумных орудий не знали на Руси.
И еще были у татар камнеметы. Меж двух бревен растягивали они жилы верблюжьи, словно рогатки мальчишечьи, и закидывали в город камни, в горящую паклю обернутые. И камнеметов на Руси тоже не знали.
Говорит летописец: «Нача же Батый пороки ставити и бити на град».
На шестой день, 21 декабря, в трех местах рухнули рязанские стены, и закипела битва на улицах, пожаром объятых. К вечеру взяли татары Рязань, пожгли, пограбили дочиста, побили всех жителей до единого и далее направили коней.
Говорит летописец:
«И не было стонущаго, ни плачущегося… Но вси вкупе мертвы лежаще».
Молодая княгиня Евпраксия с малолетним сыном своим убежать успела и в монастыре Николы на реке Осетре укрылась. Как завидела она, что скачут татары, так поднялась на монастырскую башню и с сыном на руках бросилась вниз. Тут и смерть пришла и ей и младенцу[35].
Дальше, дальше пошли татары на северо-запад. Нашелся проклятый изменник, кто показал им брод через Оку. Переправились они на левый берег, повернули коней на Коломну.
Встретил их передовой отряд суздальцев. Схватились рати под коломенскими стенами. Но было русских в двадцать, а то и в тридцать раз менее, немногие бегством спаслись. Сожгли татары Коломну и всех жителей до единого поубивали.
Подобно огненному смерчу, дальше и дальше, к самому сердцу земли Русской подбирались их тумены.
Подошли татары к городу Москве, обложили стены городские от поля до речки Неглинной, до скованной льдом Москвы-реки. Засело за кремлевскими деревянными стенами войско суздальское под началом воеводы Филиппа Нянько и третьего сына великого князя Юрия отрока Владимира. Было ему шестнадцать только лет.
В страшной битве полегли костьми русские, пал старый воевода. Москва погорела до последней избенки, жители были убиты, молодой княжич Владимир в плен попал; лишь немногие, «босые и беспокровные, издыхающие от мраза <мороза>», спаслись.
Как взяли татары Москву, так затаилась вся земля Русская. Куда они повернут: на север ли — на Тверь и далее на Новгород, на запад ли — на Смоленск и на Полоцк, или на восток — на Владимир?
На восток повернули, прямиком на Владимир хлынули, как воды весенние. Разливались многие потоки, одни тумены правее текли, другие левее, и каждая капля в тех ручьях была всадником татарским. Оставались после этого наводнения лишь черные пожарища да неприбранные трупы.
Тягостно читать летописи, о той зиме. Но нигде не говорит летописец, почему же так скоро доставались татарам победы и так быстро двигались их полчища?
Умели сражаться простые русские воины, без страха рубились они мечами, крошили шестоперами, кистенями, дубинами, и стрелы их метко впивались в тело врага. Умели умирать русские воины, а в плен не сдаваться.
Но самая большая беда была, что меж русскими князьями не имелось согласия. Уже сказано было, что великий князь Владимирский Юрий Всеволодович не направил подмоги князю Рязанскому. И оплошал он, что малое войско в Коломну послал, и было оно разбито, а другое малое войско в Москву послал, и оно там погибло.
Когда же татары на Владимир повернули, оставил Юрий в городе опять же малое войско под началом сыновей своих Всеволода и Мстислава и старого боярина Петра Ослядюковича, оставил всю семью свою и поскакал на Стародуб и на Ростов новые полки собирать, чтобы идти на выручку стольного города. Верно, думалось ему, выдюжат крепкие стены любую осаду.
Подступили татары ко граду Владимиру со всех сторон. Было это 3 февраля 1238 года. Увидели они многие златоглавые храмы и терема златоверхие и поняли: ждет их тут добыча — коней не хватит навьючить. И завыли они голодным волчьим воем.
Смотрели владимирцы со стен, с крепостных башен, как черным дымом застилались в посадах полыхающие избы, слушали, как дети сатанинские, раскосые, свирепые, выли в нетерпении. И поняли они: конец им пришел. Но не испугались осажденные, только крепче сжали рукояти мечей да топорища.
Тут увидели — ведут кого-то татары к Золотым воротам, в спину толкают. И узнали они княжича Владимира. Был он в рубище, босыми ногами по снегу переступал.
Записал о нем летописец: «Бе бо уныл лицем — изнемогл бедою от нужди».
Хотели старшие его братья Всеволод и Мстислав тотчас же отворить ворота, с малым своим полком на выручку броситься. Удержал их старый Петро Ослядюкович, показал рукой, какая сила татарская поодаль стоит. И пустили осажденные со стены и с верха Золотых ворот по стреле.
Поняли татары — не выманить им русских из крепости, и тоже по стреле пустили. Подскочили они ко княжичу Владимиру и зарубили его на глазах родных братьев и всех осажденных. И тотчас же погнали злосчастных пленных собирать страшные стенобитные пороки и камнеметы. Никогда таких придумок не видали осажденные, и неведомо им было, что татары затеяли.
Отрядил хан Батый часть своих туменов на Суздаль, а там никаких русских полков не стояло. Взяли татары град беззащитный, зажгли, кого побили, кого в плен позабрали и опять ко Владимиру воротились.
В посадах владимирских разобрали они многие избы, в трех местах завалили бревнами рвы и подтащили к самым стенам тяжелые пороки. Не сами татары принялись раскачивать бревна пороков, а заставляли они пленных: нагайками их хлестали, копьями кололи тех, кто медлил.