После своего спасения Михаил Феодорович отправился к матери в Кострому, откуда они проследовали, несмотря на опасности от польско-литовских людей, в Макарьевский на Унже монастырь, основанный святым Макарием Желтоводским и Унженским, и провели в нем несколько дней в посте и молитве, благодаря преподобного за освобождение от врагов и дав обет вновь прибыть на богомолье в обитель, если Господу угодно будет освободить от польского плена отца Михаила Феодоровича – Филарета Никитича.
Затем сын с матерью, взяв с собой из Деревенек оставшуюся сиротою дочь Сусанина Антониду, бывшую тогда невестой Сабинина, вернулись в Кострому и поселились в Ипатьевском монастыре – в палатах, принадлежавших боярам Романовым.
Посольство от собора, снаряженное с целью просить Михаила Феодоровича на царство, согласно полученному наказу отправилось первоначально в Ярославль, так как никто в точности не был осведомлен, где находится государь, и уже из Ярославля оно держало путь прямо на Кострому, куда и прибыло 13 марта, остановившись в пригородном селении Новоселках. Отсюда послы отправили к Михаилу Феодоровичу просьбу указать, когда ему благоугодно будет их принять. «И Государь Царь и Великий князь Михаил Федорович всея России, – доносили послы в Москву, – нас пожаловал, велел нам бытии у себя, Государя, Марта в 14 день».
14 марта «архиепископ же Феодорит и боярин Федор Иванович Шереметев и все люди придоша в Соборную церковь Пречистыя Богородицы и пеша молебны и взяша чесная кресты и месной чюдотворный образ Пречистыя Богородицы Федоровския и многая иконы и поидоша в Ипацкой монастырь и пеша молебны у Живоначальные Троицы и придоша к нему, государю, и к матери ево, великой государыне старице иноке Марфе Ивановне, падоша-ша вси на землю: не токмо что плакаху, но и воплю велию бывшу. И молиша его, государя, чтобы шел на свой царский престол, на Московское государство», – рассказывает «Новый летописец». Крестный хоа с посольством был встречен Михаилом Феодоровичем и инокой Марфой у ворот Ипатьевского монастыря, в котором «быша» тогда «звон велик для пришествчюдотворныхных икон».
Конечно, и сын и мать знали, для чего прибыло к ним посольство, и были этим до глубины души взволнованы. С умилением приложившись к честным иконам и выслушав челобитье архиепископа Феодорита и боярина Шереметева о призвании на царство, Михаил Феодорович не мог удержать слез, омочивших его прекрасные, всегда немного грустные очи, но затем он с великим гневом отказался принять царский венец.
Так же решительно отказала послам и инокиня Марфа, прямо высказав при этом причины своего отказа: «И Государыня, инока Марфа Иоанновна, – говорится в „Книге об избрании и венчании на царство Михаила Феодоровича"[23], – у архиепископа Феодорита со властьми, и у боляр, у Феодора Иоанновича Шереметева с товарыщи, всенароднаго прошения и челобитья выслушав, им отказала. А говорила, что у него, Государя, Михаила Феодоровича, и у нея, Государыни, чтоб на таких великих преславных государствах быти Государем, и в мысли нет. Потому, что он, Государь, во младых летех. А Московскаго Государства, всяких чинов люди, прежним Государем не прямо служили, как праведными судбами Божиими, блаженныя памяти, великаго Государя Царя и великаго князя, Феодора Иоанновича, всея России не стало, и после его, Государя, выбрали на Московское Государство Царем и великим князем Бориса Феодоровича Годунова и крест ему целовали, что было ему и детем его служити и прямити и опричь его и детей его на Московское Государьство инаго никого не хотети: а после смерти его на Московском Государстве учинился Государем Царем и великим князем сын его, царевич Феодор Борисович: и крест ему целовав, Московскаго Государьства, всяких чинов люди изменили, отъехали к вору Гришке, расстриге Отрепьеву. И после того вора, Гришки Отрепьева, выбрали на Государство Государя Царя и великаго князя Василиа Иоанновича, всея России и, крест ему целовав, изменили ж, многая отъехали в Тушино к Вору, а которыя от него, Государя, не отъехали, были на Москве, и они Царя Василиа постригли, а постришли, его и братию его отдали в Литву. И сыну моему, виде таковое, прежним Государем, Московских людей крестопреступление, и Московскому государству, от Польских и от Литовских, и от Русских людей разорение, что прежних великих Государей, из давных лет, сокровища Царьския, Литовския люди вывезли, а дворцовыя села, и черныя волости, и пригородки, и посады розданы в поместья дворянам и детем болярским, и всяким служилым люд ем, и запустошены, а всякия служилыя люди бедны, и ему, сыну моему, будучи на Московском Государстве, всех служилых людей жаловать, и свои государевы обиходы полнити, и против недругов, Полскаго и Литовскаго короля, и иных пограничных государей стояти чем будет. Да и выбрану сыну моему на Московским Государстве быть Государем опасно, что отец его, Государев, преосвященный митрополит Филарет Никитич Ростовский и Ярославский, ныне в Полше, в великом утеснении: а сведает то король Полский, что по прошению и по челобитью всего Московскаго Государства, сын его на Московском Государстве Государем Царем и великим князем всея России, и король тотчас велит над отцом его, Государевым, какое зло учинити. Ла и без благословения отца своего на Московском Государстве ему, Государю, быти никак не мочно».
