Великий князь Василий Иоаннович Царский титулярник
Первым делом литовских панов после избрания Сигизмунда было, разумеется, постараться возбудить в последнем холодность и недоверие к Глинскому, чего они скоро и достигли. Но властолюбивый Глинский отнюдь не желал мириться со своим новым положением. Между тем Сигизмунд, человек смелый, предприимчивый и коварный, вступив на престол, стал тотчас же деятельно готовиться к борьбе с Москвой, не желая упускать благоприятного, как казалось ему, времени, наступившего после двух наших неудач под Казанью, и рассчитывая на содействие со стороны Крыма, где в это время верный друг Иоанна III – Менгли-Гирей – сильно одряхлел, а все дела вершили его алчные до наживы сыновья, причем походы Василия под Казань на пасынка Менгли-Гиреева – Магмет-Аминя – возбудили и старого крымского хана против нас. Послав подговаривать крымцев и ливонцев собраться против Москвы, Сигизмунд отправил Василию Иоанновичу послов с извещением о своем вступлении на престол и с новым требованием возвращения Литовских областей, взятых Иоанном III.
Но в это время как раз, благодаря твердости Василия, в Москву уже прибыли казанские послы с просьбою о мире, и наши бояре дали послам Сигизмунда обычный ответ, что великий князь чужих земель и вотчин не держит, а только свои: «Чем нас пожаловал и благословил отец наш, князь великий, и что нам дал Бог, а от прародителей наших и вся Русская земля наша отчина». К этому ответу было прибавлено, что перемирие покойным великим князем было заключено с Александром, «а с Сигизмундом королем нам перемирия не было. Если же Сигизмунд хочет с нами мира и доброго согласия, то и мы хотим с ним мира, как нам будет пригоже». Затем Сигизмунду было послано подтверждение и о том, чтобы он берег вдовую королеву Елену Иоанновну и отнюдь не принуждал бы ее к латинству.
Получив этот ответ, Сигизмунд удвоил усилия, чтобы возбудить против нас ливонцев и крымцев, причем, посылая последним большое количество золота, он не устыдился раболепно испросить у Менгли-Гирея ярлык не только на те земли, которыми владел: Киевскую, Волынскую, Подольскую и Смоленскую, но и на те западнорусские города, которые уже были за Москвой: Чернигов, Новгород-Северский, Курск, Путивль, Брянск, Мценск, а также и на Новгород Великий, Псков, Рязань и Пронск.
Однако все замыслы Сигизмунда не удались. Ливонцы, видя, что в Москве дела идут хорошо, от войны отказались; крымцы ограничились небольшими набегами на наши владения, а в самой Литве скоро встала страшная смута, которую поднял Глинский. Он несколько раз жаловался Сигизмунду на своих врагов, но, не найдя у него управы, сказал королю: «Ты заставляешь меня покуситься на такое дело, о котором оба мы после горько жалеть будем», – после чего завел пересылку с Москвой; затем он неожиданно напал на своего главного врага, пана Заберезского, убил его и, удалившись в восточные области Литовского княжества, стал покорять их под свою власть, потянув при этом за собой и многих русских, в том числе князей Мстиславских и Друцких, чтобы перейти на сторону Москвы.
Этими благоприятными обстоятельствами, разумеется, не замедлил воспользоваться Василий Иоаннович, войска которого начали воевать литовские пределы со стороны Смоленска.
Так началась первая война с Литвой во время его великого княжения. Она продолжалась два года, в течение которых Сигизмунд, видя, что хотя решительных сражений и не было, но дела складываются не в его пользу, тщетно пытался поднять против Василия его брата Димитрия Иоанновича Углицкого; затем он прислал в Москву своих послов с предложением вечного мира, так как ему необходимо было заняться подавлением внутренних усобиц.
Василий охотно пошел навстречу этому предложению и по заключенному между ними вечному миру Сигизмунд навсегда уступал Москве все приобретения в Западной Руси, сделанные Иоанном III.
Таким образом, благодаря своей твердости Василий заключил мир с Литвой по всей своей воле и закрепил за Москвой все огромные завоевания его отца.
Но этот вечный мир с Литвой был, конечно, только временным перерывом борьбы и притом на короткий срок, что отлично сознавал Василий; он понимал, что Сигизмунд употребит все свои усилия, чтобы отторгнуть от нас новоприобретенные владения, после того как оправится от смуты, поднятой Глинским. Поэтому государь не переставал зорко следить за всем происходящим в Литве и усиленно готовился к продолжению борьбы.
Вместе с этими приготовлениями к новой войне с Литвою Василий должен был заниматься и другими важными делами, из коих на первом месте стояли отношения с Крымом. Отношения эти, как мы видели, начали сильно портиться: Менгли-Гирей впал в дряхлость, а угодничество и богатые дары Сигизмунда пришлись очень по сердцу его сыновьям и всем крымским мурзам. Они быстро поняли, что для них будет выгоднее всего торговать своей дружбой с обоими соперниками – Москвой и Литвой, брать с обоих богатые дары и, вероломно нарушая договоры, нападать при каждом удобном случае на пограничные области то того, то другого государства. Таким образом, с этого времени Крым надолго делается настоящим разбойничьим гнездом, добраться до которого через степи и Перекопскую насыпь в те времена было невозможно, почему московским государям и пришлось защищаться от внезапных набегов этих хищных татарских орд устройством по границе сильных укрепленных линий, наподобие тех, какие были возведены на Руси против печенегов еще во времена святого Владимира, и вместе с тем, по возможности, стараться жить в мире с крымскими ханами, не тратя, однако, на это больших средств и не позволяя татарам чрезмерно заноситься в своих требованиях.
