Но, несмотря на это крестное целование, знаменитые и гордые своим благородством немецкие епископы и рыцари поступили с нами самым бесчестным образом. Когда 18 февраля 1268 года русские подходили к Раковору, то вдруг увидели немецкие полки, которые стояли как лес дремучий, потому что собралась вся земля Немецкая, обманувши новгородцев ложной клятвой. Русские, однако, не испугались и, смело перейдя реку, отделявшую их от врага, построили свои полки для боя. В свою очередь и немцы выстроили «великую свинью», и скоро началась битва. «Было побоище страшное, – говорит летописец, – какого не видели ни отцы, ни деды». Наконец русские сломили немцев и гнали их семь верст до Раковора; но победа эта стоила нам очень дорого: кроме множества убитых, новгородцы потеряли посадника и тысяцкого. Неприятелей же пало столько, что мы не могли пробраться по их телам.
После победы, простояв три дня на костях, новгородцы отправились домой, увозя своих убитых, а Довмонт со псковичами опустошил Ливонию до моря и вернулся с большим полоном во Псков.
В следующем, 1269 году 18 тысяч немцев под начальством магистра ордена сожгли Изборск и подошли ко Пскову со множеством стенобитных орудий, с тем чтобы сровнять его с землею. Увидев грозного врага под стенами города, храбрый Довмонт не смутился; он привел свою малую дружину в собор Святой Троицы, горячо помолился у мощей славного защитника Пскова святого Всеволода-Гавриила, а затем положил свой меч перед алтарем; игумен Исидор торжественно благословил этот меч и собственноручно препоясал им Довмонта.
Укрепленный горячей молитвой и непоколебимой верой в заступничество Божие, Довмонт не замедлил совершить ряд блистательных подвигов; он десять дней без устали бился с немцами и ранил самого магистра; тем временем подоспели подкрепления из Новгорода, и ливонцы, не надеясь на успех, поспешили заключить с нами мир.
Храбрый Довмонт княжил во Пскове до глубокой старости и успел под конец своей жизни, в 1299 году, оказать своей второй Родине еще одну важную услугу. Ливонские рыцари в 1299 году неожиданно осадили Псков и, разграбив монастыри в предместье, убивали безоружных монахов, женщин и младенцев. Тогда Довмонт, уже маститый старец, немедленно вывел свою малочисленную дружину из города, напал на рыцарей, смял их в реку Великую, причем был ранен командор ордена, и забрал затем множество пленных и оружия.
Вскоре после этого Довмонт умер, оплакиваемый решительно всеми.
В часы опасности и кровопролития он обыкновенно говорил: «Добрые мужи псковичи! Кто из вас стар, тот мне отец, кто молод, тот брат. Помните Отечество и церковь Божию». За свою высокоправедную жизнь Довмонт-Тимофей причтен церковью к лику святых. Мощи его покоятся в Троицком соборе, в приделе святого Всеволода-Гавриила.
После славного похода Александра Невского в 1256 году в Финляндию шведы ограничивались лишь незначительными попытками против нас до 1293 года; в 1293 же году они построили крепость Выборг в новгородских владениях – в Карельской земле, а в 1300 году вошли в Неву с большой силой, привели мастеров из своей земли и из Италии и поставили город при устье реки Охты; «они утвердили его твердостью несказанной», – говорит летописец, и назвали «Венцом Земли» (Ландскроною); затем, оставив в нем сильный отряд войска (гарнизон), ушли домой. Но, несмотря на это, Венец Земли был взят в следующем же, 1301 году русскими, под предводительством великого князя Андрея, и срыт до основания.
Этим походом Андрей несколько снял со своей памяти огромную вину, лежавшую на нем за то, что, враждуя с братом Димитрием из-за великого княжения, он, как мы говорили, несколько раз призывал себе на помощь татар, опустошавших Русскую землю.
Под влиянием татарского ига стало заметно усиливаться общее огрубение нравов; образованность падала, а развивались пьянство и любовь к грубым зрелищам, между прочим к кровавым кулачным боям, с многочисленными убитыми; женщин, во избежание оскорблений, приходилось уже тщательно оберегать и держать больше дома.
Но, отмечая эти печальные стороны, появившиеся в русской жизни, необходимо сказать, что наряду с этим не переводились и отдельные светлые личности, причем, к большому счастью, своими высокими душевными качествами особенно отличался в темные времена татарщины целый ряд представителей русского духовенства; это были не только праведные служители Церкви, но и люди, горячо любившие Русскую землю, ее истинные защитники и печальники, нисколько не заботившиеся о собственном возвеличении и обогащении, а только об единении всех во имя любви к Родине. Таковыми были уже знакомый нам верный сподвижник Александра Невского митрополит Кирилл и заступивший после него блаженный Максим, родом грек, а также епископы: святой Симеон Тверской, блаженный Серапион Владимирский и святой Игнатий Ростовский.
Видя сильное падение нравов, как среди населения, так и среди низшего духовенства, после нашествия татар, митрополит Кирилл решил с этим бороться и созвал в 1274 году собор, на котором были созданы строгие правила для устранения всех беспорядков в церковной жизни и искоренения злоупотреблений, причем всех не соответственных сану священников решено было удалить. «Пусть лучше будет один достойный служитель церкви, – постановили отцы собора, – нежели тысяча беззаконных», и это мудрое постановление было затем строго проведено в жизнь.
