Чанибек понял справедливость слов своего верного данника, московского князя, и выдал ему головой брата Ольгердова с дружиной, которые и были доставлены в Москву.
Литовский князь присмирел и на другой год прислал в Москву послов с челобитьем и многими дарами, прося мира и помилования его брату. Симеон великодушно отпустил пленников, после чего между ним и Ольгердом завязалась любовь и дружба, причем Ольгерд, потеряв свою первую жену – Марию Ярославну Витебскую, женился на свояченице Симеона – Ульяне Александровне Тверской, а брат его Любарт, тоже вдовец, – на ростовской княжне.
Во времена Симеона у немцев окончилась усобица ливонских рыцарей с рижскими епископами; поэтому они возобновили свои наступательные действия и несколько раз ходили воевать со Псковом, но храбрые псковичи, усердно призывая на помощь святых Всеволода и Довмонта, каждый раз успешно били немцев; однажды им на помощь приходил и Ольгерд, который, впрочем, ходил также и на новгородцев, обидевшись на их посадника, пренебрежительно отзывавшегося о нем.
У Новгорода тоже возобновилась борьба со шведами. Шведский король Магнус возымел странную мысль – идти Крестовым походом на Новгород, для обращения в латинство русских язычников, для чего, собрав в налог десятую часть дохода всех жителей, выступил в 1341 году в поход; он вошел в Неву и отправил послов в Новгород, которые объявили на вече от его имени: «Пришлите на съезд своих философов, а я пришлю своих, пусть они поговорят о вере; хочу узнать, какая вера будет лучше: если ваша будет лучше, то я иду в вашу веру, если же наша лучше, то ступайте в нашу веру и будем все как один человек; если же не хотите соединиться с нами, то иду на вас со всей моею силою».
Новгородцы, во главе с владыкой Василием, отвечали: «Если хочешь узнать, какая вера лучше, то пошли в Царьград к патриарху, потому что мы от греков приняли православную веру, а с тобой нам нечего спорить о вере; если же тебе есть какая-нибудь от нас обида, то шлем к тебе на съезд» – и послали тысяцкого с боярами. Но Магнус ответил им: «Обиды мне от вас нет никакой; ступайте в мою веру, а не пойдете, то я иду на вас со всей моей силою» – и, отпустивши послов, осадил Орешек, причем всем попадавшим в руки русским велел брить бороды, а потом перекрещивал их в латинство.
«Но русские скоро показали, что у них бороды опять выросли», – уныло говорит шведский летописец. Хотя Магнусу и удалось овладеть Орешком, но новгородцы на следующий год взяли его обратно, затем подошли к Выборгу, разбили вышедших им навстречу шведов и заключили выгодный мир. Во время этого похода Псков, за содействие Новгороду, был пожалован младшим братом Новгороду, причем было определено: посаднику новгородскому во Пскове не сидеть, от владыки судить во Пскове псковичу и псковитян на суд в Новгород не вызывать.
В 1352 году Русскую землю посетило страшное бедствие – мор, под названием «черной смерти», которая была, вероятно, легочной чумою. Первоначально она появилась в Китае, где от нее умерло 13 миллионов людей; затем она была занесена на кораблях в Европу, обошла Францию, Англию, Германию, Швецию, откуда проникла, через Новгород и Псков, в Русскую землю. Священники не успевали отпевать покойников – так велика была смертность; в городах Глухове и Белозерске не осталось ни единого человека; все перемерли.
Население было, конечно, в ужасе, и много зла творилось в это время преступными людьми; но вместе с тем многими русскими людьми было проявлено и замечательное мужество, и самоотверженность в служении больным. Особенно прославился своим бесстрашием и истинно христианской любовью к несчастным зачумленным новгородский владыка Василий, который, к сожалению, и сам скончался от мора.
В 1353 году «черная смерть» постигла и Москву, и от нее умерли митрополит Феогност, сам великий князь Симеон, едва достигший тридцатишестилетнего возраста, все его дети, молодой брат Андрей и множество народа. Перед кончиной Феогност много претерпел за Русскую землю. Поехав в Орду на поклон новому хану Джанибеку, он был задержан татарами, которые предавали его разным истязаниям с тем, чтобы он отказался от прав Русской церкви, данных прежними ханами; но святитель твердо перенес свои страдания и, раздав богатые дары, сумел отстоять права нашей церкви. Он был причтен к лику святых и погребен рядом со святым Петром в Успенском соборе.
Симеон в своей духовной грамоте завещал следующее: «А по благословению нашего отца, что нам приказал жити за один, так и я вам приказываю, своей братии – жити за один. А лихих бы людей вы не слушали, кто станет вас сваживать; слушали бы вы отца нашего, владыку Алексия (преемника митрополита Феогноста), также и старых бояр, кто хотел отцу нашему добра и нам. А пишу вам это слово для того, чтобы не перестала память родителей наших и наша, и свеча бы не угасла». Так умер мудрый и твердый духом Симеон. Кроме непрестанных занятий по делам своей земли он усердно занимался украшением Москвы. При нем были чудесно расписаны греческими и русскими мастерами храмы, сооруженные его отцом. Во времена Симеона же возникло в Москве, под руководством славного мастера Бориса, родом римлянина, и необходимое для Руси искусство – колокольное литье.
