й с Митяем в путешествии другой архимандрит – Пимен. Однако Димитрий Иоаннович не согласился на это, и в конце концов в Москву на митрополичий стол прибыл из Киева Киприан.
Прибытие его в Москву совпало с началом решительных действий Димитрия и татар друг против друга.
В это время как раз Мамай, устранив хана Магомета, именем которого он правил, сам провозгласил себя ханом и приступил к исполнению своего давнишнего намерения – повторить Батыево нашествие на Русскую землю.
Летом 1380 года он собрал огромнейшее войско и, перейдя Волгу, стал кочевать при устье реки Воронеж. Тут были татары, половцы, черкесы, бессермены, ясы, кавказские жиды, армяне, крымские генуэзцы и представители многих других народов.
Олег Рязанский не надеялся на свою силу и, сохраняя себя, должен был, конечно, или искать благоволения Мамая, или же стать заодно с великим князем Московским; он избрал первое, и, очевидно, потому, что Мамай стоял уже на его границах, а Олег еще недавно дважды испытал, что значит нашествие даже незначительных татарских отрядов.
Дав знать Димитрию о приготовлениях Мамая, Олег вместе с тем вошел в тайные переговоры с татарами, а также и с Ягайлой Литовским.
Олег с Ягайлой, по-видимому, были вполне уверены, что Димитрий не отважится вступить в бой, а убежит на север – в Новгород или на Двину; они же, ублаготворив Мамая богатыми дарами, разделят всю северо-восточную Русь надвое: одна сторона отойдет к Литве, а другая – к Рязани.
Для Москвы такой союз был в действительности грозен; с такой тройной силою ей еще не приходилось бороться.
Но Димитрий и не думал никуда бежать. Он давно уже сам готовился к страшной, но славной борьбе со всей татарской силой; рассылая повсюду гонцов, он с великой любовью и со многим смирением стал призывать русских князей на общее и святое дело, приказав в то же время укреплять пограничные города – Коломну, Тулу и другие; сам же, готовясь на подвиг, по обычаю благочестивых своих предков, прибег к молитве и покаянию.
Между тем в Москву приехали послы от Мамая и потребовали такого же выхода (дани), который Русь платила при Узбеке. На собранной великим князем Боярской думе, где присутствовало и духовенство, решено было послать ту дань, которая была установлена при последней поездке Димитрия в Орду; вместе с тем по совету митрополита Киприана был послан к Мамаю Захар Тютчев с особыми богатыми дарами, чтобы поближе разведать о его намерениях.
Скоро Тютчев донес, что к татарам примкнули Олег Рязанский и Ягайло. Донесение это было получено Димитрием на пиру у боярина Николая Васильевича Вельяминова, брата казненного Ивана. Конечно, оно ничуть не поколебало бодрости Димитрия, который, несомненно, заранее предвидел возможность такого союза Литвы и Рязани с татарами. Он только ускорил сборы войска и решил, как и всегда решали его славные предки, самому выйти навстречу Мамаю в степи, с тем чтобы быстротой действий предупредить своих противников и не дать им возможности соединиться.
Вместе с тем Димитрий выслал вперед «крепкую сторожу» – сильный конный разведочный отряд, под начальством Родиона Ржевского, Андрея Волосатого и Василия Тупика; им приказано было подойти под самую Орду, чтобы «добыть языка», то есть захватить пленных. Вслед за первой была отправлена и вторая сторожа, под начальством Климента Поленина, Ивана Свяслова и Григория Судока. Скоро Димитрий получил от своих разведчиков известие, что Мамай, несомненно, идет на Москву со всею Ордою, но что не спешит, ожидая, с одной стороны, уборки хлебов, чтобы ими воспользоваться для прокормления своих войск, а с другой стороны – и подхода Ягайлы.
Конечно, это известие только заставило Димитрия еще более ускорить свои сборы. Тем войскам, которые не успели прийти в Москву, велено было следовать прямо в Коломну, где сбор областным полкам был назначен на 15 августа, к Успеньеву дню.
Сам же Димитрий, вместе с братом Владимиром Андреевичем и боярами, отправился помолиться Живоначальной Троице, в храм святого Сергия, и принять его благословение. Святой Сергий не только благословил его на предстоящий великий подвиг, но и предсказал за трапезой конечное запустение и погубление Мамаю, а Димитрию помощь небесных сил и милость и славу. Кроме того, святой Сергий отпустил с ним двух иноков-богатырей – Александра Пересвета, бывшего в миру брянским боярином, и Ослябю – и дал каждому из них схиму с нашитым крестом, чтобы возлагать ее поверх шлема.
Отпуская Димитрия, Сергий вновь сказал ему: «Господь Бог будет тебе помощник и защитник; Он победит и низложит твоих супостатов и прославит тебя». Вещие слова преподобного наполнили радостью и надеждою сердце великого князя.
Между тем русское воинство стекалось со всех сторон.
Явились полки и дружины – ростовские, белозерские, ярославские, владимирские, суздальские, переяславские, костромские, муромские, димитровские, можайские, звенигородские, серпуховские; пришла рать и от тверского князя с племянником его Иваном Холмским; наконец, должны были подойти полки нижегородские, а также верные союзники московского князя, сыновья Ольгерда и братья Ягайлы – Андрей Полоцкий, сидевший тогда во Пскове, и Димитрий Корибут Брянский; ожидались и некоторые другие отряды.
