Поэтому вся жизнь Александра после кончины отца и была направлена к тому, чтобы приобрести полное доверие к себе со стороны татар, конечно, для того, чтобы они, по возможности менее вмешиваясь в наши внутренние дела, позволили бы отдохнуть и собраться с свежими силами полураздавленной русской народности.
Для достижения этой великой и святой цели Александр не щадил себя; он шел на всякие опасности и труды и испил до дна горькую чашу унижений от татар; вместе с тем он прошел также через ряд самых глубоких душевных страданий, так как зачастую не был понят даже своими близкими и родными.
Оплакав насильственную смерть отца, Александр получил грозное приглашение Батыя явиться к нему. Он отправился вслед за своим братом Андреем, выехавшим ранее его.
Когда Александр прибыл в ханскую ставку, то, как об этом говорится в его житии, татарские волхвы перед тем, чтобы допустить его к Батыю, потребовали от него так же, как и от Михаила Черниговского, чтобы он прошел «сквозь огонь и поклонился кусту и огневи и идолам». Готовый претерпеть для блага и спасения своей Родины всевозможные унижения, Александр не счел, однако, возможным совершить что-либо противное христианской совести. Поэтому на гнусное предложение волхвов он, не страшась своим отказом навлечь на себя мученическую смерть, бестрепетно отвечал: «Я – христианин, и мне не подобает кланяться твари. Я поклоняюсь Отцу и Сыну и Святому Духу, Богу единому, в Троице славимому, создавшему небо и землю и вся, иже в них суть». Спокойное мужество Александра поразило придворных хана, которые тотчас же отправились доложить об его ответе Батыю. Все были уверены, что он, так же как Михаилу Черниговскому, велит объявить ему свое повеление: или поклониться огню, кусту и идолам, или умереть.
Однако, к общему удивлению, Батый прислал сказать, что он разрешает Александру предстать перед его очи без исполнения обрядов, требуемых волхвами.
И вот русский князь Александр, знаменитый победитель шведов, немцев и литовцев, прекрасный и светлый, как ангел, вошел в шатер грязного татарина, поработителя его земли и убийцы многих близких родственников, разложил принесенные дары, пал перед ним на колени и смиренно склонил голову.
Много веков прошло с тех пор, но и теперь сердце каждого русского человека должно болезненно сжиматься, вспоминая это бесконечно тяжкое унижение лучшего из русских князей, который искупал им не свой, а чужой грех – отсутствие братолюбия и единства, погубившее нашу Родину. Батый несколько времени любовался преклоненным перед ним героем; наконец, обращаясь к окружающим, он произнес: «Правду говорили мне: нет князя, равного этому».
От Батыя Александру с братом Андреем пришлось совершить длинный и трудный путь в далекие края, для представления великому хану, и, конечно, пройти и там через ряд горьких унижений.
Во время этой поездки их младший брат, Михаил Хоробрит, или Храбрый, получивший в удел Москву, решил, не имея никаких прав, изгнать дядю Святослава из Владимира и самому сесть на великое княжение. Михаил, впрочем, скоро погиб в борьбе с Литвою, а на следующий год вернулись Александр и Андрей с честью и пожалованием от хана Менгу.
Андрею было дано великое княжение Владимирское (дядя Святослав жил недолго и скоро умер); Александр же, хотя и старше Андрея, получил Новгород и Киев.
Что заставило хана обойти Александра – неизвестно. Может быть, это соответствовало и желанию покойного Ярослава, который считал Александра, как самого способного из своих сыновей, наиболее пригодным для занятия столь трудных в то время столов, как Новгородский и особенно Киевский, где все необходимо было восстанавливать вновь из развалин.
Во всяком случае, вернувшись к началу 1250 года в Русскую землю, Александр отправился в Новгород, где был встречен жителями с большой радостью, и стал усердно заниматься делами Святой Софии.
Скоро в Новгород к нему прибыло чрезвычайное посольство от папы Иннокентия Четвертого.
Папа прислал к нему двух своих знатнейших вельмож – кардиналов Гольда и Гемента – с письмом, в котором требовал перехода Александра вместе со всем русским народом в латинство, утверждая, что покойный отец его Ярослав обещал это перед смертью в Татарских землях его послу Плано-Карпини, чего в действительности не было, так как в своих записках, дошедших до нас, Плано-Карпини, описывая смерть Ярослава, не говорит об этом ни одного слова.
Хитрые кардиналы, вручив Александру папское послание, помеченное 8 февраля 1248 года, стали, разумеется, всячески его уговаривать перейти в латинство, уверяя, что, только отрекшись от православия, он найдет помощь у западных государей и тем спасет как себя, так и свой народ от татар.
На это Александр, до глубины души возмущенный как самим предложением, так и клеветой на покойного отца, грозно отвечал им:
«Слышите, посланцы папежстии и прелестницы преокаянныя. От Адама и до потопа, и от потопа до разделения язык и от разделения язык и до начала Авраамля, и от Авраамля до приития Израилева сквозе Чермное море, а от начала царства Соломона до Августа царя, а от начала Августа до Рождества Христова, и до страсти, и до воскресения Его, а от воскресения Его и на небеса всшествия, и до царствия Великого Константина, и до первого собора и до седьмого собора: сия вся сведаем добре, а от вас учения не принимаем».
