Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля — страница 49 из 128

Так, этому чародею, по словам предания, удалось только дотронуться копьем до золотого стола Киевского и, «обернувшись волком, побежал он ночью из Белгорода, закутанный в серую мглу».

Положение киевлян, оставшихся без князя, было ужасное. Они собрались на вече и решили послать к Святославу и Всеволоду с таким словом: «Мы дурно сделали, изгнав своего князя, и вот он ведет на нас Польскую землю. Придите же в город отца вашего. Если же не хотите, то нам нечего больше делать: зажжем город и уйдем в Греческую землю». Святослав тотчас же ответил им: «Мы пошлем к брату; если пойдет с ляхами губить вас, то мы пойдем против него ратью, не дадим изгубить отцовского города; если же хочет прийти с миром, то пусть приходит с малою дружиною».

Киевляне успокоились, а Святослав и Всеволод послали сказать Изяславу: «Всеслав бежал; так не води ляхов к Киеву… если же не перестанешь гневаться и захочешь погубить город, то знай, что нам жаль отцовского стола».

Изяслав послушался братьев и повел с собой только Болеслава с небольшим отрядом поляков, а вперед послал в Киев сына своего Мстислава. Этот Мстислав был человек жестокий; войдя в город, он приказал избить, а частью ослепить тех, которые освободили Всеслава из поруба (всего около семидесяти человек).

Вслед за тем прибыл в Киев и Изяслав с Болеславом и сел на своем прежнем столе; что же касается пришедших поляков, то их распустили на покорм по волостям, причем вскоре они подверглись совершенно той же участи, как и их предки, приходившие с Болеславом Храбрым по зову Святополка Окаянного, а именно: поляки всюду стали держать себя крайне вызывающе и нагло, и всюду же жители стали их тайно избивать; видя это, Болеслав с остатками своего воинства поспешил вернуться в Польшу.

Севши в Киеве, Изяслав тотчас же собрался против Всеслава, двинулся с ратью к Полоцку, изгнал его оттуда и посадил своего старшего сына Мстислава; когда же тот вскоре умер, то следующего – Святополка.

Конечно, Всеслав, изгнанный из своей волости, не думал прекращать борьбы с Изяславом. Он собрал огромные толпы финского племени водь и подошел с ними к Новгороду.

Новгородцы, хорошо помня его недавний набег, закончившийся уводом в полон многих жителей и снятием колоколов и паникадил со Святой Софии, мужественно выступили против него под начальством Глеба Святославовича, пересевшего в Новгород из Тмутаракани, и жестокая сеча произошла под самыми стенами города. В сече этой пало множество води, а сам Всеслав попал в руки защитников города.

Доблестные новгородцы проявили по отношению к Всеславу свое исконное величие духа.

Видя впервые в своих руках пленником князя из Рюрикова дома, богатыря по мужеству, знаменитого своим умом, но преследуемого судьбой, вследствие несправедливости его дядей, новгородцы забыли ему недавние свои обиды и отпустили его ради Бога, взявши, разумеется, клятву, что он не будет на них больше нападать, и отобравши у него крест князя Владимира Ярославовича, который был захвачен Всеславом во время первого его набега на Новгород.

Получив таким образом свободу, Всеслав продолжал с прежней неутомимостью бороться с Изяславом; несмотря на испытанные поражения, он не переставал пользоваться славою мудрого и храброго князя, и богатыри стекались к нему со всех сторон. Быстро собрав новую дружину, Всеслав двинулся к Полоцку и изгнал из него Святополка; тогда Изяслав выслал против него своего третьего сына Ярополка, которому удалось одержать верх над Всеславом; однако эта победа Ярополка была далеко не полная, и Всеслав удержал свой стол в Полоцке.

Убедившись в крайней трудности вести борьбу с Всеславом, Изя слав решил наконец вступить с ним в переговоры. Но переговоры эти не были доведены до конца и прервались самым неожиданным образом для великого князя.

Вот что произошло.

После вступления Изяслава в Киев с поляками дружба между тремя братьями Ярославовичами, казалось, была по-прежнему неразрывной, а киевляне, по-видимому, окончательно примирились со своим князем. Особенно ярко сказалась эта дружба братьев и примирение Изяслава с киевлянами 2 мая 1071 года, когда последовало перенесение мощей святых Бориса и Глеба в новую церковь, сооруженную в городе Вышгороде. Оно было совершено с чрезвычайною торжественностью, в присутствии многочисленного духовенства, бояр и народа. Когда открыли деревянную раку, в которой покоились мощи святого Бориса, чтобы переложить их в каменную, то вся церковь наполнилась благоуханием; при этом митрополит Георгий, родом грек, присланный из Царьграда на место почившего митрополита Иллариона и худо веривший до сих пор святости братьев-мучеников, пал объятый ужасом ниц, моля святых угодников простить ему неверие. Это, разумеется, произвело самое радостное впечатление на князей и на весь народ. Затем была открыта каменная рака князя Глеба, и митрополит благословил рукой святого отрока присутствующих князей. После духовного торжества последовала раздача богатой милостыни всем бедным, а потом большой веселый пир; все разошлись с него, по-видимому, в самых дружеских отношениях.