Почти все войско было конное, что, конечно, давало возможность Димитрию развить большую быстроту движений. Бряцание оружия и трубные звуки не умолкали в Москве. Среди ратников царило величайшее воодушевление; каждый был счастлив сознанием величия предстоящей борьбы, а в храмах священники и коленопреклоненный народ умиленно возносили свои горячие молитвы о ниспослании победы.
20 августа, в прекрасное ясное утро, московская рать выступила в поход. Димитрий сначала горячо молился в соборном Успенском храме, со слезами припадая к раке святого Петра и усердно прося его помощи, а потом перешел в Архангельский собор, где поклонился гробам родителя и деда.
Затем он простился с нежно любимой супругой своей и детьми.
Удерживая слезы, он поцеловал княгиню Евдокию Димитриевну, сказал ей на прощанье: «Бог нам заступник» – и, сев на коня, выехал к выступавшему войску, которое благословляло и кропило святой водой духовенство, вышедшее его проводить из кремлевских соборов. Евдокия же Димитриевна, вместе со своими боярынями, смотрела с верха великокняжеского терема вслед удалявшемуся воинству.
Полки представляли величественное зрелище. Их доспехи и оружие ярко блистали на утреннем солнце. Кольчатые железные брони или стальные панцири из блях, шлемы с остроконечными верхушками, продолговатые щиты, окрашенные в красный цвет, тугие луки и колчаны со стрелами, острые копья, частью кривые булатные сабли, частью прямые составляли вооружение и снаряжение русских воинов. Над их рядами во множестве развевались знамена, или стяги, на высоких древках, а поднятые вверх копья имели подобие целого леса. Князья и воеводы отличались наиболее нарядными, большею частью позлащенными, доспехами, а также яркими, наброшенными поверх них плащами.
Из их среды особенно выделялся сам Димитрий Иоаннович. Это был высокий, плотный человек, с темной окладистой бородой и большими умными глазами, в полном расцвете своих сил: ему было едва тридцать лет от роду. Далеко был виден и его огромный алого цвета великокняжеский стяг с ликом Нерукотворного Спаса.
Расставшись с нежной супругой, Димитрий подъехал к войскам и громко сказал: «Братия моя милая, не пощадим живота своего за веру христианскую, за святые церкви и за землю Русскую!»
«Готовы сложить свои головы за веру Христову и за тебя, государь, великий князь!» – восторженно отвечали ему из рядов.
Во избежание тесноты и для достижения наибольшей быстроты рать двинулась к Коломне по трем дорогам. С войсками шло десять сурожан – русских купцов, хорошо знавших южные пути по степи, почему они и могли быть надежными проводниками, а также отыскивать и закупать по дороге продовольствие.
24 августа великий князь достиг Коломны; на другой день на Девичьем поле был произведен смотр войскам, которые, конечно, представились в самом блестящем виде. Их было свыше ста пятидесяти тысяч человек.
Надо думать, что здесь Димитрий окончательно убедился в измене Олега Рязанского.
Из Коломны рать наша, сопровождаемая благословением духовенства, двинулась дальше. Ввиду измены Олега Рязанского она была весьма искусно направлена по левому берегу Оки к устью реки Лопасни – у «четырех церквей», или «Сенькиной переправы». Направляясь сюда, Димитрий не только скрывал свое движение от Олега, прикрываясь Окой, но становился между ним, Ягайлой, подходившим к Одоеву, и Мамаем, бывшим на пути к устью реки Непрядвы. Таким образом, он мог рассчитывать, быстро двинувшись отсюда на татар, предупредить их соединение с другими двумя союзниками.
У устья Лопасни к рати Димитрия присоединились брат его, князь Владимир Андреевич, со своими войсками, собиравшимися в Серпухове, а также и большой воевода московский, или окольничий, Тимофей Вельяминов с остальными московскими полками. Собралась несметная рать, может быть, тысяч более двухсот.
От устья Лопасни, переправившись через Оку, рать эта направилась прямо к верхнему Дону, причем, проходя по Рязанской земле, настрого было приказано не обижать жителей – «ни один волос не тронуть». Очевидно, умный Димитрий отнюдь не желал разорять и раздражать население Рязанской земли, неповинное в измене своего князя.
Войска наши двигались, разделенные, по обычаю, на четыре полка. Главный, или великий, полк Димитрий оставил под личным своим начальством; в свой же полк он поместил и удалых князей Белозерских. Кроме собственной московской дружины, в этом главном полку находились местные воеводы, начальствовавшие следующими дружинами: коломенской – тысяцкий Николай Васильевич Вельяминов, владимирской – князь Роман Прозоровский, юрьевской – боярин Тимофей Валуевич, костромской – Иван Родионович Квашня и переяславской – Андрей Серкизович.
Полк правой руки, шедший по дорогам правее пути следования великого полка, вел брат Димитрия – князь Владимир Андреевич, которому были приданы и князья Ярославские; под Владимиром Андреевичем воеводами были бояре Данило Белоус и Константин Кононович, князья Феодор Елецкий, Юрий Мещерский и Андрей Муромский.