Чтобы закрепить в глазах народа права малолетнего Димитрия на престол, Иоанн решил торжественно венчать его на великое княжение, что не делалось со времен Владимира Мономаха. 4 февраля 1492 года в Успенском соборе пред аналоем, на котором лежали Мономахова шапка и бармы, были поставлены три седалища: для великого князя, внука его и митрополита. После молебна Богородице и святому Петру Чудотворцу Иоанн обратился к владыке с просьбою благословить внука на великое княжение, указывая на пример прародителей, завещавших свои столы старшим сыновьям: «Отцы наши, великие князья, сыновьям своим старшим давали великое княжение; и я было сына своего первого Ивана при себе благословил великим княжением; но Божиею волею сын мой Иван умер, а у него остался сын первый Димитрий, и я его теперь благословляю при себе, а после себя великим княжением Владимирским, Московским и Новгородским, и ты бы его, отец, на великое княжение благословил».
К. Лебедев. Боярин
Митрополит благословил Димитрия, затем старый великий князь венчал его шапкой и бармами Мономаха, а по окончании молитвы и многолетия митрополит сказал Иоанну: «Божиею милостию радуйся и здравствуй преславный царь Иван, великий князь всея Руси, самодержец, и с внуком своим великим князем Димитрием Ивановичем всея Руси на многая лета». Затем он обратился с поучением к юному Димитрию, которое повторил и Иоанн, сказав ему: «Внук, князь Димитрий! Пожаловал я и благословил тебя великим княжением; и ты имей страх в сердце, люби правду и суд праведный и попечение от всего сердца о всем православном христианстве!» После этого Димитрий вышел из церкви в шапке и бармах; его трижды осыпал в дверях золотыми и серебряными деньгами один из младших сыновей Ивана; то же повторили и перед Архангельским и Благовещенским соборами.
Однако торжество Елены и Димитрия и унижение Софии и Василия продолжалось недолго. В 1499 году открылась важная крамола среди бояр, поддерживавших Елену; знатнейших из них после расследования дела, князей Патрикеевых и Ряполовского, приговорили к смертной казни, причем князю Семену Ряполовскому отрубили голову на Москве-реке; князей же Патрикеевых Иоанн, снисходя на просьбы духовенства, помиловал: отец и старший сын постриглись в монахи. В чем состояла крамола бояр, неизвестно, но несомненно одно, что эта крамола была важная; притом она находилась в связи с действиями Елены против Софии, и бояре были наказаны за высокоумничанье, то есть за самовольные действия против распоряжений великого князя. Вслед за опалой Ряполовского и Патрикеевых последовала и опала Елены, которая была, как выяснено, ярой последовательницей ереси жидовствующих, о чем мы скажем подробнее несколько ниже.
После этого Иоанн стал мало-помалу возвращать свои добрые чувства Василию и не радеть о Димитрии. После тяжелой душевной борьбы и тщательно обдумав, что более послужит ко благу государства, Иоанн решил окончательно назначить своим преемником Василия, а для предупреждения смуты пожертвовать внуком; он наложил на него и его мать опалу и приказал заключить под стражу, не велев впредь поминать их на ектеньях.
Василий же 14 апреля 1502 года был торжественно посажен на великое княжение Владимирское, Московское и всея Руси самодержцем по благословению Симона-митрополита. Отправляя посла своего к старому союзнику своему Менгли-Гирею, Иоанн дал такой наказ в случае, если посла спросят о причинах опалы Димитрия: «Внука своего Государь наш было пожаловал, а он стал Государю нашему грубить; но ведь всякий жалует того, кто служит и норовит, а который грубит, того за что жаловать?» Такой же ответ должен был дать и посол, отправленный в Литву, в случае вопроса о перемене наследника.
Несмотря на эти тяжелые семейные обстоятельства, несомненно, сильно отозвавшиеся на престарелом великом князе, он неустанно вел дела своего обширного государства с обычной ему ясностью взгляда, осмотрительностью и, где нужно, необычайной настойчивостью и твердостью.
Отношения к Менгли-Гирею Крымскому продолжали быть неизменно хорошими. Ими очень дорожил Иоанн Васильевич, имея в виду не только Золотую Орду, но и Литву; поэтому он отправлял послами в Крым всегда самых знатных бояр, которые должны были оказывать Менгли-Гирею отменную честь и величание, но, по возможности, отговариваться от поминков, то есть подарков, на которые так были падки алчные татары.
Менгли-Гирей тоже очень ценил дружбу Иоанна и заключил с ним договор, чтобы последний дал ему пристанище на Руси, если с ним случится какая-либо беда. В 1475 году Крым был завоеван турками, и Менгли-Гирей остался в нем ханом в качестве подручника султана; это нисколько не изменило его добрых отношений с Москвою, причем чрез его посредство завелись и наши первые сношения с Турцией. Поводом к ним послужило притеснение русских купцов турками в Азове и Кафе, торговых городах, населенных генуэзцами, татарами и турками. В 1492 году Иоанн послал через Менгли-Гирея грамоту султану Баязету II, которая начиналась так: «Султану великому Царю! Между басурманскими государями ты великий Государь, над Туркскими и Азямскими государями ты волен, ты польский (сухопутный) и морской Государь. Султан Баязет! Иоанн, Божиею милостию единый правый Господарь всея России, отчич и дедич и иным многим землям от севера и до востока Государь, величеству твоему слово наше таково…». Далее следовали жалобы на утеснения русских купцов от турок в Кафе и Азове и предложение, какие установить правила во время их пребывания в этих городах. Грамота оканчивалась так: «Еще одно слово: отец твой славный и великий был господарь; сказывают, хотел он, чтобы наши люди между нами ездили здоровье наше видеть, и послал было к нам своих людей, но, по Божией воле, дело не сделалось; почему же теперь между нами наши люди не ездят здоровье наше видеть?..».
