Александр Ярославович родился 30 мая 1219 года в Переяславле-Залесском. По отцу и по матери он был прямым потомком славного Мономаха, причем в племени отца своего он имел таких предков и родичей, как Всеволод Большое Гнездо и Андрей Боголюбский, а со стороны матери – блаженной Феодосии, женщины необыкновенно святой жизни, в нем текла кровь святого Мстислава Великого, блаженного Ростислава Смоленского, святого Мстислава Храброго и Мстислава Удалого.
Таким образом, Александр мог унаследовать от своих благородных и доблестных предков необыкновенное благочестие и горячую любовь к Родине, свойственные им всем; сострадательное сердце, отвагу, пылкость и блестящие военные способности от дедов и прадедов со стороны матери и вместе с тем ясный и проникновенный ум и железную твердость воли в делах государственных, как от мудрого деда по отцу – Всеволода Большое Гнездо, так и от отца своего – Ярослава.
Конечно, Александр с детства, по обычаю своего времени, стал получать обширное и разностороннее образование; «от юного возраста и от младых ногтей всякому делу благу научен бысть», – говорит про него летописец. При этом с юного же детства жизнь Александра стала протекать при необычайных и крайне тяжелых обстоятельствах. Едва войдя в возраст пяти лет, он должен был уже слышать о страшном Калкском побоище, где чуть не погиб его дед Мстислав Удалой. Затем мы видели, что отец Александра неоднократно оставлял его, вместе со старшим братом Феодором и дядькой-кормильцем Феодором Даниловичем, в Новгороде в те печальные времена, когда борьба сторон, с кровавыми распрями на улицах, шла в нем беспрерывно; в Новгороде же пережил Александр страшный голод и последовавший затем мор; в нем слышал он постоянно о шведах, о литовских набегах и о все возрастающей силе немцев; о взятии последними Кукейноса, Герсика и Юрьева, о проявленных ими при этом коварстве, беспощадной жестокости и ненависти к православию и, наконец, об ужасном татарском погроме, лишившем его лично дяди Юрия с двоюродными братьями.
Эти необычайные события, пережитые им в детстве, повлияли бы, конечно, в высшей степени пагубно на человека слабого, но по отношению Александра они способствовали лишь к развитию и укреплению всех его богатых душевных сил: мужества, твердости, ясности взгляда на происходящие события, горячей любви к Родине и непоколебимой веры в Божественный промысел.
Когда Александру исполнилось семнадцать лет и отец его уехал, как мы видели, на юг, то он был торжественно посажен в Софийском соборе на княжеском столе. Прекрасный по наружности, выше ростом всех остальных людей, с голосом могучим, как труба, Александр очаровывал всех своим царственным видом и тогда уже поражал окружающих зрелостью и мудростью ума.
В это время как раз начальник рижских рыцарей, магистр Андрей Вельвен, опытный и почтенный человек, имел свидание с Александром, без сомнения, по делам ордена, с которым, как мы видели, у нас был заключен Ярославом выгодный мир в 1233 году. Этот Андрей Вельвен, вернувшись в Ригу, с изумлением говорил: «Я прошел многие страны, знаю свет, людей и государей, но видел и слушал Александра Новгородского с изумлением».
В 1239 году, когда Александру исполнилось двадцать лет, он женился на дочери полоцкого князя Бречислава княжне Александре.
Невеста принесла в приданое ту знаменитую икону Божией Матери, писанную, по преданию, евангелистом Лукою, которая, как мы говорили, была получена ее родственницей, святой Ефросинией Полоцкой, от греческого императора. Свадьба была отпразднована в Торопце. Вернувшись с молодой супругой домой – в Новгород, Александр устроил второе брачное пиршество, или «кашу», как тогда говорили, так как на свадебных пирах того времени новобрачным всегда подавалась каша, приготовляемая с особыми обрядами. Это было за год до грозного Крестового похода шведов на русских.
Точно на магометан во Святую землю, с пением священных гимнов, с крестом впереди, вошли шведские крестоносцы на свои корабли летом 1240 года. Переезд через Балтийское море до Або и от Або к устью Невы совершился вполне благополучно. Пылая ратным духом, знаменитый ярл Биргер рассчитывал прежде всего напасть на Ладогу и, ставши здесь твердой ногой, обрушиться на Новгород. Остановившись при устье реки Ижоры, Биргер, не сомневаясь в своей победе, «загордевся» и послал сказать Александру: «Выходи против меня, если можешь сопротивляться! Я уже здесь и пленю твою землю».
Получив этот надменный вызов и узнав об огромном воинстве пришельцев, расположившихся на берегу Невы, Александр «разгорелся сердцем», как говорит летописец.
Немедленно приказав собраться своей малочисленной дружине, он отправился в собор Святой Софии и, упав на колени перед алтарем, стал, проливая горячие слезы, возносить Господу свою усердную молитву: «Боже хвальный, Боже праведный, Боже великий и крепкий, Боже превечный! Сотворивый небо и землю и поставивый пределы языкам, и жити повелевый, не преступая в чужия части… И ныне Владыко прещедрый!.. слыши словеса гордого варвара сего, похваляющася разорити Святую Веру Православную и пролита хоща кровь христианскую. Призри с небес и виждь и посети нас винограда своего и суди обидящих мя, и возбрани борющихся со мною, и приими оружие и щит и стани в помощь мне, да не рекут врази наши, где есть Бог их? Ты бо еси Бог наш и на Тя уповаем».
