Бы сказал, да опасаюсь попасть ему в суп.
Вышли прачки — где белье? — в полынье-шалунье
Лишь воронка, и под лед все их белье ау.
У него такие шутки — весело ему…
Кому?
Конечно, Жану-Лу!..
Не встречали ль вы его там, где две дороги
Под луной пересеклись, — он весь там в белом, он
Пляской поглощен своей — горят глаза и ноги! —
Злобно щерится на крест, что древле водружен?!
Раздается дикий вой там, как собачий гон —
Ху-Ху-Ху-Ху-Ху-Ху-Ху!.. Ху-Ху-Ху-Ху-Ху!..
Через лес, через кусты, осоку-топь-траву
Берегитесь, бойтесь все — кто к нам идет? — Ау!
Это Жан-Лу!
Он — огонь, танцующий по стене кладбища,
Он — волчище-волкодлак во черном во лесу…
Волчья стая по долам пищу рыщет-ищет…
Кто Вожак у них, чей свист не тихнет на весу?
Ясно, что вожак — Жан-Лу… все это он, Жан-Лу.
Это Жан-Лу!..
Он один — повсюдусущий, словно зла крыло.
Скажет слово, двинет пальцем — и свершится зло,
Яд придет, порча, огонь — ничто не поможет.
Может лишь отец-кюре кропильницей своей,
Крестом и молитвою выжить эту нежить,
Чтобы Другой[5] (кто-кто?) подальше скрылся от людей,
Лишь в «Большом Альберте» его имя скрыто, ей!..
Называть его не будем, скажем лишь — Злодей.
Проклятое проклято — известно понеже,
Так кропи, отец-кюре, кропи в каждом углу.
Помоги нам, Боже, выжить, выжечь всю хулу!
Здесь был Жан-Лу!..
Подшутить решил Жан-Лу под Анну Святую,
На Жаннетт Филу навел он самый смертный грех,
И висит она в петле жертвой тех потех.
Сам кюре помочь не мог, жалко Жанну ту и
Жалко всех, кто кончил так — но не спасти их всех!
А ведь набожной была, как никто в деревне.
Это ж надо — кончить так несчастливо свой век.
Проклята теперь девица Церковью навек
Клятвой нерешимою, вечною и древней.
Кто ж так подшутил коварно над Жаннетт Филу,
Кто ж так зол, что нет предела его глаза злу?
Конечно, Жан-Лу!
«Elohim bara ischah hits barakou!..
Baal Zebel yasar ischah rosch ouh!
Ouh Baal Zebel!.. Baal Zebel!.. Baal Zebelle»
Ты смеешься? Это зря! Страх здесь нужен велий!
Кто тебя испортил, думай, пищу дай уму —
Конечно, Жан-Лу!..
Но смотри! Влачишь ты словно нищенскую суму,
Нестоянку, боль в башке, мыт, гнилые зубы…
Ты бормочешь: «Я погиб, не нужен никому!»
Успокойся, лекарь есть, ему хоть козу бы,
Хоть тебя — одно лечить: все едины зуды,
Лечит от всего, все боли ведомы ему:
Это Жан-Лу!..
Все Жан-Лу сделать сумеет, может все Жан-Лу,
От Резе о нем гремит молва и до Марлу —
Велий Мастер тайных дел, не зримых никому,
Хи-ха-хо! Смешно? Смеяться можете всему —
Кто последним посмеется, хорошо тому —
Конечно, Жану-Лу!..
Все бы так! — но нет печали боле никому,
Чем ему — ведь он не знал даже женской ласки,
Только сны он видит, плача, сказки наяву —
Бедный Жан-Лу!..
Он подкидыш бессемейный, чужда мать ему.
Эти сказки наяву все ему не в сказки…
Словно сыч, сидит в лачуге, радуясь тому,
Что придет весь бедный люд и скорчится в углу
На коленях перед ним, как будто на колу.
Вот вам Жан-Лу!..
Умереть в постели теплой дано не ему,
Сдохнет псом в канаве, гадкий себе самому —
Без креста, без поминанья, всем и вся в хулу,
Сдохнет, скучный, равнодушный холоду, теплу,
Даже птице, той, что вьется, черной, по крылу…
Вот вам Жан-Лу!..
Одним из самых знаменитых колдунов в Солони, которых я знал, был папаша «Олух-Вилы», в течение почти пятидесяти лет имевший практически полную власть над округой. Когда я, возвращаясь из школы, встречал его на дороге, я дрожал, словно сухой лист. Однажды я видел, как он «работал» с садовником моего отца, пригласившим колдуна «заговорить зубы». «Работал» он на старинный лад. Оставив башмаки на пороге, босой, он заворачивал свой «жезл искусства» в бумагу и притрагивался им к больным местам, произнося при этом сакраментальные слова:
Впереди + еще впереди + еще-еще впереди +++
Моя сила + твоя сила + моя твою пересилит.
