И шли их обескровленные тумены и шли, от бескормицы кони едва переступали копытами, а сами воины, случалось, ложились спать голодными.
Бату-хан и его военачальники от злобы зубами скрипели. Раньше нигде с такой яростью им не сопротивлялись, и нигде не гибло столько их воинов…
Встал на их пути славный город Смоленск. Издали поглядели они на его крепкие дубовые стены с башнями, с воротами также дубовыми. А из-за стен горожане грозились, копьями щетинились, к защите готовились. И не решился Бату-хан на осаду, не останавливаясь, мимо повел свои тумены.
Вступили они в края обжитые, ни дремучих лесов, ни болот тут не было, сел и деревень по пути попадалось много, зерно и овес береглись по житницам, прошлогодние стога сена стояли по речным поймам. Где проходили — все подряд пустошили, поджигали.
Приблизились к малому городку Козельску.
— Что же идем в свои степи без добычи? — возроптали темники.
И Бату-хан решился остановить свои тумены, повелел взять город приступом.
А козельцы заперли крепостные ворота, отважились биться до последнего.
Семь недель осаждал Бату-хан городок, стенобитных орудий у него не было. На пятидесятый день назначил он приступ. Много его войска полегло, а осажденные были все перебиты. Княжил в Козельске шестилетний мальчик Василий; по преданию, он утонул в крови своих подданных. Назвали татары Козельск «Могу Болгусун», что значит «Злой город».
Далее Бату-хан быстрым ходом повел свои поредевшие рати в низовья Дона — готовиться к новым завоеваниям.
5
следующем, 1239 году его тумены пошли вдоль Волги вверх по обоим ее берегам, окончательно разрушили царство поволжских булгар, снова перешли рубеж земли Русской. Они взяли Муром, а также недавно до того основанный при слиянии Волги с Окой малый городок Нижний Новгород, повернули на запад, взяли и сожгли другой малый городок — Гороховец, откуда все жители успели в лесах укрыться.
Но дальше лежала разоренная за предыдущий год земля, второй раз проходить по ней огнем и смертью Бату-хан не стал и вновь повернул свои тумены на восток, двинулся на малые народы, какие жили по Волге, по Каме и по их притокам, — подчинил своей власти предков нынешних марийцев и чувашей.
В тот же год другое воинство под водительством Менгу — двоюродного брата Бату-хана — вторглось в пределы Южной Руси. После ожесточенной битвы был взят Чернигов. Пали Курск, Новгород-Северск, Переяславль и другие города. Дошли враги до Днепра и остановились.
Увидели они на противоположном, правом берегу город.
Славнейший из славных, в былые годы стольный для всей Руси, воспетый во многих сказаниях, раскинутый по горам город Киев, со златоглавыми каменными храмами, со стенами неприступными, с теремами островерхими, с зелеными садами по оврагам. Написал летописец, что Менгу-хан, «видевь Киевь, удивися красоте его и величьству».
Переправились его послы через Днепр, хотели «прельстить» киевского князя Михаила Всеволодовича, чтобы он допустил их тумены в город. Начались переговоры.
Но городские посадские, много наслышанные о разоренных и сожженных на Руси городах, о тысячах и тысячах убитых и взятых в плен русичей, сбежались со всех сторон, оттолкнули княжеских стражников и перебили тех послов.
Узнав об их гибели, Менгу-хан распалился в ярости, но войска у него было мало, а стены киевские — видел он — были крепки.
И повелел он своим туменам воротиться обратно в поволжские степи.
Киевляне предвидели: вернутся враги с большею силою, не может того быть, чтобы не вернулись, и не только ради мести за убийство своих послов.
К этим годам Киев утратил былое могущество. Северо-восточный Владимир отнял у него первенство. Но в народе крепко помнили о былой славе Киева, называли его «матерью городов русских».
Киевляне гордились своим городом, златоглавыми храмами, узорчатыми теремами бояр. В Киеве процветали различные ремесла, богатые ремесленники берегли накопленное обилие либо в подклетях церквей, либо у себя за семью замками. Киевские купцы ездили по другим городам русским и в другие страны, с большой выгодой торговали изделиями ремесленников, а нажитые прибыли прятали.
В стане Бату-хана знали о киевских несметных богатствах и готовились к новому походу, набирали новые силы.
Князь Михаил Всеволодович киевский сознавал, что придется ему держать ответ за убийство ханских послов, и бежал в Венгрию. Какое-то время Киев оставался без князя. Явился Даниил Романович Галицкий; он забрал Киев под свою державную руку, но сам в городе не остался, отошел в свой Галич, а вместо себя посадил воеводу Дмитра.