Конечно, такое ревностное отношение к званию служителя церкви и собственная высокоправедная жизнь наших святителей имели сильное влияние на всю паству. Предаваясь братоубийственной розни, пьянству, любостяжанию и прочим порокам, каждый самый закоренелый грешник того времени всегда имел перед глазами высокие примеры праведной жизни и всегда носил в своем сердце сознание, глубоко заложенное ему Православною церковью, что наша земная жизнь не самостоятельное благо и нет в ней самодовлеющей ценности, а она должна быть всецело подвигом смирения, кротости, воздержания и деятельной любви к ближнему ради небесного, причем Церковь учила, что и сама молитва должна быть «не вся за ся, но (лишь) третья часть за ся, остальное (ино) все за (все) крестьян и за князя», как и Христос учил в молитве Господней молиться за всех людей, а отнюдь не лично за себя: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго».
Ввиду такого глубокого влияния церкви, и в частной жизни было у всех стремление приблизить домашнюю обстановку к подобию храма, а быт мирян – к правилам иноческим, со строгим ограничением в удобствах обстановки, с осуждением веселья, с похвалой слез, безмолвия, со строгим соблюдением поста, ежедневным посещением церковных служб и ночною молитвою, особенно настойчиво предписывавшейся с древнейших времен, и, наконец, с непрестанным памятованием о смерти и о Страшном суде Божием.
Поэтому, когда настала погибель, когда после нашествия поганых, по словам Серапиона Владимирского, «величествие наше смирилось, красота наша погибла и в поношение и в постыд стала светло светлая и украсно украшенная земля Русская», то хотя и приостановился рост просвещения книжного, но не вымерло просвещение церковным и святоотеческим поучением, благодаря сосредоточению его в лице святых подвижников, которые почти все прошли через трудный путь иночества; святая жизнь этих подвижников благотворно влияла не только на русских, но поражала даже и татар, почему в Орде и были случаи крещения отдельных лиц.
Из русских же людей, стяжавших себе в те времена святость своей праведной жизнью в миру, следует помянуть, кроме уже ранее указанных, следующих: князя Романа Угловского, жившего до 1285 года и бывшего истинным отцом и благодетелем своих подданных; князя Феодора Смоленского и Ярославского (умер в 1296 году), ходившего по приказанию татар воевать кавказских ясов и настолько поразившего своим мужеством хана Менгу-Темира, что тот отдал за Феодора свою дочь и позволил ей креститься, и святого Прокопия Устюжского – первого русского юродивого. Святой Прокопий был богатым иностранным купцом, торговавшим в Новгороде; пленившись чистым учением Православной церкви, он отрекся от латинства, роздал все состояние бедным и, пробыв некоторое время в Хутынском монастыре, отправился в Великий Устюг, где вступил на тяжкий путь юродства, терпеливо снося всевозможные лишения и унижения. Святой Прокопий обладал даром прозорливости и умер в 1285 году, приобретя под конец жизни величайшее уважение устюжан как своею праведностью, так и чудесным избавлением города от избиения граждан каменным дождем; этот дождь падающих небесных камней разразился не над Устюгом, а в 20 верстах от него, по усердной молитве Прокопия перед чудесной иконой Благовещения Божией Матери, хранящейся ныне в Московском Успенском соборе. Во время жизни святого Прокопия имело место и чудесное явление в Костроме чудотворной иконы Божией Матери, именуемой Федоровской, которой впоследствии был благословлен на царство первый из царей ныне царствующего дома Романовых Михаил Федорович.
Православная церковь причла также к лику святых и жившего в те времена младшего сына Александра Невского Даниила, родившегося за два года до преставления своего блаженного родителя. Судьба Даниила весьма замечательна. Как младший сын, он получил самый незначительный удел – Москву, имя которой, как мы помним, впервые упоминается в 1147 году, по случаю свидания в ней Юрия Долгорукого со Святославом Ольговичем; тогда это не был даже город, а только усадьба опального боярина Кучки, так как собственно город был заложен в 1156 году. Мы уже видели, что Москва была пограничным городком Суздальской земли, через который шла дорога из южной Руси на северо-восток; другая дорога шла через Москву же от Новгорода и Волоколамска по Москве-реке и Оке – на среднюю и нижнюю Волгу, или же по Дону – к Азовскому и Черному морям. Значение этого последнего пути становится весьма заметным после нашествия татар, когда заглох старый великий путь из «варяг в греки», шедший через Киев по Днепру, и когда черноморский торг принял иное направление. Торг этот сосредоточился на новом месте, покровительствуемом татарами, быстро оценившими выгоды торговли, а именно у устьев Дона на Сурожском (Азовском) море и близ древнего Киммерийского Боспора, где предприимчивые купцы итальянского города Генуи создали большой торговый город Кафу (Феодосию), хотя самый путь к устьям Дона и в Кафу, вследствие хозяйничанья татар в Русской земле, и проходил на значительной части своего протяжения по совершенно бесплодным местам.