Однако вскоре, как повествует летописец, «дьявол воздвигнул распрю между братьями». Причины этой распри были следующие: киевляне, конечно, не могли искренно любить Изяслава и забыть те жестокости и казни, которым подверглись некоторые из них по возвращении его в город с поляками. При этом невольно добрые чувства киевлян переносились на Святослава, который первый откликнулся на их просьбу о заступничестве перед Изяславом, после бегства Всеслава из Белгорода, и который сумел при помощи небольшой дружины наголову разбить половцев на реке Снов и на время очистил от них Русь. Затем у Святослава же в Чернигове постоянно находили приют те киевляне, которые преследовались Изяславом за добрые отношения со Всеславом; в числе их одно время был и святой Антоний, основатель Киево-Печерской обители.

Со своей стороны не мог не видеть и умный Святослав, что киевляне склонны гораздо более к нему, чем к Изяславу; не могла не заботить также Святослава и мысль о том, что он не переживет брата и не достигнет Киевского стола, так как он был только немногим моложе Изяслава и при этом постоянно хворал какими-то опухолями по всему телу, от которых впоследствии и умер; при этом, конечно, Святослав беспокоился главным образом о своих детях, которым грозило выключение из очередного порядка и бедственная участь изгоев в случае смерти отца до достижения им Киевского стола.

Все эти соображения явились настолько сильным искушением для Святослава, что он решился наконец, несмотря на свою глубокую набожность, лишить старшего брата Киевского стола и самому сесть на его место.

Благоприятным предлогом для этого явились упомянутые выше переговоры о мире со Всеславом Полоцким, которые Изяслав начал один, не сговорившись предварительно с братьями; это, конечно, должно было возбудить их неудовольствие и послужить поводом ко всякого рода подозрениям.

Пользуясь этим, Святослав стал убеждать брата Всеволода, человека обширного образования, но простодушного, что «Изяслав сносится со Всеславом на наше лихо; если не предупредить его, то прогонит он нас». Всеволод поддался на это, и затем оба брата ополчились на старшего.

Тогда Изяслав, не рассчитывая на преданность киевлян, без борьбы уступил братьям город и отправился с сыновьями опять в Польшу. На этот раз он успел взять с собою много своего именья, говоря «с золотом найду войско», позабыв, очевидно, что дед его святой Владимир говорил как раз обратное: «Серебром и золотом не соберу дружины, а дружиною сыщу и серебро, и золото». После его отъезда Святослав сел в Киеве.

Болеслав и поляки с великой охотой приняли богатые дары Изяслава, но на этот раз помощи ему не оказали никакой и даже попросили оставить пределы Польши, так как Болеслав не желал в это время ссориться со Святославом и Всеволодом и сам ожидал от них помощи против чехов, с которыми вел борьбу.

Тогда несчастный Изяслав отправился просить заступничества к немецкому императору Генриху Четвертому. Этот молодой государь находился сам в чрезвычайно затруднительном положении, так как ему предстояла тяжелая борьба с подвластными ему немецкими князьями и римским папою. Поэтому он с радостью принял множество драгоценных золотых и серебряных сосудов и редчайших мехов от Изяслава, но мог оказать ему свое содействие только на словах, а именно он отправил к Святославу своих послов и просил возвратить Киевский стол старшему брату.

Немецкие послы были приняты весьма ласково Святославом, поражались богатствами, собранными в Киеве, и вернулись к Генриху Четвертому с богатейшими дарами. «Никогда, – писал их летописец, – не видели мы столько золота и серебра и богатых тканей». На этом и закончилось заступничество Генриха за Изяслава.

Тогда Изяслав решился обратиться к римскому папе Григорию Седьмому, необычайно гордому и властному человеку, стремившемуся к тому, чтобы стать главой всех тогдашних властителей Европы, то есть сделаться, так сказать, царем царей.

Папа Григорий также получил, без сомнения, богатейшие дары от Изяслава; он милостиво обещал ему свое заступничество, ожидая при этом, что вместе с Изяславом и вся Русь переменит православие на латинство; в мае 1075 года Григорий Седьмой отправил два послания: одно к Святославу о том, что он принимает Русскую землю под свое высокое покровительство и утверждает на великом княжении Изяслава, а другое к Болеславу, чтобы тот вернул богатые дары и золото, полученные им и поляками от Изяслава.

Послания эти тоже не имели никаких последствий. В следующем, 1076 году Святослав и Всеволод выслали Болеславу на помощь против чехов вспомогательное войско, под начальством своих старших сыновей, молодых князей Олега Святославовича и Владимира Всеволодовича Мономаха, прозванного последним именем в честь деда по матери, греческого царя Константина Мономаха. Известие о движении русской вспомогательной рати заставило чехов поспешить просить Болеслава о мире, который они и получили от него за тысячу гривен серебра, после чего Болеслав известил об этом Олега и Владимира, прося их возвратиться назад. Но по понятиям того времени, раз выступив в поход – возвратиться из него ни с чем считалось бесчестьем, а потому наши молодые князья ответили Болеславу, что они не могут без стыда отцам своим и земле возвратиться назад, ничего не сделавши, и двинулись вперед, чтобы «взять свою часть». После четырех месяцев хождения по Чешской земле князь Чешский запросил и их о мире и также заплатил за него тысячу гривен серебра.