Эта трудная и неблагодарная задача лежала тяжелым бременем на Василии Иоанновиче во все время его великого княжения.
Летом 1507 года крымцы, несмотря на существовавший союз с нами, произвели как бы без ведома Менгли-Гирея неожиданный набег на Белевские, Одоевские и Козельские места и увели с собой богатейшую добычу и множество полона. Но московские воеводы пустились за татарами вслед, нагнали их на реке Оке и нанесли сильное поражение, отняв всю добычу.
Такие разбойничьи нападения крымцев на наши украины не мешали им считать себя по-прежнему в союзе с нами и нагло выпрашивать огромные подарки.
Обыкновенно их послы привозили в Москву множество грамот от всех царевичей и царевен, которые слали тяжелые поклоны с легкими поминками (подарками), а себе требовали тяжелых поминков. Так же нагло обращались и с нашими послами в Крыму хищные татарские царевичи и мурзы.
Отправляя своего посла, знатного боярина Морозова, к Менгли-Гирею, Василий писал хану, что если Морозов потерпит такое же насилие и бесчестие, как его предшественник Заболоцкий, то впредь будут посылаться в Крым не бояре, а молодые люди. При этом Морозову был дан наказ: «Если станут у него просить какой пошлины, то ему пошлину никому ничего не давать, кроме того, что с ним послано от великого князя в поминках».
Сохраняя по возможности добрые отношения с Крымом, Василий склонился на усиленные ходатайства старого Менгли-Гирея освободить его пасынка Абдыл-Летифа, заточенного при Иоанне III за неисправление, и дал ему город Юрьев, причем обязал его клятвенной грамотой быть верным слугой Москвы и без ее ведома не выезжать из пределов государства.
На предложение же Менгли-Гирея идти воевать для него Астраханское царство Василий ответил вежливым, но решительным отказом. Так были установлены на время отношения с Крымом.
По окончании войны с Литвою ливонские немцы тоже прислали в 1509 году в Москву бить челом о перемирии, которое и было заключено с ними новгородскими и псковскими наместниками на 14 лет.
Таким образом, через четыре года после вступления своего на прародительский престол Василий Иоаннович заставил всех своих соседей встать в такие отношения к Москве, какие он признавал полезными для своего государства.
Вместе с этим он приступил к большому русскому домашнему делу, которое не было еще совершено его предками при собирании земли, а именно к присоединению вольного города Пскова к Московскому государству. Мы видели, какие огромные заслуги имел в своем прошлом Псков, являясь всегда мужественным защитником православия и русской народности против немцев, литовцев и чуди; мы видели также, насколько в более выгодную сторону отличались все псковские порядки от новгородских и как всегда псковичи были верны московским князьям.
Эта огромная заслуга Пскова нашла себе, разумеется, справедливую оценку и в Иоанне III, который, присоединив Новгород, оставил Пскову всю его старину. Но, конечно, небольшая независимая область могла существовать самостоятельно рядом с могущественным Московским государством лишь до тех пор, пока с ее стороны не было дано московскому великому князю повода к изменению ее древних, уже отживших порядков.
Повод этот явился в княжение Василия. На беду Пскова, последнее время его самостоятельности сопровождалось сильными распрями и смутами. Как прежде в Новгороде, так и во Пскове вечем овладела чернь – «худые мужики-вечники»; правосудие упало, лихие люди оставались безнаказанными, и пошло хищение общественных денег, о чем ранее никогда не было слышно; кроме того, псковичи начали ссориться с великокняжеским наместником князем Репнею-Оболенским, присланным к ним в начале 1509 года. Когда осенью того же года Василий Иоаннович прибыл в Новгород, то получил от Оболенского жалобу, что псковичи держат его нечестно. Вслед за этой жалобой прибыли в Новгород псковские посадники и бояре и, поднеся по обычаю дары великому князю, стали в свою очередь жаловаться на Репню-Оболенского. Чтобы разобрать это асао, великий князь отправил во Псков князя Петра Васильевича Великого и дьяка Далматова и приказал им: выслушать порознь князя Оболенского и псковичей, а затем помирить их. Но посланники донесли ему, что псковичи с наместником не мирятся, а просят другого.
Тогда Василий вызвал к себе в Новгород Оболенского и псковских посадников, сам разобрал это дело и, признав, что виновны в нем псковичи, а не его наместник, положил опалу на посадников: он велел их схватить и раздать детям боярским по подворьям. Устрашенные посадники и другие псковичи стали бить челом Василию, что сознают свою вину, и просили, чтобы государь пожаловал отчину свою, Псков, устроил, как ему, государю, Бог известил.