Добрыня Никитич, сын дружинного боярина, кроме мужества и храбрости, в противоположность Илье Муромцу, отличался еще особым вежеством, умел говорить красиво и умно, и славно пел, с гуслями в руках, былины про старших богатырей. Затем он обладал еще необыкновенно благородным и глубоко христианским сердцем, что мы увидим, когда речь пойдет о его жене.
Третий славный богатырь, Алеша Попович, был опять совсем другой человек. Очень храбр, остер, умен и красен на язык, но зато хвастлив, завистлив и нетверд в своем слове. «Не возьмет силою, так возьмет лукавством», – говорил про него старый Илья Муромец.
Из этих трех богатырей Добрыня и Алеша были много моложе Ильи Муромца, но свою богатырскую службу они начали раньше его, так как Илья Муромец смолоду тридцать лет сидел сиднем вследствие болезни и не мог двинуть ни рукою, ни ногою. Будучи в таком беспомощном состоянии, Илья усердно молил Бога и просил исцелить его с тем, что он тогда убьет Соловья-разбойника, занявшего в лесах дорогу на Киев и творившего много зла проезжему народу. По этой молитве, во двор к его отцу зашли однажды прохожие старцы – калики перехожие; они исцелили его от болезни, дали вдобавок силу могучую и предсказали, что он в бою смерти своей не примет.
Обрадованный, Илья сел тотчас же на коня и отправился на Соловья-разбойника, которого взял в полон и привязал себе к седлу, после многих, чисто сказочных, приключений. С привязанным Соловьем Илья отправился прямо в стольный град Киев, где, отстояв обедню, предстал пред ясные очи самого князя Владимира Красно Солнышко, в гриднице у которого шел в это время, как всегда по воскресным дням, пир горой. Владимир, по своему обычаю, ласково встретил прибывшего витязя и спросил его, откуда он и чем занимается. Илья Муромец ответил, что приехал прямой дорогой в Киев и поспел к поздней обедне. На это Алеша Попович сказал Владимиру:
«Гой ты, ласковое солнышко, Владимир-князь!
Во глазах детина завирается,
Во глазах над нами насмехается!
Уж ему ли, деревенщине, проехати
Прямохожею дорожкой, прямоезжею?
Во лесах во Брынских грязь топучая.
Вор сидит на трех дубах да на семи суках,
Соловей-разбойник, сын Рахманович,
Как засвищет он по-соловьиному,
Зашипит, разбойник, по-змеиному,
Закричит, собака, по-звериному –
Все-то травушки-муравы уплетаются,
Все лазоревы цветочки отсыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей, то все мертвы лежат».
Говорит удалый Илья Муромец:
«Гой ты, Солнышко Владимир стольнокиевский!
Соловей-разбойник на твоем дворе:
Выбил я ему злодею правый глаз,
Приковал его ко стремечку булатному».
После этого князь с княгиней и все богатыри сошли на двор смотреть Соловья-разбойника, который так всех насмерть напугал своим страшным свистом и шипением, что Илья Муромец вывел его в поле и убил стрелой. Когда Илья вернулся после этого в гридницу, то Владимир держал ему такую речь:
«Благодарствуешь, удалый Илья Муромец,
Что избавил нас от смерти от напрасные!
Нареку тебе я имечко по-новому:
Будь ты первый богатырь во Киеве,
Старый Илья Муромец, да сын Иванович,
Да живи у нас во стольном Киеве,
Век живи отныне до веку!»
И пошли они к обеду княженецкому.
Говорит Владимир стольнокиевский:
«Гой еси ты, первый богатырь наш киевский,
Старый Илья Муромец, да сын Иванович!
Жалую тебя тремя местами я:
Первое место – в ряд со мной садись,
Друго место – в ряд с княгинею,
Третье место – куда сам захошь».
Заходил Илья с оконничка,
Пожал всех князей да бояров,
Сильныих, могучиих богатырей:
Очутился против самого Владимира.
Смелому Алеше за беду пало,
Взял Алеша со стола булатный нож
Кинул во Илью во Муромца;
На лету поймал Илья булатный нож
Да воткнул его в дубовый стол.
Говорит Илье Добрынюшка Никитич млад:
«Гой ты, первый богатырь наш киевский,
Старый Илья Муромец Иванович!
Держим все мы на тебя надежду крепкую:
Уж прими-ка ты меня, Добрынюшку,
А со мной и моего ли братца меньшого,
Смелого Алешеньку Поповича,
Во свои во братья во крестовые;
Будешь ты, Илья, нам братцем большиим,
Я, Добрыня, буду братцем средниим,
А Алеша – братцем меньшиим».
Говорит ему Алешенька Попович млад:
«Во своем ли ты уме, Добрынюшка,
Во своем ли, братец мой, во разуме?
Сам из роду ты, Добрыня, из боярского,
Я, Алешенька, из старого поповского,
А ему никто не знает роду-племени,
Принесло его невесть откудова,
Назвался крестьянским сыном из-под Мурома,
Да чудит у нас во Киеве, юродствует».
Был тут славный богатырь Самсон Самойлович,
Говорит Илье Самсон Самойлович:
«Гой ты, мой возлюбленный племянничек,
Первый богатырь наш Илья Муромец!