В ответ на эту грамоту Баязет отправил в Москву посла, но его не пропустили литовцы. Тогда в 1497 году Иоанн отправил в Турцию своего посла Михаила Плещеева. Чрезвычайно любопытен наказ, данный Плещееву: он рисует нам, так же как и наказы другим послам, насколько внимательно относился Иоанн к их выбору и с каким достоинством он предписывал им держать себя, чтобы не уронить в глазах иноземцев «высокую особу Русского Государя», лицо которого они «изображали», по словам Иоанна, а также какие обстоятельные сведения должны были собирать послы, находясь за границей. Плещееву было наказано править поклоны султану и сыну его, наместнику в Кафе, стоя, а не на коленях, не уступать места никакому другому послу и сказать посольские речи только султану, а не пашам. И Плещеев в точности исполнил этот наказ: он не хотел иметь никакого дела с пашами, не поехал к ним обедать и с гордостью отверг все предложенные ему подарки. После его посольства торговля с турками возобновилась.
Гораздо важнее, чем посредничество в наших сношениях с турками, была услуга, оказанная Менгли-Гиреем Москве по отношению к Золотой Орде. Мы видели, что Ахмат был убит ханом Ногайской Орды Иваком вскоре после бегства своего с реки Угры. Вражда между Ахматовыми сыновьями и Менгли-Гиреем продолжалась, несмотря на то, что, подчинив себе Крым, турецкий султан, как верховный повелитель всех мусульман, потребовал их примирения; в 1502 году Менгли-Гирей напал на сына Ахмата Шиг-Ахмата и нанес Золотой Орде тяжелый и окончательный удар. Шиг-Ахмат бежал в Турцию, но не был там принят, как враг Менгли-Гирея; тогда он направился к недругу последнего – к польскому королю, но король вероломно заключил его в неволю, желая иметь в руках узника, освобождение которого могло постоянно страшить Менгли-Гирея.
Таков был конец Золотой Орды, столь грозной и знаменитой на протяжении более трех веков!
Предметом постоянных сношений Иоанна с Менгли-Гиреем были также дела казанские. Мы видели, что Иоанн посадил там при помощи русских войск Магмет-Аминя; это был человек буйный, жестокий и до крайности корыстолюбивый, который вскоре возбудил против себя общее негодование казанских вельмож, вынудивших его бежать из нее в Москву, где ему дали Каширу и Серпухов, а в Казань послали его родного брата Абдыл-Летифа. Абдыл-Летиф тоже недолго сидел в Казани; в 1502 году он был схвачен Иоанном Васильевичем за измену и привезен на Белоозеро, где и заточен; в Казань же был опять послан Магмет-Аминь. По поводу этих перемен великий князь приказал своему послу сказать Менгли-Гирею: «Великий князь пожаловал Абдыл-Летифа, посадил на Казань, а он ему начал лгать, ни в каких делах управы не чинил, да и до земли Казанской стал быть лих».
Магмет-Аминь, несмотря на благодеяния государя, был ему также неверным слугою, и в 1505 году, схватив великокняжеского посла и внезапно ограбив русских купцов, он подошел к Нижнему Новгороду, причем Иоанн не успел его наказать, так как, как увидим ниже, умер в том же 1505 году.
К. Брюллов. Турок, садящийся на коня
С Литвой у Иоанна были за все время его великого княжения далеко не дружеские отношения, хотя при жизни Казимира дело до открытой войны не доходило. Повод ко взаимным неудовольствиям подавали мелкие пограничные князья, постоянно между собою ссорившиеся, а также и пограничные разбои; кроме того, ввиду утеснения Казимиром православных, русские князья, имевшие свои владения в Литве, большею частью потомки черниговских князей, стали в большом количестве переходить в московское подданство; так перешли на сторону Москвы князья Воротынские, Белевские и многие другие, чем Казимир был крайне недоволен и неоднократно выражал это Иоанну.
Казимир умер в 1492 году, и владения его разделились между сыновьями: Яну Альберту досталась Польша, а Александру – Литва.
Иоанн тотчас же известил о Казимировой смерти Менгли-Гирея и предложил ему открыть совместные военные действия против Литвы; скоро московские отряды стали брать пограничные литовские города.
В Литве же, видя, что будет крайне трудно бороться с Иоанном и Менгли-Гиреем, начали думать, как бы примириться с Москвою, причем, чтобы склонить Иоанна к миру, решили просить руки его дочери Елены Иоанновны для великого князя литовского Александра.