Ксения Ивановна Романова (в монашестве инокиня Марфа)
Эти отказы повергли в величайшее уныние всех членов посольства, которые в прямодушном слове великой старицы Марфы не могли не видеть истинной правды: действительно, люди Московского государства сильно измалодушествовались за Смутное время и государям своим прямо не служили; Смоленск и Новгород были отторгнуты поляками и шведами; царская казна была пуста; все находилось в страшно запущенном состоянии, разобраться в котором было чрезвычайно трудно молодому Михаилу; наконец, в глазах инокини Марфы ничто не являлось ручательством, что подданные будут служить ему лучше, чем прежним государям после смерти Феодора Иоанновича, а между тем – согласие на избрание на царство могло немедленно отразиться на судьбе отца молодого государя, пребывавшего в плену – Филарета Никитича.
Решительно отказав послам, инокиня Марфа и ее сын были, тем не менее, глубоко тронуты всенародным избранием Михаила Феодоровича. Вот почему под влиянием таких разнородных чувств, их охвативших, они и отказывали послам с «великим гневом и со многими слезами» и затем долго не хотели идти вместе с ними «за кресты в Соборную церковь».
В соборе Ипатьевского монастыря, при молебном пении, послы и всенародное множество всех православных христиан «с великим слезным рыданием и воплем» опять били челом Михаилу Феодоровичу и его матери, чтобы они согласились на их усиленную просьбу.
Наконец после нескольких отказов в продолжение шести часов старица Марфа и ее сын, видя неотступное моление приехавших послов, убедились, что сам Господь призывает Михаила на великий, но тяжкий подвиг служения измученной и вконец разоренной Родине.
Последовало умилительное зрелище: «Великая же Государыня, старица инока Марфа Ивановна, во мнозем душевном умилении и тихости сына своего… со утешением увещевала»; затем она сквозь слезы благословила плакавшего от глубокого сердечного потрясения Михаила Феодоровича.
По одному преданию, она сказала при этом следующее прочувствованное слово: «…даю вам своего возлюбленного единородного сына, света очию моею, единородна ми суща Михаила Федоровича: да будет вам государем царем и великим князем, всеа Русии Самодержцем, в содержание скифетра Царствующаго града Москвы и всех великих Государств великаго Российскаго Царствия. – А вы б, богомольцы наши, митрополиты, и архиепискупы, и епискупы, и весь освященный вселенский собор молили всемилостивого, в Троице славимого Бога нашего, и Пречистую Его Богоматерь, и великих Московских чюдотворцов, о его государском здравии, и о вселенском устроении, и о благосостоянии святых Божиих церквей и о утверждении святые православные наши хрестьянские веры; и отовратил бы Господь Бог от нас ото всех православных хрестьян меч ярости Своея, и государство бы устроил мирно и немятежно и ото враг непоколебимо навеки, и покорил бы под нозе наша вся враги, восстающая на ны; а святая б наша и непорочная истинная хрестьянская вера сияла на веденной, якоже под небесем пресветлое солнце, а крестьянство б было в тишине и в покое».
«Бысть же в тот день на Костроме, – говорит летописец, – радость велия, и составиша празнество чюдотворной иконе Пречистые Богородицы Федоровской. К Москве же к бояром и ко всей земле послаша и возвестиша им всем. Бысть же радость на Москве велия ноипаче первыя».
Таким образом, 14 марта 1613 года 16-летний Михаил Феодорович, представитель издревле блиставшего своим благородством и огромными государственными заслугами боярского рода Кобылиных-Кошкиных-Захарьиных-Юрьевых-Романовых, внучатый племянник незабвенной царицы Анастасии Романовны и сын великого своей преданностью Родине и православию митрополита Филарета Никитича, по благословению родительницы своей, иноки Марфы Иоанновны, стал государем всея России.
Об каком-либо ограничении его власти Боярской думой или Земским собором, как это имело место при переговорах о королевиче Владиславе, не могло быть, конечно, и речи. Народ, почти насильно умоливший Михаила Феодоровича вступить на царство, от чего последний отказывался с гневом и плачем, разумеется, полностью передал всю неограниченную власть прежних московских государей своему возлюбленному избраннику, отныне Божиею милостию всем своим подданным в отцов и праотца место поставленному.
С 14 марта 1613 года Земский собор и воеводы ополчения, собранного на очищение земли, стали лишь простыми исполнителями царской власти до полного установления всех старых порядков Московского государства, так как Пожарский и Минин, как прекрасно выяснил И.Е. Забелин, шли «с последними людьми от Земли» «не для того, чтобы перестроить Государство на новый лад, а напротив, шли с одной мыслью и одним желанием восстановить прежний порядок, расшатавшийся от неправды…