На Алешку больно ты не гневайся:
Роду он поповского, захлыщева,
И каков он трезв, таков и пьян,
Лучше всех бранится, лучше ссорится!»
Говорит Алешенька Попович млад:
«Ай ты, дядюшка Самсон Самойлович!
Не во гнев же и тебе будь сказано:
Сам доселе слыл ты старшиим богатырем,
А теперь кого в племянники пожаловал,
Над собою набольшим кого признал?
Деревеньщину, засельщину!»
Говорит Самсон Самойлович:
«Ай же ты, Добрынюшка Никитич млад:
Ты горазд играть во гусельцы звончатые,
Петь про времена про стародавние…
Спой Алеше на послушанье старинушку
Про того про деревенского богатыря,
Про Микулу Селянинова».
Добрыня взял после этого гусли и спел в поучение зазнавшемуся Алеше былину про славного Микулу Селяниновича и про встречу его с Вольгой Всеславьевичем, уже рассказанную нами, когда вся Вольгина дружина не могла поднять Микулиной сохи.
Как замолкнул молодой Добрынюшка,
Воспроговорил Владимир стольнокиевский:
«Ай ты, славный загусельщик наш Добрынюшка!
Пил допрежь ты чарочку заздравную,
А теперь повыпей-ка забавную,
Во-первых, за то, что распотешил нас,
Во-вторых, за то, что ко стыду привел
Смелого Алешеньку Поповича»;
Во скамье сидит Алешка, не сворохнется,
Утопил глаза завидливы в дубовый стол.
После этой речи Владимира Добрыня выпил чару зелена вина, а один из богатырей, Бермята Васильевич, стал упрекать Добрыню, что в своей песне про Микулу Селяниновича он забыл сказать про трех его славных дочек:
«Поленицы молодые все, удалые,
Все в родителя и силою, и мудростью;
Старша – Василиса, дочь Микулична,
Средняя – Мария, дочь Микулична,
И меньша – Настасья, дочь Микулична».
К Бермяте Васильевичу присоединился и Алеша Попович и начал выговаривать Добрыне:
«Ай ты, славный загусельщик наш Добрынюшка!
Полениц удалых и забыл как раз!
Ты поди-ка, сослужи-ка Богу молебен,
Что Микула твой уже преставился:
За твою за память молодецкую
Наградил бы он тебя из рук своих
Теми же грошами подорожными –
Шелепугой подорожною.
Хоть и живы дочери Микулины,
Да вот та, что поумнее, старшая,
Василиса, дочь Микулична,
За Ставра Годинова замуж пошла,
Во Чернигове за муженьком живет,
На печи лежит да калачи жует;
Всех сумела здесь продать да выкупить,
А Владимира-то князя и с ума свела;
И тебя не обошла бы благодарностью.
Но вот сестры у нее еще на выданье,
Обе поленицы же удалые,
Во раздольице чистом поле поликуют;
Вы седлайте-ка скорей добрых коней,
Ты, Добрыня, со своим со братцем большиим,
С первым ли богатырем Ильею Муромцем,
Выезжайте во раздольице чисто поле,
Во чистом поле порыскайте, покликайте,
Может, выкличете полениц удалых;
Тут побить их во бою вам, добрым молодцам,
Уже дело не великое – последнее;
А кто поленицу во бою побьет,
За того ведь и замуж идет.
Прямо в церковь Божью ко злату венцу,
От венца честным пирком да и за свадебку!
Только буде, как Ставра Годинова,
Приберут вас ко белым рукам –
Не взыщите, братцы, не прогневайтесь!»
Илья Муромец отказывается ехать воевать полениц, говоря, что «старому жениться – не ко младости». Но Алеша не унимается и настаивает, чтобы Илья и Добрыня ехали бы воевать с дочерьми Микулы Селяниновича.
Тогда Добрыня говорит ему следующее:
«Ай же смелый ты, Алешенька Попович млад!
Любо всякому могучему богатырю
По чисту полю порыскать, пополяковать,
Силой с супротивником помериться,
А с неверным за Святую Русь
Прозакладывать и буйную голову,
Простоять хоть век свой на заставушке
За сирот, за вдов да за бедных людей.
Да не честь же, не хвала богатырю,
Для ради утехи молодецкие,
Проливать безвинну человечью кровь,
Обездоливать семейку богатырскую,
Молоду жену да малых детушек.
А мужик Микула Селянинович
И не тянется за славой за богатырскоей:
Он проходит в поле век за сошкою,
С края в край распахивает землю-матушку,
Напасает хлебушка на всю Святую Русь –
И на нас с тобой, могучих богатырей;
Всю земную тягу, во поту лицу,
Носит он, кормилец, на плечах мужицкиих,
А земную тягу на плечах носить
Не под силу и сильнейшему богатырю».
После этого, видя усмешку Алеши, Добрыня берет гусли и начинает петь былину про то, как оба старших богатыря – Святогор и Микула встретились, и при этой встрече силач Святогор никак не мог поднять малой сумочки Микулиной, в которой вся земная тяга была понагружена. При этом Добрыня закончил свою былину так: Святогор, силясь поднять сумочку, так и увяз в землю, на которой она лежала, и тут же и отдал богу душу. Бермята же Васильевич опять поправил Добрыню и сказал, что Святогор живет теперь на Святых горах.