В свою очередь и он увековечил память убиенных на Куликовом поле героев установлением их поминовения на все времена, пока будет жить Русская земля, – в Димитриевскую субботу.
Димитрий Иоаннович Донской показал себя не только мудрым и великим правителем в деле собирания и подготовки сил для предстоявшей ему борьбы, но и одним из величайших полководцев – по тому необыкновенному искусству, с которым велись военные действия против Мамая. Вместе с тем он всецело оставался верным и заветам своих великих предков: действовать против врага смелым и стремительным наступлением, с полным напряжением всех сил, а в решительный день, отдав все распоряжения для боя, во главе своего войска первым кидаться в сечу.
Вместе с татарами победой на Куликовом поле Москва, в лице своего великого князя, победила старое княжеское разногласие и вражду из-за частных волостных выгод, при забвении надобностей, общих для всей Родины. На Куликовом поле народ узнал, что Москва есть истинное средоточие и сердце Русской земли, истинный защитник, сберегатель и устроитель земской тишины и независимости от соседних держав. В этом поведении Москвы и скрывалась истинная причина ее возвышения над всеми остальными княжествами, из которых сильнейшие, Тверь и Рязань, в глазах народа выступили одно – мятежником против общей тишины, а другое – изменником русскому делу. На Мамаевом побоище явились героями не сильные, высокомерные и честолюбивые князья, а слабые владетели мелких отчин, не искавшие себе владычества над землею, но помышлявшие только о службе Отечеству.
Но вместе с тем Куликовская битва, будучи величайшим русским торжеством, являлась, с другой стороны, и событием плачевным, великою жалостью. «Была на Руси радость великая, – говорит летописец, – но была и печаль большая по убитым от Мамая на Дону; оскудела совершенно вся земля Русская воеводами, и слугами, и всяким воинством, и от этого был страх большой по всей земле Русской».
Это оскудение дало татарам еще кратковременное торжество над своими победителями. Мамай, возвратившись в Орду, собрал опять большое войско, с тем чтобы идти на московского князя, но был остановлен другим врагом: на него напал хан Заяицкий Тохтамыш, потомок Чингисхана, и разбил его на берегах Калки, после чего Мамай бежал в Крым – в Кафу, где его убили генуэзцы.
Тохтамыш же завладел Золотой Ордой и послал известить об этом Димитрия Иоанновича и других русских князей. Послы нового хана были приняты с честью и отпущены с дарами; но дары – не дань, и эту разницу в отношениях, конечно, сразу понял Тохтамыш. В следующем, 1381 году он послал в Русскую землю нового своего посла Ахкозю с 700 татарами; но тот доехал только до Нижнего и затем не осмелился ехать в Москву, а побежал назад в Орду.
Тогда Тохтамыш решил рассеять страх, напавший на татар после Куликовской битвы. Он неожиданно велел пограбить русских гостей в Болгарах (Казани) и перехватить их суда, а сам пошел к Москве, соблюдая большую осторожность, чтобы напасть на нее внезапно. Эта скрытность и поспешность Тохтамыша лучше всего показывает перемену, произошедшую в татарах после Куликовской битвы; хан надеялся иметь успех, только напавши врасплох на русских.
Навстречу Тохтамышу нижегородский князь выслал своих двоих сыновей, чтобы умилостивить его дарами. Встретил его на своих границах и Олег Рязанский, прося не воевать его область, и указал брод на Оке, на пути к Москве.
Наконец, узнал и великий князь о новой грозе; он получил об этом вести от своих доброхотов, то есть тайных его слуг среди татар, живших в Орде и посылавших, конечно, за большие деньги, свои донесения о всем происходившем там.
Димитрий Иоаннович хотел было выйти навстречу Тохтамышу, но должен был убедиться, что вследствие страшного оскудения с земли нельзя скоро собрать новой рати; поэтому он отправился в Переяславль, а потом в Кострому – собирать полки, а защищать Москву, в которой после его отъезда поднялся было мятеж, он послал молодого литовского князя Остея, внука Ольгерда.
Мужественный Остей скоро успокоил народное волнение, укрепил кремль и стал в нем ожидать Тохтамыша, передовые отряды которого подошли к Москве 23 августа 1382 года.
Обскакав кремль, татары увидели, что все вокруг него было чисто, так как сами граждане пожгли все посады, не оставя ни одного тына или дерева, опасаясь устройства примета к стенам.
На следующий день прибыл сам Тохтамыш с войсками и немедленно начал осаду, причем татарские стрелы падали в город как дождь и убивали в нем множество народа.
Внутри кремля Остей усердно трудился над укреплением стен, но не сумел устранить одного обстоятельства. Привлеченная им для устройства и защиты оборонительных сооружений городская чернь работала отважно и усердно, но в то время, как добрые люди молились Богу день и ночь, часть толпы разбила княжеские и боярские погреба и упилась господскими медами допьяна.
