Огромные вольности, приобретенные знатью и иудеями, не пошли на пользу Литовскому государству. До нас дошло написанное в половине XVI столетия сочинение одного весьма образованного литвина-католика по имени Михалон: «О нравах татар, литовцев и москвитян».
В сочинении этом Михалон горько упрекает порядки и обычаи своей страны и ставит в пример порядки московские и даже татарские. Вот некоторые отрывки из его произведения: «На обязанность судьи татары смотрят не как на средство к наживе, а как на службу ближнему. Они тотчас отдают всякому то, что ему принадлежит, а у нас судья берет десятую часть цены спорной вещи с невинного истца… Если обе стороны помирятся, судья все-таки берет деньги, с виновного – штрафные, а с истца – десятинные; отыскивающему свою украденную вещь приходится потратить на суд больше, «чем она стоит, и потому многие не решаются заводить тяжбы…
Древние литовцы, – по замечанию Михалона, – отличались мужеством и воинской деятельностью, а ныне предаются роскоши и праздности. Вместо того чтобы самим идти в неприятельские земли или оберегать свои пределы, или упражняться в воинском искусстве, обязанные военной службой молодые шляхтичи литовские сидят в корчме, пьянствуют и, весьма склонные к взаимным ссорам, убивают друг друга, а военное дело и защиту отечества предоставляют татарам (поселенным при Витовте), беглым людям из Московии и вообще наемным отрядам».
Так же как и Михалон, отзывается о литовцах и Себастиан Мюнстер, составитель известной «Космографии», или описания различных земель и государств. Помещая в своей «Космографии», изданной в 1550 году, рисунок литовской корчмы, он замечает: «Среди литовской шляхты распространен весьма дурной обычай: если только они соберутся в корчме, то сидят в ней с утра до полуночи».
Порицая литовских панов за изнеженность нравов, Михалон ставит им в пример москвитян. «Москвитяне, – говорит он, – изобилуют мехами, но дорогих соболей запросто не носят, а сбывают их в Литву, получая за это золото. Они не употребляют также дорогих привозных пряностей; у них не только простолюдины, но и вельможи довольствуются грубой солью, горчицей, чесноком и плодами своей земли; а литовцы любят роскошные привозные яства и пьют разные вина, отчего у них всевозможные болезни. В городах литовских нет более распространенных заводов, чем те, на которых варится из жита водка и пиво. Эти напитки берут с собой и на войну, а если случится пить только воду, то по непривычке к ней гибнут от судорог и поноса. Крестьяне дни и ночи проводят в шинках, заставляя ученых медведей увеселять себя пляской под волынку и забыв о своем поле. Посему, растратив имущество, они нередко доходят до голода и принимаются за воровство и разбой. Таким образом, в любой Литовской области в один месяц больше людей казнят смертью за эти преступления, нежели во всех землях Татарских и Московских в течение 100 или 200 лет. Попойки часто сопровождаются ссорами. Лень начинается у них питьем водки; еще в постели кричат: "Вина, вина!", и пьют этот яд мужчины, женщины и юноши на улицах, на площадях и, напившись, ничего не могут делать, как только спать. Между тем в Московии великий князь Иван III обратил свой народ к трезвости, запретив везде кабаки. Поэтому там нет шинков, а если у какого-нибудь домохозяина найдут каплю вина, то весь его дом разоряется, имение отбирается, прислуга и соседи, живущие в той же улице, наказываются, а сам навсегда сажается в тюрьму. Вследствие трезвости города московские изобилуют разного рода мастерами, которые, посылая нам деревянные чаши и палки для опоры слабым, старым и пьяным, седла, копья, украшения и различное оружие, отбирают у нас золото». Далее Михалон говорит, что вследствие распространения роскоши и пьянства на Литве московские государи завоевывают у нее целые области и города, так как московский народ всегда трезв и всегда при оружии, а в крепостях всегда находятся постоянные войска; другие же по очереди занимаются охранением границ.
«В Литве, – продолжает он, – один чиновник занимает десять должностей, а прочие удалены от правительственных дел. Москвитяне же соблюдают равенство между своими и не дают одному многих должностей. Управление одним городом на год или на два поручают они двум начальникам вместе и двум дьякам. От этого придворные, надеясь получить начальство, ревностнее служат своему государю, и начальники лучше обращаются с подчиненными, зная, что они должны отдать отчет и подвергнуться суду, так как обвиненный во взятках бывает принужден выходить на поединок (поле) с обиженным, даже если этот последний принадлежит к низшему сословию. Князь их бережливо распоряжается домашним хозяйством, не пренебрегая ничем, так что продает даже солому. На пирах его подаются большие кубки золотые и серебряные, называемые „соломенными“, то есть приобретенными за проданную солому. От расчетливого распределения должностей он имеет еще и ту выгоду, что те, которых посылает исправлять различные общественные дела и даже в самые далекие посольства, исполняют все это на свой счет. За хорошее исполнение они награждаются не деньгами, а местами начальников и землею. У нас же, напротив, если кто посылается куда-либо, даже не заслужив того, получает обыкновенно в излишестве деньги из казначейства, хотя многие возвращаются, ничего не сделав. На пути люди эти бывают в тягость тем, через владения которых идут, истощая их подводами. В Московии же никто не имеет права брать подвод, кроме гонцов по государственным делам; благодаря быстроте езды и часто меняя усталых лошадей (ибо везде стоят для этого в готовности свежие и здоровые лошади), они чрезвычайно скоро доставляют известия. У нас же придворные употребляют подводы на перевозку своих вещей, отчего происходит недостаток в подводах, и мы, не готовые, терпим нападения врагов, предупреждающих вести об их приходе».