Смерть Симеона хотя и подняла новые крамолы, но не произвела никакого особого замешательства; так уже крепко была устроена Москвой связь земских и княжеских отношений, причем в заботах об этой связи Москва не упустила важнейшего дела и вполне обеспечила себя относительно избрания митрополита. Еще при жизни святого Феогноста им же был избран наместником митрополичьего стола русский человек, старец Алексий, из черниговских бояр; его отец Феодор Бяконт перебрался на службу к князю Даниилу Александровичу, и Иоанн Калита, будучи еще отроком, крестил старшего сына Феодора Елевферия.
Достигнув тринадцати лет, Елевферий услышал однажды, занимаясь ловлей птичек, голос, указавший ему путь к иночеству; поэтому уже на пятнадцатом году жизни он принял пострижение с именем Алексий и после двадцати лет строгих подвигов обратил на себя внимание Феогноста, который назначил его своим преемником и, без сомнения, посвятил во все задачи об освобождении Руси от татар и собирания ее под властью Москвы, завещанные еще святым Петром. Вот слушать этого Алексия и наказал своим братьям умирающий Симеон.
Кроме Алексия в то же время был уже славен своими подвигами и другой великий русский подвижник.
В 1314 году у благочестивого ростовского боярина Кирилла и жены его Марии родился сын Варфоломей. Это был замечательный ребенок, и боярыня Мария еще до рождения Варфоломея почувствовала, что жизнь его будет необыкновенной по своей святости. Мальчик рос тихим и набожным; на седьмом году его отдали учиться грамоте вместе с братьями – Стефаном и Петром, но она, к глубокому огорчению, ему не давалась, и он часто со слезами молился Богу, чтобы Он подал ему разумение грамоты.
Наконец горячая молитва его была услышана; однажды он был послан отцом в поле искать лошадей и увидел незнакомого старца, который стоял под дубом и усердно молился. Варфоломей выждал окончания его молитвы, а затем подошел к благословению; когда же старец спросил его, что он желает, то мальчик рассказал ему о своих неуспехах в грамоте и просил его помолиться за него. Старец помолился и дал часть просфоры, сказав при этом, что отныне ему дается от Бога разум к учению. И действительно, в тот же день Варфоломей, в присутствии старца, приглашенного мальчиком в дом своих родителей, стал за часами уже стройно читать Псалтырь; после этого, благословив еще раз Варфоломея и предсказав ему за добродетельное житье великую будущность, старец стал внезапно невидимым, из чего присутствующие и познали, что их чудесно посетил ангел Божий.
Когда Варфоломею минуло пятнадцать лет, отец его совершенно разорился; он принужден был покинуть Ростов и переселиться с семьей в городок Радонеж, в 54 верстах от Москвы; здесь, достигнув двадцатилетнего возраста, Варфоломей пожелал постричься, так как по жизни своей был уже с детства строжайшим иноком. Родители его ничего не имели против этого, но так как старшие сыновья уже женились и имели на попечении собственные семьи, то старики просили Варфоломея оставить свое намерение до их смерти, с тем чтобы он поддерживал их старость своим трудом.
Варфоломей исполнил это желание, и только дождавшись кончины родителей, имея двадцать три года от роду, покончил с мирскою жизнью. Однако он не пошел ни в один из существовавших монастырей, а, следуя примерам великих основателей монашества, пустынников Египта Антония, Пахомия и Макария, решил уединиться в лесу и пригласил себе в товарищи родного своего брата Стефана, успевшего овдоветь к этому времени и постричься в монастыре.
В громадном лесу, расположенном близ Радонежа, они выбрали себе место, где решили поставить церквицу и шалаш. Это было в том самом месте, где ныне стоит величественная Троице-Сергиевская лавра, знакомая каждому русскому человеку.
Деревянная церквица была выстроена и освящена по благословению митрополита Феогноста во имя Святой Троицы; но скоро Стефан не выдержал суровой жизни и ушел в Москву, в Богоявленский монастырь. Варфоломей же остался совершенно один в дремучем лесу, где можно было только видеть и слышать зверей и птиц; впрочем, к нему пришел ненадолго один игумен-старец, по имени Митрофан, и постриг его в иноки с именем Сергий; после ухода Митрофана он в течение нескольких лет оставался совершенно одиноким в лесу, пребывая постоянно в молитве, исключая время, необходимое для работы в своем небольшом огороде.
Во время этого сурового одиночества страшные видения постоянно осаждали по ночам молодого подвижника и вместе с воем и ревом хищных зверей, бродивших вокруг кельи, должны были делать его жизнь особенно безотрадной; но инок Сергий, горячо призывая помощь Божию, бодро выносил эти испытания и приобрел даже расположение среди зверей; стада волков бегали мимо него, не причиняя вреда, а один медведь стал часто посещать преподобного, который делился с ним своим хлебом, несмотря на то что его едва хватало самому на пропитание. Когда же случалось, что хлеба совсем не было и медведь не находил своей краюхи на урочном месте, то он долго не отходил от кельи, упорно ожидая подачки, как будто злой заимодавец, настоятельно желающий получить свой долг; эти ежедневные посещения медведя продолжались более года.