Сообщив этот же ответ папе в письме, Александр отправил кардиналов домой и продолжал ревностно заниматься новгородскими делами с тем, разумеется, чтобы привести их в порядок и иметь возможность отправиться для многотрудной деятельности в Киев, откуда приехал его навестить митрополит Кирилл, вместе с ростовским епископом Кириллом же, большим почитателем Александра.
Однако вскоре после отъезда митрополита Александр заболел какою-то опасной болезнью; «бысть болезнь его тяжка зело», что вызвало сильнейшее беспокойство во всем Новгороде и задержало выезд в Киев.
Затем, едва оправившись от болезни, Александр должен был приложить все свои заботы на предупреждение голода, грозившего Новгороду в 1252 году, вследствие дурной весны, а также и на снаряжение посольства к норвежскому королю Гакону, с целью сватовства дочери его Христины за сына своего Василия.
Но занятия всеми этими делами были неожиданно прерваны. Вместо Батыя, за его старостью, в Сараевской Орде стал править сын его Сартак, к которому надлежало спешить ехать на поклон, так как во Владимире в это время произошли страшные беспорядки, вызвавшие второе нашествие татар.
Насколько можно судить по дошедшим до нас сведениям, Андрей Ярославович был человеком благородным, но не столь мудрым, как брат Александр, «поспешным», по определению отца своего Ярослава, и, севши на великое княжение во Владимире, он не мог сносить терпеливо унизительной для себя зависимости от татар; это вызвало с их стороны величайшее раздражение и посылку большого карательного отряда, под начальством Неврюя, то есть вызвало именно то, от чего так самоотверженно старался защитить Русскую землю Александр.
Ввиду этих грозных обстоятельств Андрей вынужден был тайно выйти из Владимира, а Александр поспешил в Орду, чтобы представиться Сартаку и умилостивить его гнев. При этом на своем пути он должен был иметь большую горечь встретить войска Неврюя, шедшие опустошать Суздальский край.
Татары настигли Андрея у Переяславля, разбили его дружину и едва не захватили его самого; затем они разошлись по всем Владимирским областям, жгли, насильничали и убивали; захватили Переяславль, составлявший удел Александра, убили в нем воеводу, жену юного брата Александра Ярослава и пленили ее детей.
Александр в это время сумел умилостивить в Орде Сартака и возвращался с пожалованием на великое княжение, но поздно: татары уже уходили с торжеством, разорив и ограбив все, что было в их силах.
Сердечно встреченный владимирцами, Александр должен был, подобно покойному отцу, хоронить трупы, восстанавливать храмы и жилища и призывать жителей, разбежавшихся по лесам, вернуться в свои владения.
Неблагоразумный же Андрей бежал в Швецию и только через несколько лет вернулся на Родину, где с любовью был принят старшим братом, который дал ему Суздаль.
Между тем после сурового ответа, данного Александром послам папы, в Риме решили опять открыть враждебные действия против Русской земли, натравливая на нее для этого наших соседей. В 1253 году Иннокентий Четвертый, писавший Александру, послал приказание епископам и духовенству Ливонии – проповедовать новый Крестовый поход, причем презрительно смешивал в своем послании русских с татарами.
В том же 1253 году рыцари внезапно подступили к Пскову, в надежде его легко захватить, но были мужественно отбиты жителями города и затем стали поспешно отступать, узнав, что на выручку псковичей идут новгородцы с сыном Александра Невского – юным Василием; так, после Невской победы и Ледового побоища, стал наводить на немцев страх один только слух о движении новгородцев.
Тогда, не теряя времени на преследование, новгородцы направились к устью реки Наровы, в расположенные здесь немецкие владения, и «створиша волость их пусту». Псковичи же, видя поспешное отступление немцев, погнались за ними, принудили к бою и «победита я». При таких обстоятельствах рыцари вынуждены были просить мира, который и был заключен «на всей воле Новгородской и Псковской».
Кроме немцев, латиняне возбуждали против нас жестокого и коварного Миндовга, объединителя литовских племен.
Он овладел еще в 1235 году русским городом Новогрудком, затем стал быстро усиливаться и, найдя выгодным иметь поддержку папы[25], принял католичество, в награду за что получил из Рима королевский венец. Скоро он отрекся от христианства, но сила его возрастала все более и более; Миндовг овладел раздробленными уделами полоцких князей и после Бречислава, тестя Александра Невского, посадил в древнем гнезде Рогнеды своего племянника Тевтивила.
В 1252 году, во время поездки Александра в Орду для представления Сартаку, Миндовг пошел воевать Смоленскую землю, причем отряды его стали опустошать и новгородские владения. Тогда сидевший в это время в Новгороде сын Александра Василий, несмотря на крайнюю свою юность (11–12 лет), храбро выступил против литовцев, конечно руководимый опытными боярами, геройски сразился с ними и разбил наголову. Таким образом, на время были усмирены и литовцы.