Приведенная выше выдержка из сочинения Михалона о чрезвычайно быстрой езде в Московском государстве совершенно совпадает и с записками барона Герберштейна, который говорит, что 600-верстный переезд от Новгорода до Москвы был сделан в 72 часа благодаря отличному устройству почтовой части в Московии.
Про литовских женщин Михалон выражается так: «Татары держат жен своих в сокровенных местах, а наши жены ходят по домам праздные, в обществе мужчин, в мужском почти платье. Отсюда страсти… У нас некоторые женщины владеют многими мужчинами, имея села, города, земли, одни на правах временного пользования, другие по праву наследования, и по этой страсти к владычеству живут они под видом девства или вдовства необузданно, в тягость подданным, преследуя одних ненавистью, губя других слепою любовью».
В крайне мрачных чертах описывается Михалоном и угнетение простого народа шляхтою: «Мы держим в беспрерывном рабстве людей своих, добытых не войною и не куплею, принадлежащих не к чужому, но к нашему племени и вере, сирот, неимущих, попавшихся в сети чрез брак с рабынями; мы злоупотребляем нашей властью над ними, мучая их, уродуя, убивая без суда, по малейшему подозрению. У татар и московитян ни один человек не может убить человека, даже при очевидном преступлении. Это право предоставлено только судьям в главных городах, а у нас по всем селам и деревням делаются приговоры о жизни людей».
Особенно же удручает Михалона та кабала, в которую попало христианское население Литвы вследствие покровительства великих князей и знатных панов жидам. «В страну нашу, – говорит он, – собрался отовсюду самый дурной из всех народов – иудейский, распространившись по всем городам Подолии, Волыни и других плодородных областей. Народ вероломный, хитрый, вредный, который портит наши товары, подделывает деньги, печати, на всех рынках отнимает у христиан средства к жизни, не знает другого искусства, кроме обмана и клеветы».
В таких же красках несколькими годами позже литвина Михалона описывает польский писатель Кленович жидовское засилье на своей родине: «Может быть, ты спросишь, что делают жиды в этом славном городе? А то же, что делает волк, попавший в полную овчарню. Посредством долгов к нему попадают в заклад целые города; он утесняет их ростами и сеет нищету. Червь медленно точит дерево и понемногу съедает дуб, но быстро заводит гниль; от моли погибают ткани, от ржавчины – железо. Так непроизводительный жид съедает частное имущество, истощает общественное богатство. Поздно брались за ум разоренные государи, и начинало стенать государство, наученное бедствием; оно повержено долу, как тело, лишенное крови; нет более сил и жизненных соков…».
Таково было внутреннее состояние Польши и Литвы в XVI веке по отзыву двух их современных писателей.
В это же самое время в среде католичества происходили важные и глубокие потрясения, оказавшие сильное влияние на польско-литовское общество и отразившиеся даже и в Московском государстве. Эти потрясения произвела ересь латинского чернеца Мартина Лютера.
Мы видели постепенное падение папской власти в Западной Европе под влиянием причин, главнейшими из которых были: недостойное поведение некоторых лиц, занимавших папский стол, усиление власти светских государей за счет власти пап над ними и, наконец, то стремление к изучению языческой древности и поклонение языческим понятиям и взглядам на жизнь, которые с особой силой проявились в конце XV и начале XVI века, в расцвет так называемой «поры возрождения искусств и наук». Охлаждение европейского общества к делам веры и отобрание светскими государями многих статей дохода, шедших прежде в папскую казну, вызвало, разумеется, ее оскудение; а между тем именно в конце XV века и начале XVI века папы более чем когда-нибудь нуждались в деньгах, так как стали главными деятелями «поры возрождения искусств и наук», тратя огромнейшие деньги на украшение Рима величественными памятниками.
Основатель немецкого протестантизма Мартин Лютер
Стяжавшего навсегда известность своими пороками папу Александра VI Борджиа сменил в 1503 году папа Юлий II, человек с очень воинственными наклонностями и громадным честолюбием. Будучи одн