Пьяным было море по колено, а потому, когда под городом появились татары, все встретили их не только храбро, но и с пьяным высокомерием стали браниться и, понося татарскую силу, кричали: «Не устрашимся поганых татар, город крепок, стены каменные, ворота железные». Однако и в пьяном виде народ исполнял свое дело в надлежащем порядке, обливая взбиравшихся по приставным лестницам татар кипятком, побивая их каменьями и стреляя в них из самострелов и из пушек, впервые появившихся у наших предков в это время. Один суконник, именем Адам со Спасских ворот, убил из самострела даже ордынского славного князя, любимца Тохтамыша, что привело последнего в великую печаль.
Три дня стояли татары под городом и не могли его взять. Тогда Тохтамыш решил прибегнуть к лести: он завел переговоры, говоря, что пришел воевать не с горожанами, а только наказать великого князя, и что если они сдадутся, то всем будет и мир и любовь. В этом уверяли москвичей, конечно, обманутые Тохтамышем, и шурины Димитрия Иоанновича, сыновья нижегородского князя, утверждая, что хан только хочет осмотреть город и удовольствуется небольшими дарами.
Наконец горожане поверили, отворили ворота, и лучшие люди с князем Остеем вышли с крестами и дарами. Но татары немедленно убили Остея; затем они подошли к воротам и начали безжалостно рубить духовенство; потом ворвались в кремль, побили или полонили всех жителей, разграбили церкви, взяли княжескую казну и имущество частных людей и пожгли великое множество книг, свезенных со всех сторон в кремль и сложенных до самых сводов в храмах.
Всех потерь нельзя было и счесть; мало сказать «тысячу тысяч», замечает летописец. Но, конечно, самая невознаградимая из этих потерь было сожжение книг в церквах, так как вместе с ними исчезли, несомненно, многие драгоценные сведения о нашей древней жизни.
Разоривши Москву, Тохтамыш распустил рать по всей Московской области для грабежа, но затем, сведав, что Владимир Андреевич Храбрый, получивший это прозвище за Куликовскую битву, стоял у Волоколамска, а Димитрий Иоаннович скопляет полки у Костромы, поспешил уйти домой, обремененный награбленным богатством и бесчисленным множеством пленных.
Вслед за этим Димитрий Донской приехал в свою опустошенную столицу и стал приводить ее в порядок после хозяйничанья татар; одних убитых было похоронено 24 тысячи человек.
Но москвичи скоро опомнились. Татары предательски взяли Москву 26 августа, а уже в сентябре великий князь пошел на Олега Рязанского, наказывать его за пособничество татарам; Олег бежал было в Литву, но затем Димитрий помирился с ним, причем по договору великий князь получил все места, взятые у татар, и в том числе город Тулу, Мордовскую область и Мещеру.
Тем не менее после Тохтамышева нашествия московскому князю пришлось снова признать себя данником Золотой Орды и при этом противодействовать в ней домогательствам прежних своих врагов, поднявших голову после сожжения Москвы; ими были князь Михаил Тверской, князь Борис Городецкий и даже брат его, тесть великого князя, князь Димитрий Нижегородский, который тоже стал искать милости Тохтамыша.
Ввиду этих обстоятельств Димитрий Иоаннович вынужден был отправиться в 1383 году в Орду со своим старшим сыном, одиннадцатилетним Василием, для противодействия вражеским проискам.
Тохтамыш был крайне польщен покорностью московского князя и оставил за ним великокняжеский ярлык, несмотря на все старания Михаила Тверского, но удержал при себе юного Василия Димитриевича, требуя за него окупа в восемь тысяч рублей, что тогда было не по силам Москве; только пробыв два года в Орде, Василию удалось в 1385 году спастись из нее бегством.
Вообще, первое время Москве приходилось очень трудно от непосильных поборов Тохтамыша. Скоро во Владимир пришел лютый посол, именем Адаш, за сбором дани, или царева запроса. «Тяжкая и великая дань была по всему княжеству Московскому: собирали с деревни, с двух-трех дворов по полтине; тогда же и золотом давали в Орду…» – говорит летописец.
Вместе с тем и Олег Рязанский, пользуясь затруднительными обстоятельствами Москвы, внезапно напал в 1385 году на Коломну и захватил ее; против него была направлена рать под начальством Владимира Андреевича Храброго, но безуспешно, причем было потеряно с московской стороны много воевод и бояр. Димитрий желал мира, но Олег на него не шел; наконец, по просьбе великого князя, к Олегу отправился святой Сергий.
Этот чудный старец много беседовал с Олегом о душевной пользе, о мире и любви и, конечно, о великой задаче всех русских людей и князей – собраться воедино под знаменем Москвы; он успел своими тихими и кроткими речами произвести на него необыкновенное впечатление: Олег переменил свою свирепость на кротость, утих, умилился душой и заключил вечный мир с Москвой, который действительно оказался вечным, причем он был скреплен и браком сына Олега на дочери Димитрия. Наконец, рязанский князь признал себя также и младшим братом князя Московского.
Покончив миролюбиво с Рязанью, великий князь нашел нужным привести в порядок и Господин Великий Новгород; мы уже видели, как дерзки были раз