Дмитр со своими дружинниками и с теми киевлянами, кто мог держать оружие, начал готовиться к будущей битве…
Осенью следующего, 1240 года уже сам Бату-хан повел рать несметную прямиком на запад, на Киев, нигде по пути у городов и слобод не останавливаясь. Было у него войска столь много, что, по словам летописца, скрип телег, рев верблюдов, ржание коней слышались за сорок верст.
Сказал летописец: «Приде Батый Кыеву в силе тяжьце, многим множеством силы своей…»
Дождался Бату-хан, когда Днепр замерз, и повелел своим воинам переправляться по льду. Окружили они город, поставили камнеметы и пороки; несчастные пленные начали разбивать стены. На восьмой день осады, 6 декабря, пошли враги на приступ.
Сражались сперва под городскими стенами, потом на улицах, потом внутри каменных храмов. Последним оплотом оставалась Десятинная церковь, но и там все укрывшиеся погибли. Киев был взят, разрушен, сожжен, а все его защитники и мирные жители до последнего человека были или перебиты, или взяты в плен. Пленили враги и тяжелораненого воеводу Дмитра. За храбрость Бату-хан пощадил его.
Дальше на запад двинулись завоеватели, захватывали и уничтожали по пути города и селения, но всюду встречали сопротивление. Они прошли русские земли насквозь, перешли через Карпатские горы, далее разделились на три войска. Сражались они с венграми, с поляками, с немцами и побеждали. Но в каждом сражении гибли их воины, с каждой битвой таяли их полчища.
Еще когда Чингисхан покорял царство за царством, в Европе подняли тревогу: а куда пойдут кровожадные завоеватели дальше? И правители и простые люди успокаивали себя, больно уж далеко на востоке горели города и гибли мирные жители.
Теперь, со взятием Киева, зловещая угроза приближалась, казалась неминуемой. Страх обуял Европу, воинов Бату-хана считали выходцами из ада и потому непобедимыми, их с трепетом ожидали в Италии, во Франции, даже в Англии. Рыбачьи суда не выходили в море, не засевались нивы, повсеместно закапывались клады…
А Бату-хан продолжал вести свои тумены все дальше на запад, к тому Последнему морю, о каком грезил его дед Чингисхан.
Но не суждено было свершиться самонадеянным замыслам Бату-хана. Один из его туменов потерпел поражение от чехов под городом Оломоуцем. Уразумел Бату-хан, что зашел чересчур далеко. И повелел он повернуть свои сильно поредевшие рати обратно на восток. Они снова прошли насквозь Южную Русь и остановили коней в степях низовьев Волги.
Народы Европы смогли вздохнуть с облегчением. Они поняли, что беда миновала, что спасены.
А спасли их народы славянские, и прежде всего народ русский. На долгие годы загородил он Европу как бы щитом и принял на свою грудь всю тяжесть и все бесчестье тех скорбных лет, какие ныне называют монголо-татарским игом…
ГЛАВА ТРЕТЬЯПогибла красота наша
1
се было ужасно, горестно и унизительно в той године, в той черной, временами казавшейся беспросветной беде, какая опустилась на землю Русскую.
Страшна была участь городов, где жители оказывали врагам сопротивление, где бились до последнего воины и мирные люди. Города были сожжены дотла, их жители, в том числе женщины, дети и старики, были либо убиты, либо уведены в плен. Особо тяжкая судьба постигла Рязань, Коломну, Москву, Владимир, Торжок, Козельск, Киев.
Католический монах-путешественник Плано Карпини, посланный римским папой в 1246 году в Монголию, проезжая через Киев, отметил, что не нашел там ни одного жителя, а видел только развалины и всюду разбросанные человеческие кости.
В малых городах и селениях невозможно было оказывать сопротивление завоевателям. Там люди спасались бегством, укрывались в дремучих лесах. Когда же враги уходили дальше, уцелевшие жители возвращались на пепелища. А такие города, как Ярополч на Клязьме, как Вщиж в земле Брянской, и восстанавливать не стали, находили другие, более пригодные для жизни места. Избы рубили редко, а чаще копали землянки.
Но побежденные не склоняли голов перед победителями. Отваживались они браться за оружие, но лицом к лицу в схватки не вступали, а собирались небольшими отрядами, крались по пятам завоевателей, нападали на отсталых и сонных.
Много ли было подобных смельчаков, мы не знаем. Летописи о таком разобщенном, но дерзком и мужественном сопротивлении молчат. Но оно, несомненно, было.
Молва народная донесла до нас имя одного славного витязя, которого можно назвать первым русским партизаном.
Таков был Евпатий Коловрат — рязанец родом. Когда погиб его родной город, он находился в Чернигове. Услышав страшную весть, «с малою дружиною» он поскакал в Рязань, увидел пожарища, множество трупов и «воскрича в горести душа своея и распаляся в сердцы своем».
Минуя сожженные селения, через опустелые города Коломну и Москву, он помчался следом за туменами Бату-хана. По дороге к нему приставали другие «удальцы-резвецы».