Принеся эту молитву и получив благословение епископа Спиридона, Александр, утирая слезы, струившиеся из его прекрасных очей, вышел к собравшейся дружине и народу и объявил: «Братья! Не в силе Бог, а в правде! Вспомним слова псалмопевца: „сии во оружии, и сии на конях, мы же во имя Господа Бога нашего призовем… Не убоимся множества ратныя, яко с нами Бог“». Слова эти, конечно, вызвали необычайное воодушевление.
Александр решил идти на врага немедленно, не ожидая ни сбора новгородцев, ни подкреплений от отца; он правильно определил своим проникновенным военным взглядом, что только молниеносной быстротой и полной внезапностью можно победить огромное вражеское воинство.
«И пойде на них во ярости мужества своего, в мале вой своих, не дожда много вой своих с великою силою, но уповая на Святую Троицу. Жалостно и слышати, яко отец его, честный князь Ярослав Всеволодович, не бе ведал таковаго встания на сына своего милаго, на великаго князя Александра, ни оному бесть вести, когда послати к отцю; а затем же и мнози новгородцы не совокупившеся, ускори понеже великий князь Александр Ярославович пойти против ратных», – говорит летописец.
Но при необыкновенной стремительности своего движения Александр шел со всеми военными предосторожностями, и при этом отнюдь не с завязанными глазами.
За шведами зорко следил некий Пелгусий, которому была поручена морская стража финского побережья. Пелгусий этот был старшиной финского языческого племени ижоры, но сам ревностно исповедовал православие.
Когда утром, 15 июля 1240 года, Александр подходил к берегам Невы, то Пелгусий вышел ему навстречу; он точно определил количество приплывших крестоносцев, а также места их станов и, конечно, указал те пути, по которым к ним можно было подойти совершенно скрытно.
При этом Пелгусий рассказал Александру о чудном и страшном видении, которое он имел. «Всю ночь провел я без сна на берегу, наблюдая за врагами, – передавал он Александру так, чтобы их не слышали остальные. – На восходе солнца я услышал на воде сильный шум и увидел один насад (ладью) с гребцами. Посреди насада стояли в алых одеждах, положивши на рамена друг друга руки, святые мученики Борис и Глеб, а гребцы, сидевшие в насаде, были «яко мглою одеяны». И сказал Борис: «Брат Глеб! вели грести, да поможем сроднику своему, великому князю Александру Ярославовичу». Увидя дивное видение и услыхав святых мучеников, я стоял в трепете и ужасе, пока видение не исчезло из вида».
Конечно, сообщение Пелгусия было радостно встречено Александром. Приказав ему никому не говорить о виденном, он перешел реку Ижору и совершенно скрытно подошел к шведскому стану.
Затем, выстроив свое немногочисленное воинство, к которому присоединились в пути и ладожане, и призывая помощь Всевышнего, Александр смело ударил на врага, несясь впереди всех на своем борзом скакуне, в сияющих доспехах, грозный и прекрасный, подобный архангелу Михаилу, архистратигу небесных сил.
Шведы были расположены совершенно беспечно, так как не могли иметь и мысли о возможности нападения русских. Неожиданное появление наших отважных воинов, налетевших на них с громкими криками, произвело в шведском стане неописуемое смятение.
Скоро Александр увидел своего надменного врага – ярла Биргера. Юный герой устремился на него и своим копьем нанес Биргеру тяжелый удар по лицу, «возложил печать на лицо его», по выражению летописца.
Часть крестоносцев в ужасе бросилась к своим судам, спасаясь от убийственных ударов русских, прошедших насквозь весь вражеский стан; но другие оправились от внезапного нападения и стали оказывать упорнейшее сопротивление. Жестокий бой кипел до ночи. Наконец Господь даровал нам полную победу.
Малочисленные соратники Александра, руководимые своим бесстрашным вождем, оказали в этот день чудеса храбрости.
Особенно отличились шесть человек, как об этом рассказывал после битвы сам Александр: доблестный витязь Гавриил Олексич прорубился до шведского корабля; видя, что на корабль этот по доске несут на руках сына Биргера, Гавриил выехал на него верхом по той же доске, а когда шведы сбросили эту доску вместе с ним и конем в воду, то он снова кинулся к судну и так крепко бился, что убил находившегося на нем воеводу и латинского епископа. Второй – был новгородец Сбыслав Якунович: он много раз въезжал в самые густые полчища неприятеля с одним только топором и бесстрашно рассекал густые толпы противников. Третий – Яков Полочанин, ловчий князя, один ударил со своим мечом на целый неприятельский полк и так мужественно и крепко поражал их, что заслужил личную похвалу Александра. Четвертый – новгородец, именем Миша, собрав дружину соратников, пеший бросился в море и погубил три шведских корабля. Пятый – отрок Александра, Савва, наехал на большой златоверхий шатер Биргера и, подсекши под ним столп, уронил его, чем возвестил русским победу. Наконец, шестой – был доблестный слуга Александра Ратмир; он мужественно бился пеший и погиб от ран, врубившись в толпу шведов.