Человек этот, очень ловкий в делах, продавал мази от всех болезней, заколдовывал и расколдовывал, заговаривал зубы и к тому же имел репутацию костоправа, которую постоянно поддерживал. Часто рассказывали, что как-то ночью его увезли куда-то в великолепном экипаже, запряженном двумя лошадьми. Слуга в ливрее, сидевший на козлах, потребовал от колдуна хранить тайну; более того, ему завязали глаза, чтобы он не запомнил дорогу и сам вид замка, где потом трудился. Видимо, замок принадлежал очень богатому маркизу. В замке колдуна подвели к какой-то даме со сломанной ногой. «Я умею магнетизировать все, кроме ног, — хитро хвастал потом колдун, — и мне пришлось вместо ног ее хорошенько пощупать. А слуга мне еще за это дал на лапу целых пять пистолей». 50 франков в ту пору было приличной суммой, и об этой истории много рассказывали. Впрочем, как и всякий хороший костоправ, он прекрасно знал костное строение человека, всегда мог определить место вывиха или трещины и кости именно правил, то есть вставлял на место, сустав за суставом. Конечно, он еще и делал сильный массаж — его пальцы причиняли такую боль, что всякая иная боль исчезала, как по волшебству. Он во множестве перемещал смещенные нервы и восстанавливал расположение ребер, что и составляет сущность искусства костоправа, очень часто при этом делая вещи, анатомически почти невозможные.
А теперь я расскажу о волчьих вожаках. Так в старые времена назывались колдуны, которых я еще помню. Они обходили поля, держа одной рукой волка на привязи, а в другой — банку с пиявками.
Беррийские колдуны умеют заколдовывать волков так, что волк будет повсюду следовать за своим повелителем и участвовать в магических обрядах, совершаемых на перекрестках лесных дорог; колдуны эти сами могут оборачиваться волками. Называют их также запирателями волков, потому они прячут волков в своих амбарах во время облав.
В «Сельских сказаниях» Жорж Санд рассказывает о верованиях, связанных с волчьими вожаками, так:
«Однажды ночью два человека, проходя по лесу Шатору, встретили большую стаю волков. Они очень перепугались и залезли на дерево, с высоты коего увидели, как звери подошли к двери хижины лесоруба и остановились возле нее. Лесоруб вышел, заговорил с волками на незнакомом языке, походил среди них, после чего волки ушли, не причинив ему никакого зла.
А вот история, рассказанная крестьянином. Двое богатых господ, живших недалеко от леса, в котором они обычно охотились, поклялись честью, что это правда. Так вот, как-то оба они увидели на перекрестке лесных дорог старого лесника, их знакомого, который стоял и делал при этом непонятные жесты. Охотники спрятались и стали наблюдать. Вскоре они увидели, как из чащи вышло тридцать волков, и один из них, самый большой, подошел к леснику и стал ласкаться; затем лесник посвистел остальным, как свистят собакам, и все вместе пошли в глубину леса. Свидетели этой сцены не решились за ними последовать и удалились, скорее удивленные, нежели испуганные».
Вожаки волков не обязательно бывают оборотнями, но всегда, как говорят в народе, это колдуны, имеющие договор с Дьяволом. Причинять им зло, как утверждает один нормандский писатель XIX века, очень опасно. Это волшебники, за которыми всегда следуют прирученные волки — а волки могут запросто пожрать врагов своего повелителя. Если ночью волки опустошают чье-нибудь стойло или загон, это обязательно дела их вожака. Точно так же верили и в Бёсе.
В Нижнем Мене вожаки волков жили прямо в стае и сами водили ее на разбой.
Волки были всеобщим пугалом на протяжении всего Средневековья; история часто описывает их появление в самых неожиданных местах, особенно в городах, а Эсташ Дешамп никогда не забывает их при перечислении бедствий, обрушивавшихся на Францию в XV веке.
Невинные от глада умирают.
Большие волки также их сжирают.
Следует указать, что заклинания того времени, а также и намного более позднего, против волков были направлены также и против Дьявола.
Ури-О! Здесь Дьявол есть, ей-ей!
Эу-эй! Веревку мне скорей!
Всех волков я удушу, ху-эй!
У-ху-ху! Всех удушу я, ей!
И тебя, хе-хей! Ху-ху, злодей!
В прошлом веке бретонские крестьяне, верившие, что Дьявол может принимать любой вид, а чаще всего — волчий, встретившись с этим зверем, обязательно говорили:
Коль ты волк, святой Эрве тя да гонит взапусть,
Коли Дьявол, сам Господь боронит меня пусть.
Дело было примерно в 1880 году. Моя бабушка пасла овец. Внезапно она увидела двух волков, которых в те времена было очень много. К счастью, по двое они не нападали — обычно втроем или вчетвером. Нападали даже на телок.
В 1868 году волки приходили в деревню. Они нюхали под дверями домов. Чтобы их прогнать, надо было стучать по котлам.